Цвет

– Пару раз. Запрет класса "А". Даже для меня. Вот и гадай - где мы живем. Какая гадость здесь была. И не осталась ли она до сих пор.

М-да. А ему не позавидуешь. Человек, обличенный властью и не могущий этой властью воспользоваться для получения возможно жизненно-важной информации. Я - так, любитель. Плюнули в лицо отказом - утерся и пошел своей дорогой. Герберт же действительно за всех отвечает.

– Узнаю - поделюсь.

Губернатор расплылся в улыбке, становясь похожим на того тинэйджера, с которым мы могли подбить ребят, наплевать на уроки, свалить и махнуть на карьеры купаться. Тогда я уже жил в интернате. Он был практически единственным, кто не желал разделять по общепринятому признаку: мы - живущие в семьях, они - живущие скопом.

Правильный человек.

Таким и остался.

Я радушно попрощался - от неприязни не осталось и следа, миновал силовой барьер, в очередной раз подмигнул администраторше, невнятно сообщив ей, чтоб она меня непременно ждала, и вышел на улицу.

План действий не то чтобы разваливался, но откорректировать его следовало.

Ни один терминал мне ничего не сообщит - запрет "А"-класса мне не обойти. Есть знакомые, которые смогли бы, но пока не стоит - оставим на крайний случай. К тому же до них быстро не доберешься.

Ладно. Не хотят официально, будем другие пути искать. С людьми поговорим. Начнем, пожалуй, с биологической станции - последнего места работы родителей.

Здание биостанции ничуть не изменилось: всё та же форма капли в состоянии покоя, наверченные вокруг широкие полосы палевой расцветки, стойки глушителей жизни. Когда я был маленьким, всё никак не мог понять - зачем стоят эти странные палки. И кем работают папа с мамой. Отец терпеливо разъяснял, что они с мамой изучают разных животных и растений.

"Живых?" - уточнял я.

"Живых".

"Вы сначала их глушите, а потом изучаете?"

"Вовсе нет", - сердился отец.

"Тогда зачем?"

"Это же чужие. Они просто не подходят сюда и не мешают нам работать".

Я надолго задумывался - что за чужие. Ведь и цвирры, и белки - это всё свои. Вон, как прыгают, чуть ли не на голову. Потом отвлекался, забывал - находилась сотня других, более интересных дел, которые надо было срочно сделать.

Это были мои дела

А у родителей - свои, не менее значимые для них…

Станция стояла так, что создавалось впечатление, будто она - центр, от которого и начал расти город. Доля истины в этом была. Но мне всегда казалось это неправильным. Нарочитое выпячивание чего-то одного - всегда ущерб для другого. Главное - люди. А строения - всего лишь место, где они могут находиться.

Я свободно прошел на станцию - охранный комплекс лишь пискнул, пропуская меня. Но куда идти внутри? Спрашивать работников, иногда проходящих мимо, как-то не хотелось. Хотелось осмотреться, почувствовать себя здесь своим. Пусть не винтиком их био-машины, но и не песчинкой, попавшей между точно пригнанных шестеренок.

В холле мое внимание привлек небольшой зимний сад. Растения, нескладно растущие за прозрачной загородкой, выглядели чахлыми и замученными. Неровные толстые стволы, покрытые разнообразными колючками, белые и красные цветки отталкивающего вида, каменистая почва под растениями. Что за опыты они проводят над несчастными растениями, видоизменяя их до полной неузнаваемости?

Я поспешил отвернуться. И тут же мой блуждающий взгляд сфокусировался на человеке в униформе сотрудника биостанции - Евгении Кивинове, лаборанте, как значилось на нагрудной голографической карточке. Он целенаправленно шел ко мне.

– Вы хотите устроиться на работу? Отдел кадров в соседнем здании.

– Не хочу. С чего вы так решили?

Лаборант смутился.

– Ну, вид у вас какой-то ищущий. Судя по возрасту, знакомых среди персонала у вас быть не может, - тут он смутился еще больше, сообразив, какую бестактность сказал.

– А родственник? Сын, например?

– Если вы назовете его фамилию, я подскажу - где искать.

– Не назову, - усмехнулся я. - Меня интересуют люди моего возраста и старше.

– Таких не помню, - растерялся юноша.

– Ничего. Я сам поищу.

