Лифт

– И если он придет? – тихо спросил молчавший до сих пор раввин.

– Чего-о-о?…

– А если наш лифт придет по вызову? И нас там нет?

– Позвольте, а мы-то где?! – возмутился загипсованный, а тетка враз пошла пятнами.

– Я, например, не представляю, – скорбно пожал плечами раввин. – Позвольте…

Он протиснулся между мной и мужиком с наколками, который по-прежнему держал в руке мою «моторолу», и вышел наружу. Там он достал мобильник – модный и, судя по виду, довольно дорогой, и стал аккуратно нащелкивать чей-то номер.

Безрезультатно.

Я поспешно уткнул палец в черную кнопку со стрелками, чтобы дверь не закрылась, а пацан на всякий случай подпер створку ногой. Он вообще держался молодцом, хотя был довольно маленький. Не ревел, не болтал, не спрашивал глупостей, только смотрел зачарованно на присутствующих, как будто рассчитывая, что сейчас взрослые все исправят и он наконец сможет пойти домой – ведь мама заждалась, а он опаздывает, заболтался с Васькой из 6-го «Б», пропустил автобус, ждал его полчаса, а теперь вот застрял в лифте…

– Тебя как зовут? – спросил я.

– Андрей.

– А я – Костя.

Он пожал мою руку. Татуированный Слава глумливо хмыкнул:

– Гм… И то верно, сидим тут, а до сих пор за знакомство не накинули.

– А разве есть? – с интересом вклинился загипсованный. Тетка тут же принялась дергать его за руку, шипя: «Антибиотики же! Врач не велел!» Вместо ответа Слава извлек из внутреннего кармана куртки бутылку азербайджанского коньяка – дешевенького, московского розлива, однако пить можно – я не раз пил.

– Поскольку начислить некуда, будем, нах, из ствола, – сказал он, толстым потрескавшимся ногтем сдирая с бутылки черную пластиковую шапочку, под которой была пробка. – А зовут меня Вячеслав Ильницкий. За знакомство.

Сделав несколько больших глотков, он передал бутылку мне.

– Константин, – сказал я.

Коньяк оказался теплый, противный, но пришелся очень кстати.

– Эй, синагога! – крикнул Ильницкий. – Давай сюда, что ты там ходишь?

Раввин появился из-за кабины, остановился перед входом. По крупному носу стекали капли пота.

– Ничего нет, – сказал он.

– А я что? Я ж уже смотрел, – напомнил Ильницкий.– Пустыня, нах, Каракумы. И посередке – мы. Как будто с самолета сбросили. А еще заметил штуку?

– Сверху нет троса, – сказал раввин.

– Ишь ты, глазастый! – поразился Ильницкий. – А что это означает?

– Не могу даже предположить.

– Вот и я, – признался Ильницкий. – Понятно, что ни хрена не понятно… Заходи, не стой перед хатой, выпей вон коньячку. Меня Вячеслав звать.

– Аркадий Борисович, – отрекомендовался раввин. Коньяка он пить не стал, что явно не понравилось Ильницкому, а вот загипсованный, несмотря на то что тетка сильно пихала его в бок, отхлебнул прилично и, подышав в локоток, выдохнул:

– Анатолий. А это – Марина. Супруга.

– Вот и познакомились, нах, – подвел итог Ильницкий, забирая бутылку у загипсованного Анатолия. Он аккуратно закупорил ее и убрал обратно, буркнув: – Пригодится еще.

– Послушайте, так что же нам теперь делать? – поинтересовался Анатолий. – Я ровным счетом ничего не понимаю. Пустыня какая-то нелепая… Так не бывает. Может, мы все спим? Газ какой-нибудь пустили, вот нам и блазнится.

– Кто газ пустил?

– Ну… террористы. Чеченские боевики.

– Нужен ты им, газ в тебя пускать, – махнул рукой Ильницкий. – Кстати, вы бы вошли внутрь-то, от греха подальше.

Я заметил, что в первый раз он обратился к раввину «эй, синагога!», а теперь вот – на «вы». Раввин тем временем поспешно шагнул в кабину, хотя я продолжал давить на черный прямоугольник со стрелками, а пацан по-прежнему держал дверь ногой. Ильницкий это заметил и закивал:

– Вот-вот, молодец, малый. Короче, если кому наружу приспичит – поссать, нах, или там окрестности осмотреть – другой сидит тут и тормозит ногами двери, чтоб не закрылись. Хотя не знаю, поможет ли это…

– Что вы имеете в виду? – спросила притихшая тетка Марина, от которой я все время ожидал истерики, но пока она держалась ничего.

– Как мы сюда попали? Непонятно. Может, перенеслись, как в этом… в телепатации.

– В телепортации, – поправил пацан Андрей.

– Один хрен. Потому упирайся ногами, не упирайся…

– Что же нам делать? Мне на работу… – начал было Анатолий, но умолк, сообразив, что его работа волнует присутствующих в самой незначительной степени. Ильницкий, который уже получался в лифте за главного, неторопливо достал пачку «Тройки» и закурил. Кабина наполнилась тяжелым дымом.

– Вот же написано, не курить! – забарабанила тетка Марина ногтем по черной табличке с правилами.

– Это для нормальных лифтов, – возразил я. – А тут, извините, не пойми что. Я тоже закурю.

За компанию подымил и Анатолий, не обращая внимания на злобные взгляды супруги. Пацан тоже, кажется, хотел стрельнуть сигаретку, но постеснялся. Раввин демонстративно вышел наружу – стоял рядом с порожком, смотрел по сторонам.

– Что там? – окликнул Анатолий.

– Абсолютно ничего. Ни одного движения, ни животных, ни насекомых, ни птиц. Песок.

– Что мы сидим, как дураки, нах, паримся… – пробормотал Ильницкий и, бросив, бычок, принялся раздеваться. Он заголился до пояса, аккуратно сложив вещи стопочкой в углу и усевшись на них. Я думал, что он весь будет расписной, но нет, только на груди красовалась расплывчатая татуировка типа «Вот что нас губит» – с картами, голой женщиной и бутылкой вина.

Разделся и я.

Анатолий не решился, а раввин и тетка Марина – и подавно, лишь пацан скинул куртку и остался в футболке.

– Попить бы, – робко сказала тетка Марина.

– Нету, – отрезал Ильницкий. – Только коньяк.

– Когда человек знает, что нет воды, всегда очень хочется пить,– заметил раввин, продолжавший наблюдения. – Надо бы выйти посмотреть, что там, в самом деле, вокруг. Да боязно…

Тут у кого-то запищал телефон, запиликала полифоническая «Бесаме мучо». Все начали переглядываться: телефон оказался у Марины. Она достала его из сумочки и, демонстративно отвернувшись к стенке, сказала:

– Слушаю.

Помолчала несколько секунд и без всякого перехода страшно заорала: