Блистательный Гильгамеш

— Еще бы не быть печали в сердце моем! Я же тебе сказал, у меня был друг, мы с ним были как братья. Его звали Энкиду, возможно ты слыхала о нем. Он вырос в степи, жил вместе со всяким зверьем, а потом пришел в мой город и стал мне дороже брата. Вдвоем мы и победили Хумбабу, а еще сразили быка размером с гору, что свалился на наш город откуда-то сверху. Но Энкиду, он был здоров и молод, неожиданно заболел и умер. Потому от тоски и ввалились мои щеки, потому и поникла у меня голова, что горюю я по ушедшему другу. Словно разбойник, я бродил по пустыне, прошел через горы, встретил людей-скорпионов, а теперь стою возле твоей двери. Нет мне покоя с тех пор, как умер мой друг, и хочу я найти своего родственника, Утнапишти, единственного из людей, которому боги дали вечную жизнь. Знаю, мне говорил когда-то учитель, что ты можешь указать дорогу к нему.

— Гильгамеш, я теперь поняла, куда ты стремишься. Только ищешь ты невозможного. Неужели тебе не сказали, что боги, создав человека, не дали ему вечной жизни. У тебя, Гильгамеш, другое дело. Вдоволь и вкусно ешь, справляй ежедневный праздник, очищай чаще тело водой, объятьями радуй жену и будь счастлив, когда дитя твое возьмет тебя за руку. Это — удел человека!

— Хозяйка, об этом я слышал не раз. Но я спросил о дороге к своему предку, Утнапишти. Плыть ли мне морем или идти пустыней? Ты лишь укажи путь, я преодолею все.

— Ох, Гильгамеш, ты задумал трудное дело, — и Сидура тяжко вздохнула. — Неужели тебе не сказали, что здесь через море нет переправы. Кроме Шамаша никто никогда тут не переправляется. И проходит путь по морю через воды смерти. И когда их достигнешь, что ты станешь делать? Потому не смей отправляться один по морскому пути. Сделай иначе. За каменным садом начинается лес. В том лесу охотится за змеем Уршанаби, корабельщик твоего родственника. У него есть особые амулеты, они, возможно, помогут. Отыщи его, повидайся, если он согласится, то тебя переправит. Если же скажет «нельзя», отправляйся назад.

Другой дороги нет к Утнапишти.

«Другой дороги нет к Утнапишти», — эти слова прозвучали слаще, чем волшебная музыка.

Другой дороги искать и не нужно, если есть эта.

Гильгамеш сказал доброе слово хозяйке, а сам уже углублялся в лес на морском берегу. Сначала он решил, что обойдется без корабельщика. Достаточно найти его лодку, а уж переправится он как-нибудь и один.

Лодки не было. Уж не обманула ли ловкая женщина, чтобы спровадить его?

Гильгамеш брел по лесу, забыв о словах хозяйки, и тут на него с дерева бросился волшебный змей. Змей был огромных размеров, про таких ему лишь рассказывали. Расстели его шкуру — она бы соединила стороны площади. Тот же учитель говорил Гильгамешу, что встречаются змеи, способные задушить буйвола, льва. И главное, не попасть в смертельные его объятья.

Они долго боролись — богатырь и волшебный змей. В буйном неистовстве Гильгамеш разбил какие-то предметы, подвешенные к дереву. И лишь изломав их понял, что это и есть амулеты. Змея же он, изловчившись, задушил и отбросил тяжелое его тело под дерево.

Он вышел к реке, чтобы омыть свое тело после трудной борьбы и там увидел Уршанаби, спокойно плывущего в лодке.

Гильгамеш призывно начал махать руками. Корабельщик удивился и направил лодку к берегу.

— Откуда ты появился здесь, человек? — спросил корабельщик. — Что за демоны перенесли тебя в этот лес. Уж не демон ли и сам ты? Наружностью ты похож на тех, кто выходит из подземного мира. И скажи, зачем я нужен тебе?

— Я — не демон. Имя мое — Гильгамеш. Я правлю народом Урука, где помещается дом великого Ану, и пришел к тебе из своего города. Сам понимаешь, что путь мой был долог, через пустыни и горы.

— Тело твое иссохло, Гильгамеш, и на лице лежат тени. Но я поверю тебе, что ты — не мертвец и не демон. Так что тебе нужно, пришедший издалека? Но все же скажу тебе, что за царя и героя в этом грязном рванье тебя принять трудно.

