Разность заразы

– И ещё… – добавил злости в души недоброжелателей замгенсек. – Секретариат, вызовите сюда сейчас же security и хозяйственную службу. Это им придётся отвечать на вопросы о плесени. Завхоза сюда! На брифинг! Пусть объяснит не только всем, но и нам, что за чертовщина у нас на потолке.

– Да нужна репортёрам твоя плесень! Fuck it…

Американец, совершенно избавившийся от растерянности на лице и в жестах, аж подскочил и воздел руки к небу… Впрочем, наверное, всё-таки, к потолку:

– Инопланетяне – вот их интерес! Fuck them…

Завершение сеанса высокомерия требовало ещё и плевка на пол, что вполне бы соответствовало пренебрежительному выражению лица американца и его позе – задранная вверх и в сторону от всех голова, отставленная расслабленно нога и руки в карманах. Нехулиганским, правда, был «прикид» – костюм-галстук, но и он не выбился из стилистики портрета, так как мгновенно представился всем потёртой джинсой, увешанной на бёдрах двумя кольтами.

И тут, не выдержав антидипломатической лексики, взорвался замгенсек и завизжал в ответ неожиданным фальцетом, чем поразил коллег вдвойне – никто никогда не видел его заведённым и тем более не представлял, что у крупного и статусного мужчины бывает не крик, а визг.

– Пре-кра-ти-те-е-е!!! – замгенсек даже кулаком по столу постучал. – Прекратите сейчас же! Не забывайте, где вы находитесь! Иначе мне придётся…

Он затих. Замялся. Сник даже.

– Ну-ну… Что?! – американец с усмешкой взывал к продолжению. – Что придётся?

– Отключить вам микрофон… – промямлил председатель собрания. Затем решительнее: – Лишить вас слова на неде… на месяц! – И совсем уже преодолевая свою отчаянную трусость, выкрикнул – снова взвизгнул: – Удалить вас из зала!

Американец по-ковбойски заржал:

– А-аха-гха-га-га-га! Удалить, говоришь? А-ага-га-га-го-го… Ну удалишь… И что?! Что будет представлять из себя это собрание, fuck it, без Соединённых Штатов Америки? А-а?!

Американец повернулся к залу и ещё раз агрессивно гавкнул:

– What?!

При этом он расставленными в стороны руками, словно бы охватывающими весь зал – всех в нём сидящих, как будто оттолкнулся от воздуха и головой боднул пустоту. Продолжил с пренебрежением:

– Без США здесь будет всего лишь убогое сборище неудачников. Fuck you!

После этого он повернулся к залу спиной и ухнулся в своё кресло, а затем демонстративно наискось положил на стол сначала одна ногу и следом на неё крест-накрест – вторую. Причём когда он укладывал ноги на стол, то задевал на нём что-то металлическое (ключи, что ли?), звякавшее через невыключенный микрофон так решительно железно, как будто это были шпоры.

Пауза. Через пяток секунд:

– Перерыв! – председатель сдался. – Перерыв. Всем покинуть зал для проведения санинспекции вновь образованного пятна на потолке. Расходитесь… Обедать… Курить… Спать… Что хотите… В общем… Все – вон! Во-о-о-он!!! Fuck…

Глава IV

Доступ к телу

Мининодел, владея сенсационной, выгодной для державы, информацией и стремясь первым донести её до главных ушей, чтобы заработать себе плюс в президентской симпатии, спешил в Кремль, прямо как гонец в Древней Греции с хорошей новостью. Не бегом, конечно, а в лимузине, едва сдерживаясь, чтобы не подталкивать водителя в спину. «Крякалка» – крякала, проблесковый маячок – маячил, но всё равно скорость казалась недостаточной.

Подлетев к крыльцу парадного подъезда (президент же из Питера, где все подъезды – парадные), водитель лихо, с визгом осадил машину. Министр с трудом сдержался, чтобы самостоятельно не открыть дверь, но дождался-таки лакейского, протокольно-служебного ухаживания и плавно вышел из лимузина, начал подниматься по ступеням. Водитель, многоопытный, бывалый, отметил про себя, что тот неспроста его гнал – явно торопился и нервничал. Даже поднимается теперь хоть и величественно, но как-то впритруску. Что-то произошло…

Войдя в приёмную, министр понял, что он не чемпион в этой гонке. Не опоздал, но и не выиграл – там сидел уже директор внешней разведки, ответивший на разочарованное приветствие раздражённым кивком.

