Страница 5 из 43
- А себе, Луи? - смуглый вопросительно взглянул на шефа. - Неужто и перед делом не примешь?
По бледному нездоровому лицу сутулого скользнуло подобие улыбки.
- Я уже свое принял, Сава, ты же знаешь. Так что не обижайтесь. Я чайку выпью.
Он взял стоящий на столе чайник. Стакан наполнился густой темно-коричневой, почти черной жидкостью.
- Ну, с божьей помощью! - хрипловатым голосом произнес шеф, поднимая стакан, и криво ухмыльнулся.
Тон, каким были сказаны эти слова, и ухмылка придавали им зловещий, дурной смысл, понятный, однако, сидящим за столом. Они переглянулись и мигом осушили свои стаканы. Сутулый же не спеша, с наслаждением потягивал крепкий, словно деготь, чифир, и глаза его, и без того отдающие нездоровым лихорадочным блеском, словно бы стекленели.
Все молча ждали, когда шеф закончит "ловить кайф". Наконец он, очнувшись, взглянул на старые стенные часы:
- Поехали! Иван, портфель не забудь.
Коренастый малый полез под диван и вытащил туго набитый объемистый черный портфель.
Машина уже успела покрыться слоем вязкого мокрого снега.
- Смотри, как метет. В самый раз. Не зря говорится - нет ничего лучше плохой погоды. Кино было такое. Интересное. Детектив. - Луи засмеялся. Поехали! - скомандовал он. - Номера снимать не будем, залепим их снегом.
Пока Иван возился с номерами, Луи уселся на место водителя, осветил панель, убедился, что бак почти полон, и удовлетворенно пробормотал:
- Путь неблизкий, но хватит, еще и останется хозяину тачки на дорогу до милиции.
Стоял глухой предрассветный час, когда "Волга" с выключенными фарами, будто белое приведение, едва различимая на снежном фоне, въехала в село Кобылково. Жизнь словно вымерла в этом большом многолюдном селе, раскинувшемся на правом берегу Днестра. Так, во всяком случае, казалось пассажирам "Волги". И потому они были неприятно удивлены, увидев в центре села, возле церкви, грузовик. В кабине вспыхивал огонек сигареты. Возле кабины стоял человек в огромном тулупе, делавшем его коренастую фигуру еще внушительнее, и, опершись о ружье, разговаривал с шофером.
Водитель "Волги", грязно ругнувшись, прибавил газу, и машина вскоре оказалась на противоположной окраине Кобылкова.
- Вот дела... - растерянно протянул Луи, - черт бы побрал этого атасника*. Дрыхнул бы себе в тепле, так нет, торчит на улице, бдительность показывает. Но и мы отмахали сотню километров не для того, чтобы локш тянуть.
_______________
* А т а с н и к - ночной сторож.
Остальные угрюмо молчали. Молчание нарушил Иван:
- А может, отложим дело, Луи? - Он говорил нерешительно, даже заискивающе.
- Опять сдрейфил, Ванечка? - В темных, неестественно блестящих от чифира глазах шефа зажглись злобные огоньки. - Назад пустыми не поедем, отрезал он. - А с тобой после потолкуем, дорогой.
И хотя эта угроза была адресована только Ивану, все притихли. Они хорошо знали буйный, временами истерический нрав своего шефа и предпочитали не перечить ему.
Полчаса спустя машина снова въехала на главную улицу и остановилась невдалеке от смутно белеющей на пригорке церкви. На этот раз улица была совершенно пустынной. О грузовике и человеке в тулупе напоминали лишь следы колес и огромных сапог сторожа.
Луи открыл дверцу, осмотрелся и скомандовал:
- Действуем, как всегда. Я - в машине, Сава - на стреме, Бума и Иван - в клюкву*.
_______________
* К л ю к в а - церковь.
Иван открыл портфель, порылся в нем, что-то достал, спрятал под куртку, уже хотел было положить портфель обратно, когда прямо над его ухом раздался злой шепот шефа:
- А это? Да ты, Иван, и в самом деле сдрейфил.
Луи щелкнул замками портфеля и вынул три обреза. Короткие и широкоствольные, они походили на старинные пистолеты: не хватало только раструба на конце ствола. Два "пистолета" он сунул Буме и Ивану, третий Саве, коротко приказав:
- Шмолять только в крайнем случае, но наверняка.
