Завещание ворона

— Надо зажечь фонари по всему парку! — крикнул Нил садовнику, выскочившему на крики.

— Поздно! — услышал он за спиной и обернулся.

Шатер Макса Рабе вспыхнул гигантским костром в черное небо.

— Огненная жертва из дома твоего! — непонятно вскрикнула Таня и упала без чувств.

Пока Нил добежал до шатра, горел весь купол. Нил бросился в середину и схватил мальчика, стоявшего в центре под пылающей крышей. Как только они выскочили из опасного круга, конструкция рухнула.

Нил сам отнес ребенка в спальню, Том принес туда же бесчувственную леди Морвен, и они с Агашей тут же принялись хлопотать вокруг них. Спирос кинулся звонить доктору, но тот, увидев с трасы пламя, сам развернул машину и вернулся в дом Макса.

Помощь его особенно и не понадобилась. Нил-Нил оказался только перепачканный золой, ожогов, слава Богу, не случилось, лишь волосы немного подпалились. Пришла в чувство и Таня.

Но уколы доктор все равно сделал, потому что шоковое состояние было у обоих стабильно серьезным.

Нил-Нил все равно не засыпал. Таня ни на минуту не отходила от мальчика, а он лежал с открытыми глазами и ни на кого не реагировал.

Таня завернула его в плед и, взяв на руки, начала баюкать как маленького.

Нил, весь разбитый, сидел в кресле.

Спи, малютка, мой прекрасный,

Баюшки-баю.

Тихо смотрит месяц ясный

В колыбель твою.

Стану сказывать я сказки,

Песенку спою;

Ты ж дремли, закрывши глазки,

Баюшки-баю...

Дам тебе я на дорогу

Образок святой:

Ты его, моляся богу,

Ставь перед собой;

Да, готовясь в бой опасный,

Помни мать свою...

Спи, мой Нилушка прекрасный,

Баюшки баю.

— Мне страшно, мама... — прошептал мальчик и расплакался. Таня все пела и пела лермонтовскую казачью песню, пока ребенок, выплакавшись, не заснул у нее на руках.

Нил взял сына на руки и осторожно положил на кровать, прикрыв одеялом. Таня так и оставалась сидеть на краю, закрыв лицо руками, но Нил понял, что она плачет.

— Какой же я дурак...

Нил опустился на колени и обнял ее. Потом поднял на руки и отнес к себе...

Все подозрения растаяли мгновенно. Нил понял, что тогда, в Мэриленде, он ошибся, не могла такая женщина хладнокровно убить двух человек, пусть даже и негодяев.

— Только не расплескай, а то ты вечно проливаешь на все, что попало. — Нил подал ей виски и чуть коснулся о край своим стаканом. Хрусталь тихо отозвался. — За нас троих без слез и без огня!

— Только не говори, что любишь меня, потому что только я умею любить и никто так, как я, даже ты.

— Кажется, у нас начались отношения, но выяснять мы их теперь подавно не будем.

Нил нажал на кнопку ночника, и звездная ночь вы сыпалась в окно.

Третье утро на острове выдалось солнечным и ясным. В саду вовсю шла уборка следов пожара, и скоро общими усилиями только обгоревшая трава напоминала о ночном кошмаре. Настроение у всех домашних было еще тревожное, но счастливое спасение Нила, о котором все только и говорили, постепенно развеивало печаль прошедшего дня.

Нил проснулся и долго смотрел на спящую Таню. Так много произошло за эти бесконечно долгих два дня. Сомнения навалились с новой силой.

Верить ли ей или нет? Может быть, это все — только первый акт хорошо продуманного сценария? Или это, как говорят в России, приворот? Но до банальности не хочется потерять ее. Что будет теперь? Разорвать сына пополам — безумие. Мальчик любит ее, а она его. После смерти Макса вторая потеря близкого для ребенка человека губительна... Нил все смотрел и смотрел на спящую женщину и не находил ответа.

