Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 26 из 110



— И все равно хочется. Хоть бы краешком глаза взглянуть, как оно там...

— Хочется, — согласился Ник, снял с себя куртку и накинул на плечи Тане.

— Эй, ты что? — удивилась она.

— Прохладно становится, а свитерок у тебя тоненький.

— А ты как же?

— У меня кровь горячая... Как Полярную звезду найти, знаешь?

— Нет.

— Смотри сюда. Ковш Большой Медведицы видишь? Отсчитай четвертую. И от нее вон туда. Та, одинокая, и есть Полярная звезда. Весь звездный купол вращается, меняет положение, а она нет. Всегда указывает на север.

— Какая невзрачная! Мне всегда казалось, что Полярная звезда должна быть яркая, большая...

Послышалось пение, хруст веток, шаги. На полянку выкатились Иван и Огнев. Пел Огнев. У него был мелодичный, но несколько дрожащий высокий тенор. Песня была иностранная, красивая, Тане незнакомая. Иван топал стороне. Потом, отклонившись от курса, молча остановился у краснеющих угольев исчез в темноте. Огнев допел последний куплет и поклонился.

Ник и Таня захлопали в ладоши.

— Нравится? — самодовольно спросил Огнев.

— Очень, — призналась Таня.

— Это «Джованеза», любимая песня итальянских фашистов.

Таня промолчала.

— У них много прекрасных песен, — сказал Огнев. — Я их собираю. И другую их символику тоже.

— Юрочка, в другой раз расскажешь, давай лучше картошечки, — предложил Ник.

— Дуче Муссолини был великий человек! — крикнул Огнев. — Величайший лидер двадцатого века, непонятый при жизни и оболганный после мученической смерти!

Только тут Таня поняла, что известный артист в стельку пьян. А Иван, что же тогда Иван? Таня встревожилась не на шутку и пошла разыскивать мужа. Он оказался совсем недалеко — стоял, согнувшись, обнимая толстый ствол дерева, и смачно травил прямо на свои спортивные тапочки.

Ей захотелось подойти, врезать ему хорошенько, а потом схватить за грудки и отволочь домой. Потом расхотелось. Эта волшебная летняя ночь, осиянная вечным светом звезд, — и черная, скрюченная, содрогающаяся, издающая утробные звуки фигура. Обитатель Солнечной системы. Представитель человечества. Ее муж. Сволочь поганая.

Таня отвернулась и поднялась на полянку, где снова горел костер. Огнев угомонился и тупо жевал печеную картошку, пачкая лицо золой. Ник стоял рядом и ловко жонглировал тремя картофелинами. Ему хватало света костра и звезд.

Одновременно тренировка и охлаждение продуктов, — пояснил он, не прекращая своего занятия. — Нашла благоверного?

— Нашла. Зря ты снова костер запалил. Домой пора.

—Ничего, это сухой ельник, сучья. Мигом прогорит. Сядь-ка, поешь картошечки.

А, поешь картошечки.

Он кинул ей картофелину, остальные поймал в ладонь и сел рядом с Таней, пододвинув развернутый пакет с солью.

— Не жжется? — спросил он.

— Нет, — ответила Таня, разламывая картофелину — И пропеклась отлично, в самый раз.

Пока доели картошку, костер прогорел. Таня поднялась.

— Пошли. Поздно уже.

— Так поздно, что даже рано, — неожиданно изрек Огнев и тоже поднялся, почти не пошатываясь. — Пошли красавица.

— Стойте, — сказал Ник. — А где Вано?

— А там! — Таня махнула в сторону кустов. — Закуску показывает. Проблюется — сам придет, дорогу знает.



— Танечка, может, не стоит так-то уж? — Ник без улыбки заглянул ей в глаза.

— А как стоит, как?! Ох-х, надоело все! — Она бросилась вниз с горушки, споткнулась о кочку, упала. Ник кинулся вслед за ней, наклонился, подал руку. Она подняла лицо. В темноте было не видно слез.

— Извини, — сказала она, опираясь на руку Ника. — Я сорвалась. Пойдем, возьмем Ивана. Поможешь его довести.

— Сама-то не ушиблась?

— Вроде нет.

Домой они двигались следующим порядком: Таня и Ник шли в шеренгу. Иван болтался между ними, волоча ноги. Одна его рука покоилась на плече Тани, другая — на плече Ника. Шествие замыкал Огнев, который то и дело спотыкался и шепотом матерился.

