Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 63 из 110

Командование почесало в затылке, и назначило бесталанного лейтенанта освобожденным секретарем комитета комсомола части. Тут уже аккуратность и исполнительность перестали наталкиваться на сопротивление среды, и дела комсомольские, несколько запущенные его предшественником, обрели образцовый порядок. Ленинские субботники, комсомольские собрания на базе и в экипажах Проводились своевременно и на высоком уровне, взносы поступали без задержек, документация велась без изъяна, была отремонтирована и обновлена Ленинская комната. Через полгода Рафалович носил в кармане серую книжицу с профилем Ильича — билет кандидата в члены КПСС. Видимо, его карьера и дальше шла бы по проверенному пути партполитработы, если бы не случай.

В части ждали .высокую комиссию из Москвы, возглавляемую лично Главным инспектором ВМФ вице-адмиралом Громобоевым. Командир в экстренном порядке созвал совещание. Поскольку комиссии вменялось в обязанность провести всестороннюю проверку, были вызваны все офицеры и даже мичмана, отвечающие за конкретные участки работы, в том числе и комсомольский лидер Рафалович.

Речь шла о многом, в том числе, конечно, и о том, как оказать высоким гостям достойный прием. В этом вопросе основная роль отводилась интенданту, морскому майору Чеботарю. Товарищ майор бодро зачитал список мероприятий, после чего перешел к подробностям. Присутствовавшие, уставшие от речей друг друга, слушали майора невнимательно, и лишь перед лейтенантом Рафаловичем лежал раскрытый блокнот, в котором он время от времени что-то чирикал.

— Так, товарищи, есть вопросы к товарищу Чеботарю? Нет...

И тут неожиданно для всех поднялся Рафалович.

— Разрешите, товарищ капитан первого ранга? Командир недоуменно посмотрел на главного комсомольца.

— Пожалуйста.

— Вот вы, товарищ майор, перечисляя довольствие, отведенное на прием комиссии, упомянули коньяк армянский и водку «столичную»...

— Ну и?

— Простите, эта продукция будет местного разлива?

— Разумеется. А в чем дело?

— Видите ли, от этой продукции у нас не только дембеля, но и представители командного состава имеют неприятности... Считаю, что для приема комиссии такого высокого уровня это будет... несолидно.

— А ты что предлагаешь? — грубо спросил майор.

— Я, товарищ майор, предлагаю обратиться в хорошо всем нам известную «Арктику». По имеющимся у меня сведениям, Аллавердыев получил партию настоящего шотландского виски и коньяка из самого Еревана. Оптом он согласен отдать без наценки.

— А где я возьму средства? — с ударением на последний слог спросил майор. — Ты, что ли, из своего кармана вынешь? У меня на эти виски ассигнований не предусмотрено.

— Никаких ассигнований и не надо, — выдерживая сердитый взгляд майора, ответил Рафалович. — Опять же, по моим сведениям, нами, точнее вами, получен вагон гречневой крупы. Аллавердыев согласен взять крупой, я выяснял.





Майор стал похож на накаленный утюг.

— И по какой же статье мне крупу списывать прикажете? — осведомился он настолько ядовито-презрительным тоном, что всем присутствующим стало ясно, что уж сейчас-то наглый лейтенантишка взбзднет и ссыплется по трапу, как та гречка.

Но лейтенант и не думал ссыпаться. Глядя прямо в глаза Чеботарю, он отчеканил:

— По статье «мыши», товарищ майор!

Эта фраза определила его дальнейшую службу. Московскую комиссию приняли с учетом рекомендации Рафаловича, и по итогам инспекции часть получила оценку «отлично». Через месяц Рафалович с блеском провел отчетно-перевыборное собрание, передал дела новому секретарю главстаршине Старкову и вступил в неофициальную должность «командира мышиного отделения», формально продолжая числиться инженер-лейтенантом береговой службы. Настоящие его обязанности начинались там, где кончались возможности официальных каналов снабжения, забота о функционировании которых лежала в ведении майора Че-ботаря, и начиналась «местная инициатива». Ее-то, эту инициативу, олицетворял и воплощал всем на радость лейтенант Рафалович. В положенный срок он получил очередное звание и корочки члена КПСС. Дорога была найдена, перспективы вырисовывались если и не блестящие с точки зрения чинов и званий, зато вполне стабильные и комфортные со всех остальных точек зрения.