— Ты все еще не веришь мне? — не открывая глаз, спросила она. — Я никогда больше не буду тебе ничего доказывать и оправдываться в том, что я не совершала или совершала. Ты рано или поздно полюбишь меня, наверное, не так, как я, но все равно полюбишь, а пока не надо торопить время. Я хочу, чтобы теперь каждый день был долгий-предолгий. У меня никогда не было такого мужчины, как ты, и я буду бороться за тебя ради нас с тобой. К сердцу прижмешь или к черту пошлешь — все теперь не важно. От тебя и хула — похвала... Я люблю тебя, и ради этого одного стоило родиться. Только сейчас я поняла, почему любовь — это божественное чувство.

Солнечный луч пробился между штор и осветил Таню. Золотистые глаза сверкнули, и Нил сдался...

Солнце поднялось уже высоко, когда в дверь тихо постучали. Нил быстро накинул халат, а Таня нырнула под одеяло.

— Ну, что вы все спите и спите. — Нил-Нил боком вошел в спальню. — Вылезай, Тата. Я уже взрослый и давно все понимаю. Если честно, то я не против, что вы так решили.

Нил-Нил был серьезен и речь свою произнес, как взрослый, что и рассмешило всех. Таня высунула голову из-под одеяла и, хохоча, протянула руки к мальчику. Нил-Нил прыгнул в кровать целовать дорогую Тата.

— Да, кстати, я окончательно познакомился сегодня с новой русской бабушкой. Она ничего, только вряд ли я смогу принять ее предложение насчет переезда в Россию. Сами понимаете, столько дел в Западу. Везде глаз да глаз нужен. Хозяйством-то надо управлять. Да, Тат?

Таня опять чуть было не рассмеялась, но сдержалась. Нил-Нил говорил совершенно серьезно.

— Так, надо идти разбираться, а то Нил-Нила по частям растащат по всему свету. — Нил Баренцев решительно поднялся с кресла.

Успокоить мать не составило труда: Нил хорошо знал ее. Все аргументы в пользу переезда ребенка в Санкт-Петербург были разбиты до основания. Правда, Нилу пришлось напомнить матери о своем детстве, которое проходило в режиме сиротства, по причине тотального отсутствия родительницы — актрисы. У Ольги Владимировны после столь грустных детских воспоминаний сына мгновенно разыгралась мигрень, но разговор был прерван Спиросом, который сообщил, что с билетами до Парижа все улажено, и не только можно, но и просто необходимо срочно собираться, потому что частный самолет вылетает на большую землю через час.

Прощание было театрально бурным. Нил-Нил, весь затисканный и обцелованный новой бабушкой, был немного смущен и все же на прощание пообещал непременно приехать в гости и даже назвал Ольгу Владимировну бабушкой, свято веря, что такое обращение успокоит и обрадует новую родственницу. Но примадонна мгновенно покрылась пятнами и, приблизив к себе мальчика, прошептала:

— Дорогой мой, прошу тебя звать меня Олюня и никак иначе, а то я расстроюсь навсегда.

Мальчик равнодушно кивнул, но в душе не согласился с предложением. «Бабушка» все-таки звучало гораздо интереснее.

Нила всегда коробило, что мать давно соединила театр и жизнь в один большой одноактный спектакль, но с возрастом он уже перестал так раздражаться, как раньше. Когда мать пошла от дома к машине, в которую были погружены, как всегда, громадные чемоданы с совершенно бесполезными вещами, без которых она не представляла ни одно путешествие, сердце Нила защемило. Только в этот момент он заметил, как постарела его вечно молодая мама, как тяжело она стала ступать, как трудно ей держать спину и плечи, предательски сгибающие ее когда-то прямой стан.

— Мам, мы приедем, обязательно приедем! — крикнул Нил и, когда машина уже исчезла из виду, все так и стоял на пороге, пока мальчик не дернул его за руку.

— Давай прокатимся на яхте. И Тата возьмем. Ветер сегодня, что надо, может без мотора даже получится.

— А кто будет капитаном? — спросил Нил почти серьезно.

— Конечно ты! Я согласен на помощника, а матросом назначим Тата, а то она всегда была капитаном раньше, думаю, она не обидится, что мы ее разжаловали на время.

— Думаю, нет, если только на время — и только до старшего матроса.

Идея прокатиться по морю втроем Тане не понравилась.