Страница 27 из 64
Пока он соображал и прикидывал, момент был упущен. Алиска уже выговаривала в трубку секретарше:
– …И если еще раз заявится, меня нет. И не будет. Усекла?
Иван решил вдогонку за бывшим одноклассником не пускаться, а тихонечко прокрался в кабинет, зашел Алиске за спину, прикрыл глаза ладонями и приложился губами к стриженой макушке.
– М-м-м, Ванька… Ты меня напугал… – томно проворковала Алиска.
Иван наклонился и поцеловал ее в щечку.
– Все-то ты в трудах, государыня, аки пчелка… Закрывай лавочку, заводи мотор, поехали в «Граф Суворов».
– Что-то пра-азднуем? – потягиваясь, осведомилась Алиска.
– Да так… Кинцо сымать бум, по моим, тысызыть, шедеврам, – подражая Леве, сказал Иван. – А кого-й-то ты сейчас выставила и пускать не велела?
– Да педик какой-то, чмырь хитрожопый. Бабок на нуле, а туда же – жилье ему подбери. Ладно, не будем о грустном… Так куда мы идем после «Суворова»?..
Алиса была не совсем права. Кое-какое бабло у Никиты водилось.
Восемь с половиной тысяч долларов – вот сколько было у Никиты после обналички чека, что парижский дедушка, князь Иван Борисович Новолуцкий, презентовал ему на геральдические изыскания. Еще триста ушлые ребятишки из банка оставили себе в качестве комиссионных.
Восемь с половиной тонн – сумма серьезная, и бездарно растратить ее на шмотки и жрачку было бы обидно. Ее хотелось бы посвятить решению кардинальных вопросов жизни.
По большому счету, вопросов таких было два: где жить дальше и как жить дальше.
По первому вопросу получалась пока что полная лажа. Агентства и бюллетени недвижимости наперебой предлагали самые разнообразные варианты, но реально высвечивались либо те же коммуналки, либо откровенная некондиция, либо схемы паевого строительства, об которое он однажды уже крепко обжегся, потеряв полторы тысячи кровно заработанной «зелени». На все прочее, увы, денег, полученных от князя, не хватало катастрофически, а достать еще было негде.
Начать свое дело? Вложиться в какой-нибудь надежный бизнес? Мерси, это мы тоже проходили. И прогорали, и бывали нагло «кинуты», и даже биты… Кому сейчас можно доверять?.. Хотя, стоп, а Ленька Фаллос? Хоть и не шибко приятно завершилась последняя встреча, но все же одноклассник, росли вместе, тем более, Никита придет к нему не просителем, а солидным инвестором…
Но в Ленькиной конторе ему сказали, что шеф в длительной загранкомандировке и когда вернется – неизвестно.
Посетила Никиту и здравая мысль сунуть кому надо на лапу, сесть на хлебное местечко и самому принимать подношения от заинтересованных лиц. Здесь очень пригодился бы старинный дружок Гусиков, но Наум Елисеевич исчез с концами, и искал его не один Никита, поговаривали даже, будто бывший помощник вице-губернатора объявлен во всероссийский розыск.
Что оставалось? Приобрести новую тачку взамен не подлежащей ремонту «француженки»? И уехать на ней куда? К чертовой матери с чертовой бабушкой?
Мать? Бабушка? Их шотландские предки? Сидит сейчас в собственном своем замке где-нибудь в Абердине или Данди старый хрыч, последний из славного клана Мак-Тэвишей, дрожащей рукой отписывает все движимое и недвижимое какому-нибудь Обществу охоты на лис и даже не подозревает, козел, что в далеком Петербурге прозябает в нищете и безвестности внучатый его племянник, славный, талантливый парень…
А отцовская линия? «Чуда не вижу я тут, генерал-лейтенант Захаржевский…» А внучок того Захаржевского, тоже генерал, Чапая в Урале утопил, а сам за кордон. С колчаковским золотом… А внучок уже того Захаржевского, старый хрыч, один как перст, сидит где-нибудь в особняке на Монмартре и даже не подозревает…
Вот такая вот занимательная геронтология…
А что, может и впрямь употребить шальные денежки по прямому назначению, все равно ничего более путного с ними не сотворишь.