Ему никто не ответил, и трое молча зашагали к церкви. Иван и Бума легко перемахнули через невысокую ограду, Сава остался на улице. Иван достал из кармана банку, смазал густой маслянистой жидкостью оконное стекло, приложил газету, надавил шапкой. Хрупкое стекло почти беззвучно треснуло, и его осколки прилипли к бумаге. Он осторожно свернул ее, спрятал в карман куртки. За стеклом оказалась металлическая крестообразная решетка. Иван с сомнением потрогал толстые металлические прутья, покачал головой. Бума понял без слов, подал обрубок водопроводной трубы с расплющенным концом, в котором была сделана прорезь. Иван попытался зацепить самодельным гвоздодером шляпку гвоздя, однако та не поддалась.
- Ну чего ты там? - нетерпеливо зашептал напарник. - Давай по-быстрому...
- Не поддается, зараза, здорово загнали, под самую шляпку. И перчатки эти проклятые мешают. - Он со злостью сорвал толстые шерстяные перчатки и сунул их в карман. - Ты только Луи не говори, что без перчаток работал. Психовать опять будет.
Бума протянул ему ножовку:
- Попробуй лучше вот этим. Верное дело.
- Верное, да медленное, - пробормотал Иван, однако взял ножовку и задвигал ею по железному пруту. Раздался неприятный и довольно громкий скрежет металла. Он испуганно оглянулся, прошептал:
- Вот что я тебе скажу. Бума, надоела мне эта волынка. Шефу что сидит себе в машине, а мы тут уродуемся. - Он хотел еще что-то сказать, однако напарник перебил:
- Ладно, кончай каркать.
Иван замолк, занятый своим делом. Вдруг пила, сделав последний ход, вырвалась, и он услышал мягкий звук ее падения на деревянный пол. "Черт с ней, с ножовкой, пропади она пропадом, - выругался он, - некогда искать". Иван обхватил обеими руками толстый железный прут и с усилием отогнул его. В образовавшуюся щель легко проскользнул худой Бума.
Тонкий луч карманного фонарика прорезал густую темноту, жадно зашарил по украшенным росписью стенам, нащупал алтарную стенку с иконостасом. Скорбные, печальные лики святых, казалось, с удивлением и осуждением смотрели на святотатца. Человеку с фонариком на миг стало не по себе.
- Чего уставились, идолы? - пробормотал он.
Шепот, усиленный хорошей акустикой, прозвучал неожиданно громко, и Бума вздрогнул.
- Ну погодите, я вам покажу...
Светя фонариком, он сорвал несколько икон, сунул их в сумку, зашел в алтарь. На маленьком столике, покрытом плюшевой скатертью, покоилась толстая книга в резном серебряном окладе. Рванул оклад. Ветхие, истонченные временем листы бесшумно разлетелись веером в разные стороны, а оклад занял место в сумке рядом с иконами.
Приоткрыл деревянный старинный футляр, лежащий на аналое. Луч фонарика скользнул по желтой дарохранительнице.
"Неужели золотая? Вот подфартило", - обожгла радостная мысль. Набив сумку чашами, крестами, вор покинул церковь тем же путем, что и проник в нее. У окна его нетерпеливо дожидался сообщник. Они уже перелезли через ограду, как вдруг откуда-то из темноты раздался окрик:
- Стой! Стой, кому говорю!
Голос звучал громко, уверенно. От неожиданности оба на миг оцепенели. Первым пришел в себя Бума, выхватил из-под полы обрез, но не успел взвести курок, как сбоку прогремел оглушительный выстрел, и вслед за ним они услышали голос Савы:
- Чего стоите? Шмоляйте!
Тот, кто приказал им остановиться, уже подбежал совсем близко, и они узнали в нем сторожа, разговаривавшего с водителем грузовика. Над головой сторож занес ружье, будто изготовил его для удара. "Но почему он все-таки не стреляет? - пронеслось в голове у Бумы. - Живыми хочет взять, что ли?" Бума лихорадочно взвел курок и, почти не целясь, выстрелил в белеющее совсем близко лицо.
К ним присоединился Сава, и уже втроем они подбежали к нетерпеливо урчащей мотором машине. Стукнули дверцы, и "Волга" рванулась в темноту. Сбежавшиеся на выстрелы взбудораженные сельчане увидели человека, недвижимо распростертого на снегу, Тревожный колокольный звон поплыл над сонным селом, достигая самых отдаленных домов.