— Мне уже говорили в пути, что не слишком похож я на живого человека. Но другим я быть не могу: по земле меня гонит печаль и тоска. Мой друг, бывший мне дороже брата, богатырь из степи, вместе со мной победивший злобное чудовище с ливанских гор, Хумбабу, разделивший со мной тяготы и радости жизни, неожиданно умер. Много дней я плакал над ним, не желая его хоронить, надеясь, что боги сжалятся над моею тоской и вернут его к жизни. И теперь в этом мире все мне напоминает о смерти. Скажи, корабельщик, ведь ты знаешь дорогу к Утнапишти? Укажи мне путь и я отправлюсь один. Это мой родственник и я должен узнать у него тайну жизни и смерти.

— Теперь я поверил тебе, что ты царь Гильгамеш. Тот самый, о ком ветер разносит легенды. Но ты сам, Гильгамеш, только что отрубил себе путь. Ты думаешь, зря я выслеживал волшебного змея? Ты думаешь, зря повесил в лесу свои амулеты? Змей пригодился бы нам живым, ты же зачем-то, впав в ярость, его задушил. И сломал мои амулеты. — Корабельщик сказал и надолго задумался. Он что-то подсчитывал в уме, загибая пальцы. Чертил ногой путь. Потом снова заговорил: — Так и быть, попробую тебя переправить. Покажи-ка свой боевой топор.

Гильгамеш протянул оружие Уршанаби. Тот его осмотрел.

— Топор делали добрые мастера, — в наше время топоры были хуже, чаще из камня. — Корабельщик был доволен оружием. — Углубись в лес и сруби своим топором сто двадцать толстых длинных шестов. Потом осмоли их, сделай лопасти и принеси ко мне.

— Корабельщик, зачем так много шестов? Они займут всю твою лодку! Чтобы их сделать, нужно немало времени. Нельзя ли нам сразу отправиться в путь?

— Сразу нельзя. Если сразу, то нам не видать твоего родича. А встречаться с твоим другом я пока не спешу. Иди, выполняй сказанное.

Гильгамешу пришлось подчиниться.

Гильгамешу пришлось подчиниться.

Сто двадцать шестов по пятнадцать сажен вырубил он в лесу. Осмолил, сделал лопасти и принес к Уршанаби.

— Погрузим их в лодку и можно отправиться, — сказал корабельщик.

Вдвоем они столкнули тяжелую лодку в морские волны. Лодка заколыхалась, корабельщик взялся за весло.

Он пел протяжную песню о днях, когда всю землю покрывал океан и греб в открытое море. Ночью они плыли по звездам.

За три дня они проделали путь шести недель.

— Вглядись вдаль, Гильгамеш, — попросил однажды Уршанаби, — скажи, что ты видишь?

— Я вижу кругом только волны, — ответил Гильгамеш. — Но странное дело, мне кажется, волны эти не отражают голубизну небес, они отчего-то становятся все чернее.

— Так и должно быть, — проговорил корабельщик довольно. — Мы на верном пути.

Они проплыли еще немного и приблизились к черной воде. Кругом, на сколько видел глаз, вода была теперь лишь такой. Голубая осталась вдали.

— Теперь будь внимателен, царь, — строго сказал корабельщик. — Отстранись от борта и возьми шест, один из тех, которые ты вырубал. Черные воды, которые нас окружают — воды смерти. Берегись, не тронь такую воду рукой! Отталкивай лодку шестом. Греби дальше от борта. И едва вода по шесту поднимется близко к руке, сразу его бросай, бери новый.

Так плыли они, и по команде Уршанаби Гильгамеш сменил второй шест, потом третий, пятый, десятый. Шестов становилось меньше, но вдали, там, где небо соединялось с водой в едва видимом облачке замаячила темная полоса.

— Это земля, — коротко объяснил корабельщик, — там хижина твоего предка. Смотри же, греби осторожно! Несчастья случаются чаще в конце пути.

Несчастья не случилось, но у Гильгамеша кончились шесты. Сто двадцатый пришлось скоро швырнуть в волну, потому что брызги подбирались к руке.

Черные волны мертвой воды плескались о лодку. Земля была близко, Гильгамеш даже видел очертания хижины. И ему казалось, что рядом с хижиной стоит кто-то и смотрит на них из-под руки. Но лодка не двигалась.

Тогда Гильгамеш поднялся. Развязал свой пояс, скинул облачение, натянул, словно парус в руках и почувствовал упругую силу ветра.