Оба аппаратчика – и дипломат, и шпион – поняли, что они здесь по одному и тому же поводу. Однако разведчик первенствовал в очереди и сразу сменил гримасу на искреннюю улыбку снисходительного удовлетворения: куда вы, мол, торопитесь со своей вторичностью.

Но и многоликий в одном воплощении секретарь… он же референт, он же делопроизводитель, он же копирайтер, он же переводчик, телохранитель, он же врач широкого профиля, массажист, повар и бармен, парикмахер и визажист, он же чистильщик обуви, костюма и пальто, он же гладильщик платков и шнурков, он же шут, рассказчик сплетен и анекдотов и протчая, протчая, протчая… потому и сидел в этой приёмной, что был ещё и прорицателем-экстрасенсом. И он тоже, глянув на лица визитёров, понял, что дело у них одно. Объявил:

– Вы по одному поводу – вместе зайдёте.

И увидев расстройство теперь шпиона и торжество инодела, добавил, смягчая возросшую за секунду на госслужбе неприязнь и оказавшись, таким образом, ещё и миротворцем:

– У президента назначена встреча на выезде. Переговоры «газ-нефть»… Чересчур опаздывать нельзя, а то цена вдруг упадёт… Сами понимаете…

Отношения разведки и дипкорпуса выровнялись. Оба одновременно уселись ждать. Оба одновременно по приглашению вошли. И зайдя заговорили тоже одновременно.

Какофонию президент терпел недолго. Провёл руками две разнонаправленные горизонтальные линии в воздухе – замолчите, мол. Затем мягко качнул ладонями вниз – садитесь, мол.

Те сели. Нервно ждали следующих жестов или даже слов…

Президента боялись – его непредсказуемости, прежде всего, сродни женской. Прогнозов и предположений о его действиях в той или иной связи всегда выдвигалось масса, но редко кто угадывал. Чаще – никто. Некоторые чересчур отвязанные букмекерские конторы даже объявляли втихаря о приёме ставок на возможные ходы президента. Но то ли потому что мало находилось охотников делать ставки, то ли потому что тайная полиция этот азарт не приветствовала, а дело не пошло. Впрочем, некоторые аналитики – как раз те, кто иногда что-то угадывал или парадоксально предсказывал – утверждали, что антиигорный закон потому и был принят, чтобы людей от эдакого развлечения отвадить.

Президент своей непредсказуемостью козырял… Хотя те же аналитики говорили, что козырял не он сам по себе, а его пропагандисты и агитаторы тут шум и пыль поднимали, придавая его образу сакральности.

Но и президент, втиснутый в рамки любимого народом – боготворимого даже им! – образа уже сам не мог особо вольничать в поступках. Даже когда надо было сделать что-то уж совсем очевидное (и ему хотелось так сделать!), он вынужден был поступать не так. Куда денешься? Поди откажись от привычного стиля – и ногами вперёд ведь из Кремля вынесут! Придушат, а потом сожгут, зарядят твоим прахом Царь-пушку и выстрелят тобою навстречу ветру. Нет уж, ребята! Пусть всё остаётся, как повелось… Никто не должен знать, что там у него, президента, в голове происходит… Даже он сам! А то чревато ведь!..

Президент несколько раз, туда-сюда, перевёл взгляд с одного на другого, решил довериться случаю, чтоб не провоцировать излишнего деструктивного соперничества между группировками в правительстве, назначил «орла и решку», стрельнул у них монету (не пристало президенту с мелочью ходить!), щелчком подкидывая закрутил её, поймал одной рукой и положил не глядя на другую. Медленно отвёл руку сверху, шипя по-змеиному «а-а-а-а», и кивнул иноделу. Тот расцвёл: есть, всё-таки, в жизни справедливость!

Он даже глаза прикрыл, чтобы не пропустить секундного удовольствия и прочувствовать его до самого пика, и, спрятавшись в себя, пошевелил головой, вытягивая шею из галстучного узла. Успел по натренированной привычке ощутить и, самое главное, понять, что максимум удовольствия получен не от собственного везения, а как раз от невезения соперника, отогнал в следующий миг благодушие и принял, как ему казалось, протокольный, холодно-невозмутимый настрой с соответствующим выражением лица. Открыл глаза.