Сестры, вставшие, как всегда, на рассвете, пили чай перед началом трудового дня. За перегородкой храпел Иван. В горницу на цыпочках прошел Огнев и остановился в двух шагах от стола.

— Юра, садитесь с нами, — предложила Таня. Огнев остался стоять.

— Таня, — тихо произнес он. — Я пришел сказать, что мне неловко и стыдно за мое вчерашнее поведение. Мне уже здорово досталось от Никиты. Я сам ничего не помню, но он сказал, что я пытался петь, говорил какие-то недостойные речи...

Пели Вы хорошо, — сказала Таня, — а вот речи были действительно того...

Огнев смущенно опустил глаза.

—Да вы садитесь, садитесь.

Он скромно присел на краешек стула, принял протянутую ему чашку чая, взял сушку.

— Я вот думаю на озеро сходить, освежиться, — допив чай сказал он. — Составите компанию?

— Лизавете на работу надо, к цыплятам своим, а я, если хотите, попозже подойду. Задам только скотине корму...

Часа через полтора, вернувшись с озера, они еще с крыльца услышали в доме шум, возню, вскрики. Обменявшись недоуменными взглядами, они вбежали в горницу и увидели дикую сцену: Никита и Иван катались по полу, вцепившись друг в друга. Свободной рукой Ник с короткого размаха молотил Ивана по ребрам. Тот орал. На столе лежал раскрытый Иванов дипломат. Рядом валялись разбросанные листки бумаги.

Таня, не задумываясь, кинулась к дерущимся. Огнев застыл у дверей.

— Вы что, белены объелись! — кричала она, схватив и того, и другого за волосы и стараясь растащить их. — Ну-ка прекратите сейчас же! s

Они продолжали тузить друг друга. — Ах так! — крикнула Таня и с размаху ударила ногой в живот сначала Ника, потом Ивана.

Оба отвалились в разные стороны и сидели на полу, Держась за животы, хватая воздух и ошалело глядя на 1аню. Тут, запоздало прореагировав, к Ивану подлетел "гнев и занес руку для удара. Таня с такой силой перехватила его руку, что он не удержался на ногах и повалился прямо на Никиту.

— Так и убить можно... — простонал Иван.

— Сударыня, с вами шутки плохи, — сказал Ник, трудом выбираясь из-под Огнева.

— Объясните, что тут происходит! — потребовала Таня

— Он первый начал! — капризно заявил Иван вставая.

— Фигушки! — потирая живот, Ник поднял лежащий стул и уселся. — Я сижу здесь спокойно, читаю, и вдруг этот псих без всякого предупреждения кидается на мена и начинает метелить, как боксерскую грушу...

— Читал он! — завопил Иван. — Ты, жопа, расскажи что именно ты читал!

Он вскочил с пола и рванулся было к Нику, но, перехватив решительный взгляд Тани, остановился и встал тяжело дыша и уничтожая Ника глазами.

— Тебе, любезный, еще повезло, что я не успел принять боевую стойку, — сказал Ник уже намного спокойнее. — Иначе твоим родственникам пришлось бы гробик заказывать... Он напал на меня, сидячего, сзади. А в честном поединке от него осталось бы мокрое место, — пояснил он Тане и Огневу.

— Не тебе бы о честности говорить, пидор сраный! — заорал Иван.

Глаза Ника потемнели.

— За пидора получишь, — пообещал он и, с видимым усилием овладев собой, продолжил: — Короче, просыпаюсь я в полном одиночестве, совершаю утренний туалет и захожу сюда в соображении чего пожрать и выпить кофеечку. Ну, пожрать я нахожу на столе, а вот кофейку не вижу. Не знаю, водится он у вас в хозяйстве или нет, зато отчетливо помню, что в моей сумке завалялась баночка бразильского. Все бы хорошо, да вот незадача — начисто не помню, куда запрятали мою сумку. Начинаю розыски, открываю шкаф, который у вас в сенях. И вот она, моя сумочка, на нижней полке. А рядом с ней — этот самый Ванечкин дипломат, улыбается мне зазывно, будто говорит: «Открой меня, родной!» Ну, я не удержался и вместе с баночкой вожделенного кофе прихватываю его с собой, устраиваюсь поудобнее, пью кофеек, закусываю, потом раскрываю это самое кожгалантерейное изделие, — Ник показал на дипломат, — развязываю папочки и погружаюсь в чтение. Оно настолько меня захватило, что я не замечаю коварных шагов сзади, и...