А там – как знать. Чем черт не шутит…
Приняв решение, Никита для начала захотел все-таки подчистить концы во флоралайфе. Пепел супервайзорши Илоны по-прежнему бил ему в грудь…
Мелодично звякнул колокольчик, оповещая приказчиков секс-шопа о приходе нового посетителя.
На полках, словно новогодние Дед-Морозы, выстроились розовые фаллосы всевозможных размеров. Как стада фарфоровых слоников в годы его, Никиты, детства – от самого большого, длиной с берцовую кость, до игрушечно-карманного, с дюраселевскую батарейку…
– Желаете посмотреть что-нибудь? – спросила крашенная под английский панк-рок девица в кожаном шнурованном жилете.
– Желаю, – ответил Никита.
Ему не нравилось, когда приказчики принимали его за праздного зеваку без денег в кармане.
– У вас резиновые бабы имеются? Их еще раньше в народе «подругами моряка» называли.
– А-а-а! – воскликнула шнурованная. – Вот, пожалуйста.
И она, взмахнув кистью руки, показала в угол экспозиции, где, гостеприимно раскрыв свои глупые объятия, висела пластиковая женщина, крашенная в тот грубый телесный цвет, каким обычно незатейливо и без теней заливают силуэты в детских раскрасках.
Никита усмехнулся.
Усмехнулся примитивности подруги моряка… Или подруги слесаря-сборщика… Или бухгалтера-аудитора…
Подруга раскрыла свои объятия, широко раздвинув при этом резиновые ножки… И пурпурный ротик ее был открыт наподобие заглавной буквы «О»…
– Покупать будете? – спросила шнурованная.
– А нет ли у вас резинового мужика? – вопросом на вопрос ответил Никита.
– Мужика? – пожав плечиками, переспросила панк-девица.
– Ну да, то же самое, только типа друга стюардессы, понимаете? Этакого Кена для Барби, но только в полный рост…
Шнурованная поглядела на Никиту и вдруг тоже усмехнулась.
– Не пользуются спросом. Не та твердость, вы понимаете? Одинокие стюардессы предпочитают вот…
Пальчиком в фиолетовом маникюре она показала на полку с фаллосами.
На следующий день с утра он гладко выбрился, повязал свой самый любимый галстук, из тех, что еще надарила сестрица Танечка, надел строгий темно-серый костюм и отправился на Сенатскую площадь.
«Словно декабрист какой-нибудь!» – подумал Никита и усмехнулся.
Но еще шире лицо его стало расплываться в улыбке, когда, сойдя с автобуса, он представил себе, как в это самое время супервайзорша флоралайфа Илона распаковывает при всех своих коллегах коробку с подарком, которую как раз вот мальчики из службы доставки и притаранили к ним в головную контору. Вот она распаковывает, а товарки завистливо перегибаются через плечо, заглядывают в коробку, что там Илонке прислали?
А прислали ей хрен – на котором он, Никита Всеволодович Захаржевский, и видал весь ихний флоралайф вообще и Илону персонально…
Никита еще раз улыбнулся этой мысли и зашагал в сторону площади с Медным всадником. Там, в здании Сената и Синода, располагался РГИА – Российский государственный исторический архив… Там лежали документы, из которых ему предстояло теперь узнать – кто он, Никита Захаржевский? Каких он кровей? Какого он рода-племени?..
В главном корпусе Государственного архива очень интеллигентная тетенька сказала, что ему следует пройти в корпус, расположенный рядом, – на набережной Красного флота, дом четыре, в особняке Лаваля. Именно там располагается теперь читальный зал архива, где ему работники и подготовят искомые документы.
Все еще внутренне радуясь своей выдумке с прощальным презентом, Никита снова вышел на Сенатскую и направился к Неве. Завернул налево в сторону Дворца бракосочетаний… Вот и подъезд дома Лавалей. Про него вроде как еще и Некрасов писал, мол «львы снаружи сторожат»… Трубецкого отсюда прямо на допрос повезли, вспомнилось Никите из институтского курса. А Илонке, дуре супервайзерской, – ей вот хрена резинового нынче привезли! И Никита снова широко улыбнулся своим мыслям…
В закутке, где сидели работники архива, явно справлялся чей-то маленький сабантуй.
– Кто у вас по департаменту герольдии? – спросил было Никита.