– Это невозможно! - с жаром возразил Евгений. - Во-первых, вас всюду и не пустят. Во-вторых, многие сейчас отсутствуют: часть - на полевых, часть - дома, отдыхают. А в-третьих… в-третьих, проще спросить в справочном.

– По внутренней сети? У меня нет допуска.

– Ну, могу я посмотреть, - юноша решил загладить свои неловкие слова, сказанные в начале разговора.

Он подошел к служебному терминалу, присел на круглый табурет, ввел пароль и набрал запрос.

– Критерий поиска?

Я посмотрел Евгению через плечо.

– Пожалуй, лиц не моложе двадцатого года рождения. Локального летоисчисления, разумеется.

"Лица, соответствующие приведенным критериям, в штате биологической станции отсутствуют", - тут же выдала ответ справочная.

– Я же говорил! - радостно сообщил лаборант, повернувшись ко мне.

Плохо. Сразу расхотелось прикидываться вежливым и приветливым. Но ведь не могу же я уйти просто так!

– А нельзя ли узнать о бывших работниках биостанции? - чуть заискивающе попросил я.

– Почему нельзя? Можно! - юноша перестал чиниться и уже воспринимал меня, как своего приятеля, которому делает небольшое одолжение.

Тем лучше.

– Современное место жительство нужно? - уточнил он, не отрываясь от вирт-экрана.

– Конечно.

– Что-то на удивление мало, - несколько растерянно сказал Евгений. - Правда, я искал тех, кто живет на Тсаворите…

– Именно они и нужны, - перебил я и принужденно улыбнулся.

– Ага. Двое их. Лю Вэй, он в Бэе живет, и Виктор Степанович Постников - в Хвойном.

– Здорово! - я действительно обрадовался.

– Не знаю, как с Лю Вэем, а с Постниковым невозможно контактировать, - скептически сообщил юноша.

– Да?

– Мы как-то с ребятами пошли его навестить. Ну, там как раз пятидесятилетие основания колонии отмечали. Постников же с первой партией колонистов высадился. Так он даже калитку не открыл, не то, что дверь. Написал на экране, что просит не беспокоить, и разряд пустил над забором. Мы всё сразу поняли.

Я помолчал. Ну, не был учитель таким раньше! С Лю, конечно, можно увидеться, вспомнить прежние деньки. А надо ли? Вон, с Пашкой встретился и что? Сказали пару слов и разбежались. Виктор Степанович - другое дело. К тому же, Хвойный практически рядом с городом. А Бэй - на другом континенте.

– Рад, что помог, - разулыбался Евгений. - Вы еще заходите, поговорим о разном. А то с нашими только о работе и можно. Кстати, как вас зовут? Я на вас пропуск выпишу.

– Илья Манжос.

Было довольно занимательно видеть отвисшую челюсть у лаборанта.

3. Тсаворит

Я чуть тронул рукой калитку, и она медленно распахнулась. После разговора с Евгением иначе, чем приглашение, не расценишь.

И дверь в дом Виктора Степановича оказалась незапертой. Я уже и отвык от такого. Да и стоит ли привыкать? Наедут туристы, а вслед за ними - всякая шушера. Спокойной жизни - конец. Хотя, возможно, всё это мимо меня пройдет - от разговора с Постниковым зависит.

Никто мне не встретился - ни в прихожей, ни в гостиной, ни в спальне. Виктор Степанович сидел на кухне, куда я заглянул в самом конце моих странствий по его дому.

– Илья? Ну, здравствуй! - сказал он почти приветливо.

– Здравствуйте, Виктор Степанович, - во рту пересохло, я облизал губы и сглотнул.

– Что веселого скажешь?

– Веселого? Ничего.

– А я думал - решил проведать старика, развлечь его, - Постников сощурил левый глаз и постучал ногтем по висящей на магнитных подвесках столешнице.

Я смутился. Некрасиво поступаю. Действительно, со своими проблемами пришел, а о самом Викторе Степановиче и не подумал. Мало ли ему помочь надо. Или просто недосуг ему в чужие дела вникать.

– Извините, Виктор Степанович. Может, вам помочь чем-нибудь?

– Да всё у меня есть, - грустно и с некоторым отвращением сказал Постников. - Ничего не надо. Рассказывай, с чем пришел.