Страница 71 из 79
– Ложь! – воскликнул взбешенный Линь Фан. – Это он напал на меня!
– Этот свидетель, – возразил судья Ди, – укрылся в первом дворе храма. Он наблюдал за вашими делишками и не упустил ни одного вашего движения, когда вы использовали пику, чтобы сдвинуть каменный цилиндр и заточить нас под колоколом.
По знаку начальника уезда стражи вывели Чэн Па. Выпрямившись в кресле, судья продолжал:
– Линь Фан, вы не можете больше отрицать. После того, как я покараю вас за это преступление, вы будете отправлены в суд провинции, чтобы ответить за ваши контрабандные операции.
После последних слов огонек надежды загорелся в глазах Линь Фана. Он облизал кровоточащие губы и, тяжело вздохнув, заговорил глухим голосом.
– Ваше превосходительство, теперь я понимаю, что бесполезно отрицать свой проступок. Признаюсь, что вчера я глупо подшутил над вашим превосходительством и искренне прошу меня извинить. Но в оправдание скажу, что притеснения последних дней немного меня задели. Поэтому, услышав посреди ночи голоса во дворе храма и отправившись посмотреть, что же там происходит, и увидев ваше превосходительство и ваших людей на четвереньках под колоколом, я не смог удержаться от соблазна дать вашему превосходительству небольшой урок. Я оттолкнул каменный цилиндр, удерживавший край колокола. Но вслед за тем я побежал к себе, чтобы приказать моим слугам вас побыстрее освободить. Я хотел, благородный судья, принести вам свои извинения, объяснив, что принял вас за вора. Увы, достигнув ведущей ко мне железной двери, я увидел, что она сама захлопнулась. Страшно обеспокоенный при мысли, что ваше превосходительство рискуете задохнуться, я бросился к порталу храма, чтобы улицей добраться до своего жилища. Едва я вышел из ворот, как этот негодяй меня оглушил. Придя в себя, я заторопился к себе и приказал управляющему отправиться к вам на выручку. Но прежде чем пойти вслед за ним, я хотел подлечить свою рану и как раз накладывал на нее пластырь, когда ваше превосходительство показались в моей комнате... довольно странно одетый. Из-за этого я принял ваше превосходительство, о чем искренне сожалею, за еще одного злодея, пришедшего с дурными намерениями. Мои показания совершенно правдивы, и я снова повторяю, что безмерно сожалею о своей ребяческой шутке над вашим превосходительством, которая так легко могла превратиться в трагедию! Я готов с чистым сердцем понести любое полагающееся мне по закону наказание.
– Превосходно, – заметил судья Ди, по всей видимости, не придающий большого значения этому делу. – Я рад, что в конце концов вы признались. А теперь заслушайте мои показания.
Пока писец громко зачитывал признание обвиняемого, судья откинулся в кресле и принялся поглаживать бороду, словно происходившее в зале суда его не интересовало. Однако, когда писец закончил чтение, он задал положенный вопрос:
– Вы согласны, что ваши признания записаны верно?
– Да, я согласен, – твердо ответил Линь Фан и приложил свой большой палец к документу, поданному начальником стражи. И тогда судья Ди выпрямился во весь рост.
– Линь Фан! Линь Фан! – воскликнул он страшным голосом, – долгие годы ты насмехался над справедливостью, но теперь наступила очередь торжествовать справедливости! Линь Фан, ты только что подписал свой смертный приговор! Тебе хорошо известно, что насильственные выходки наказываются двадцатью четырьмя ударами бамбуковой палкой, и ты рассчитываешь подмазать лапу моих стражников, чтобы она стала полегче. Ты знал, что в дальнейшем твои влиятельные друзья окажут давление на суд провинции, и ты отделаешься простым штрафом. Так вот, Линь Фан, ты никогда не предстанешь перед судом провинции, ибо твоя голова скатится на лобном месте Пуяна. Это говорю тебе я, твой начальник уезда!
Линь Фан недоверчиво посмотрел на него, но судья продолжал:
– Свод законов утверждает, что преступления государственной измены, отцеубийство и преступления против государства караются казнью в ее самой суровой форме. Запомни эти слова, Линь Фан: преступления против государства. Ибо в другом разделе свод законов прямо указывает, что насильственные действия против официального лица при исполнении им своих обязанностей входят в категорию государственных преступлений. Связывал ли сам законодатель эти два раздела, об этом можно спорить, я признаю. Но в том случае, которым занимаюсь я, начальник этого уезда, я выбираю буквальное следование закону. Нет серьезнее обвинения, чем в государственном преступлении, и о нем должен быть специальным посланцем извещен суд империи. Никто не сможет вмешаться и помочь тебе. Справедливость пойдет своим путем, а для тебя все завершится позорной смертью.
Молоточек судьи ударил по столу.
– Линь Фан, ты без принуждения признал, что совершил насильственные действия против особы твоего начальника уезда. Я объявляю тебя виновным в государственном преступлении и требую для тебя казни!
Качаясь, кантонский купец поднялся. Начальник стражи быстро накинул ему на плечи одежду, потому что обычай требует внимательно относиться к тем, кого ожидает смерть.
Тихий, но ясный голос прозвучал рядом с возвышением:
– Линь Фан, посмотри на меня!
Наклонившись, судья заметил госпожу Лян. Она стояла прямо и выглядела неожиданно очень помолодевшей. Можно было бы сказать, что груз лет спал с ее плеч.
Мучительная судорога передернула Линь Фана. Когда он вытер кровь, мешавшую ему видеть говорившую, его странно застывшие глаза широко раскрылись. Он хотел что-то произнести, но слова застряли у него в горле.
Госпожа Лян медленно подняла руку, указывая на него пальцем.
– Ты убил... ты убил своего...
Ее голос внезапно замер и с залитыми слезами лицом она покачнулась.
Линь Фан было рванулся к ней, но начальник стражи резко потянул его назад. Когаа двое стражников уводили осужденного, госпожа Лян потеряла сознание.
Через десять дней после этих событий Великий Государственный Секретарь устроил в своем столичном дворце дружеский ужин для трех выдающихся особ.
Осень только что отступила перед зимой. Тройная дверь большого зала была распахнута, и каждый мог любоваться великолепным садом, тое в усеянном лотосами озере отражались лунные лучи.