Строевые офицеры, обычно не жалующие интендантов и политруков, скоро зауважали Ефимыча и за его специфический дар достать что угодно — от заграничных презервативов с усиками до отечественного, но люто дефицитного лекарства для больного ребенка, — и за то, что во всех внеслужебных делах он, неожиданно для всех, оказался на высоте. Лучший преферансист всего Североморска, в дружеских попойках способный уложить под стол самых бывалых выпивох и не имеющий себе равных по части прекрасного пола — последнее испытали на себе как вольнонаемные служащие части, так и представительницы гражданского населения. Ублажив в один незабываемый веселый вечер трех дам кряду, Леня молниеносно миновал то состояние, когда кто-либо из местных дочерей Евы мог предъявить на него особые права. Наоборот, женщины мерились правами на него между собой и гордились одержанными победами. Не вкусили от воистину библейских чресл Рафаловича только жены моряков — они были для него строжайшим табу, и про это знали все его сослуживцы. Можно было ревновать жен к кому угодно, только не к «мышиному командиру» . Имелось у него и еще одно немаловажное достоинство: будучи холостым, бережливым, имеющим неплохой приварок от преферанса и, как подозревали, от своих деловых предприятий, он не жмотился и всегда был готов выручить до получки поиздержавшегося товарища. Он ничего не записывал и никогда не напоминал о долгах, но все знали, что просить у него взаймы, не рассчитавшись с прежним долгом, бесполезно. Цифры, сроки и имена он помнил железно...

— Слушайте, вы будете чек выбивать или думать свои мысли? — услышал Леня исполненный боевого задора голосок. — Вы уже Барух Спиноза или пока еще Леня Рафалович?

В полном ошеломлении Рафалович взглянул в окошко кассы, возле которого незаметно для себя оказался. Круглое личико с капризными губами, коровьи глаза, волосы жесткие и курчавые, как у негритянки, пикантно вздернутый носик — где-то он это определенно видел. Но где? В части, в городе? При каких обстоятельствах? Амурных дел с ней у него не было, это точно. В таких вопросах память его не подводила. Жена или подруга кого-то из многочисленных знакомых? Контакт по линии гешефтов? Нет. Точно нет. Здесь он тем более мог положиться на свою безотказную память. Тогда откуда же эта кассирша его знает?..

— И долго вы будете на меня пялиться, как старый поц на новую метелку? Выбивайте свой коньяк и не задерживаете очередь!

Леня заплатил, получил чек и сдачу, пошел в отдел, затоварился коньяком и шампанским, вернулся к кассе. Все это он делал автоматически — мысли его были погружены в решение новой задачи. Во-первых, нехорошо, когда тебя знает кто-то, кого не знаешь ты, во-вторых, нельзя допускать провалов в памяти, особенно если это связано с людьми, в-третьих... было в этой бойкой пухлой особе что-то такое... родное, знакомое. Он застыл сбоку от окошечка, не сводя глаз с кассирши и вспоминая, вспоминая...

Очередь, накопившаяся за время перерыва в работе кассы, быстро рассосалась. Освободившаяся кассирша подперла щеку ладонью и выразительно посмотрела на Рафаловича.

— Нет, он себе думает, что попал в Эрмитаж, — заметила она, как бы апеллируя к невидимой публике.

— Стоп! — воскликнул Рафалович. — Я вспомнил. Вы учились со мной в одной школе, в Ленинграде. Только я был в одном классе с Ником Захаржевским, а вы — с его сестрой, Таней. И зовут вас Лиля... Ясновская, кажется.

— Ясногородская, — поправила кассирша.

Лиля Ясногородская. Когда Леня заканчивал школу, она была нелепой и прыщавой толстухой с визгливым ломким голосом. Он бы никогда не запомнил ее, если бы не еще одна встреча. Уже будучи курсантом, Леня узнал, что в город на несколько дней приехал из Москвы Ник. Он отправился в гости к другу и нежданно-негаданно оказался на дне рождения его сестренки, рыжей красотки Тани. Было весело, шумно, шампанское лилось рекой. Леня с Ником решили остаться побалдеть с молодежью. Была там и Лиля, вся в золоте и фирменной джинсе. В ней начало уже проявляться нечто женственное, и Леня мимоходом заинтересовался. Он танцевал с ней, проводил до дому, даже, кажется, целовался в парадной. После этого они не встречались. Позже он узнал, что у нее в семье произошла непонятная и неприятная история... Будто бы у них ограбили квартиру, а потом дело обернулось таким образом, что под суд попала мать Лили, имущество конфисковали, а сама она, даже не закончив десятый класс, была вынуждена уехать к родственникам на Север. И вот теперь, после стольких лет...