Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 77 из 80

И снова Вивиана склонила голову.

– Значит, на Драконий остров.

– Древний поединок, да? Утера на коронации так не испытывали…

– Утер был воином, этого ему оказалось достаточно, чтобы стать повелителем дракона, – промолвила Вивиана. – Этот мальчик юн и крови еще не пролил. Его должно испытать и признать достойным.

– А если он потерпит поражение…

Вивиана стиснула зубы.

– Он не должен потерпеть поражение!

Талиесин выждал, пока Владычица вновь не встретилась с ним взглядом, и повторил:

– А если он потерпит поражение…

– Вне всякого сомнения, если это случится, то Лот вполне готов, – вздохнула Вивиана.

– Надо было тебе забрать одного из сыновей Моргаузы и воспитать его здесь, на Авалоне, – посетовал Мерлин. – Вот Гавейна, например. Вспыльчивый, задиристый – бык там, где Утеров мальчик – олень. Но в Гавейне есть задатки короля, сдается мне, и он тоже рожден Богиней; Моргауза – дочь твоей матери, и в ее сыновьях течет королевская кровь.

– Я не доверяю Лоту, – проговорила Владычица, – а Моргаузе доверяю еще меньше.

– Однако у Лота есть родичи на севере, и, сдается мне, Племена его примут…

– Но те, кто держится Рима, – никогда, – возразила Владычица, – и тогда Британия распадется на два непрестанно враждующих королевства, и ни у одного недостанет сил сдержать саксов и диких северян. Нет. Это должен быть сын Утера, ему нельзя проиграть!

– Это уж как угодно Богине, – сурово произнес Мерлин. – Смотри, не принимай собственные желания за ее волю.

Вивиана закрыла лицо руками.

– Если он проиграет… если потерпит поражение, значит, все было ни к чему, – яростно воскликнула она. -… Все, что я сделала с Игрейной, все зло, что я причинила тем, кого люблю. Отец, ты прозреваешь, что он погибнет?

Старик покачал седовласой головой. В голосе его звучало сострадание.

– Богиня не явила мне свою волю, – промолвил он, – и кто, как не ты, провидела, что этот мальчик обретет силу и власть над всей Британией? Я предостерегаю тебя против гордыни, Вивиана, – ты думаешь, будто знаешь, как лучше для всех живущих, для каждого из мужей и жен. Ты хорошо правила Авалоном…

– Но я стара, – проговорила она, поднимая голову и читая в глазах Мерлина жалость и сочувствие. – И однажды, вскорости…

Мерлин склонил голову, и он тоже покорялся тому же закону.





– Когда час пробьет, ты поймешь; но время еще не пришло, Вивиана.

– Нет, – промолвила она, борясь с внезапно накатившим отчаянием, – последнее время такие приступы случались то и дело, лихорадя тело и терзая разум. – Когда час пробьет, когда я не смогу больше видеть, что ждет впереди, вот тогда я пойму, что пора передать правление над Авалоном другой жрице. Моргейна еще слишком молода, а Врана, которую я люблю всем сердцем, принесла обет молчания, став голосом Богини. Время еще не пришло, но если придет слишком рано…

– Когда бы оно ни пришло, Вивиана, все случится в должный срок, – отозвался Мерлин. Он встал, высокий и статный, однако на ногах он держался нетвердо; Вивиана видела, как тяжко опирается он на посох.

– Значит, я привезу мальчика на Драконий остров в весеннюю оттепель, и мы увидим, готов ли он стать королем. И тогда ты вручишь ему меч и чашу в знак нерушимой связи между Авалоном и внешним миром.

– По меньшей мере меч, – отозвалась Вивиана. – Что до чаши… я не знаю.

Мерлин склонил голову.

– Здесь я полагаюсь на твою мудрость. Ты, а не я, глас Богини. Однако для него Богиней станешь не ты…

Вивиана покачала головой.

– Он встретит Мать, когда одержит победу, – проговорила она, – и из ее рук примет меч победы. Но сперва он должен доказать, что достоин, сперва ему надо встретиться с Девой-Охотницей… – По лицу ее скользнула тень улыбки. – И что бы уж ни произошло после, – промолвила она, – мы не станем полагаться на случай, как с Утером и Игрейной. Нам нужна королевская кровь, к чему бы уж это в итоге ни привело.

Мерлин давно ушел, а Вивиана все сидела, следя за картинами в пламени, рассматривая лишь прошлое и не пытаясь заглянуть сквозь туманы времени в будущее.

И она тоже много лет назад – столько, что сейчас уже и не сочтешь, – отдала свою девственность Увенчанному Рогами Богу, Великому Охотнику, Владыке спирального танца жизни. О девственнице, что сыграет ту же роль в предстоящей церемонии коронования, Вивиана даже не задумывалась, мысли ее блуждали в прошлом, возвращаясь к тем временам, когда она выступала Богиней в Великом Браке.

… Для нее это всегда было не больше чем долгом, иногда отрадным, иногда неприятным, но всегда – навязанным, всегда – под властью Великой Матери, что распоряжалась ее жизнью с тех самых пор, как Вивиана впервые попала на Остров. И внезапно Владычица позавидовала Игрейне, и некая беспристрастная часть ее сознания не преминула удивиться: с какой стати завидовать женщине, потерявшей всех своих детей, что либо умерли, либо воспитываются вдали от нее, а теперь вот ей суждено овдоветь и окончить жизнь за монастырскими стенами.

«А завидую я той любви, что она изведала… Дочерей у меня нет, сыновья мои мне чужие и даже в чем-то враждебны… Я никогда не любила, – размышляла Вивиана. – Равно как и не знала, что это такое – быть любимой. Страх, благоговение, почтение… все это мне дано. Но любовь – никогда. И порою мне кажется, я все бы отдала за один лишь взгляд вроде того, каким Утер смотрел на Игрейну в день свадьбы».

Она удрученно вздохнула и повторила себе под нос слова Мерлина: «Ну что ж, без толку горевать о прошлогоднем снеге». Вивиана подняла голову, и к ней тут же бесшумно подоспела прислужница.

– Владычица?

– Приведи ко мне… нет, – внезапно передумала она; пусть девочка спит. «Это неправда, что я никогда не любила и не знала любви. Я люблю Моргейну превыше меры, и Моргейна любит меня».

А вот теперь и этому суждено закончиться. Ну что ж, все в воле Богини.

Глава 14

К западу от Авалона бледным светом сиял осколок новой луны. Моргейна медленно поднималась все выше; ее босые ноги ступали по извилистой тропе. Распущенные волосы рассыпались по плечам, из одежды на ней было только платье без пояса. Моргейна знала, что за ней безмолвно наблюдают стражи и жрицы, чтобы кто-нибудь чужой ненароком не нарушил ее молчания кощунственным словом. Под темной завесой волос веки ее были опущены. Она безошибочно шагала по тропе, в зрении не нуждаясь. Рядом беззвучно шла Врана, тоже босиком, не подпоясанная, распущенные волосы падали на лицо.