Страница 11 из 34
- Извини, Лешка, мне пора, - невнятно и чуть слышно пробормотал он. - Я и так у тебя задержался...
- Ты погоди... Куда ты? У меня тут минутное дело, - зачастил Ганшин, чуть ли не хватая друга за рукав.
- Еще увидимся, - не глядя на него, ответил Светозар и осторожненько, бочком, чего за ним никогда не водилось, протиснулся мимо Иванова.
Ганшин рванулся было за ним, но Иванов уже подошел к столу и положил "дипломат" на стул, где только что сидел Светозар.
- Извините, Алексей Степанович, - веско сказал Иванов. - Я пришел за договором.
Он раскрыл "дипломат", потом собрал со стола листы и аккуратно сбил их вместе.
- Погодите, - растерянно проговорил Ганшин, следя за его действиями. - Я же еще не подписал. Одну минуточку...
- Как же не подписали? Очень даже подписали.
Иванов пролистнул договор и показал Ганшину последнюю страницу. Внизу ее оторопевший Ганшин увидел собственную невнятную, размашистую подпись.
Тут же в кабинет вкатился сияющий Порфирий Измайлович и, схватив руку Ганшина, принялся качать ее вверх и вниз, как ручку домкрата.
- Поздравляю, поздравляю вас, Алексей Степанович! Надеюсь... Нет, я уверен в нашем долгом и плодотворном сотрудничестве!
- Да, да, конечно... - лепетал Ганшин. У него было такое чувство, словно его только что надули, причем таким хитрым способом, какой он не может разгадать.
- Материалы начнут поступать к вам завтра, - пробасил Иванов, закрыв "дипломат". - А сегодня отдохните, Алексей Степанович, расслабьтесь. Мы еще увидимся.
Он кивнул и вышел из кабинета. Толстенький Порфирий наконец выпустил руку Ганшина.
- Разрешите и мне откланяться, - тараторил он. - Не смею вам мешать в благотворном отдыхе. Кстати, как вам помощницы? Очень, очень современные девочки. И без всяких там комплексов! - Он мелко захихикал, вульгарнейшим образом подмигнул Ганшину и выскочил из кабинета.
Ганшин ждал звука захлопнувшейся двери, но так его и не услышал. Он чувствовал себя каким-то опустошенным и даже не то, чтобы обескураженным, а просто безразличным. Даже намек толстячка насчет девочек ничего не всколыхнул в нем.
Двигаясь осторожно и неуклюже, словно на ходулях, он вышел из кабинета. И в этот момент часы в кухне пробили двенадцать. Полночь.
Со звуком последнего удара Ганшин вошел в гостиную. На столе было прибрано, там уже стояли кофейник и чашки. Девушки чинно сидели на диване.
- Кофе готов! - радостно провозгласила Нора, тут же подбегая к нему. - Садись на диванчик, Алексей, тебе надо отдохнуть. А я сейчас кофе налью.
Нежно обнимая за плечи, Нора подвела Ганшина к дивану, усадила и захлопотала с чашками. Элиза в это время прошла по гостиной и со щелчком включила телевизор.
- ... в Москве состоялось открытие Комитета по Восстановлению России, - ворвался в комнату профессионально-бодрый голос комментатора. - Председателем КВР был избран...
Элиза отошла к столу и достала из лежащей там пачки сигарету. Ганшин машинально взглянул на экран и... его словно обдало кипятком, даже дыхание остановилось. На экране за длинным столом Ганшин увидел лысого Иванова в черном костюме и с похоронным выражением лица. Но не это поразило его больше всего, а тот, кто сидел в центре и, надменно улыбаясь, что-то говорил в микрофон. Потом он поднял голову и встретился взглядом с Ганшиным.
Мир застыл. Все замерло и в комнате, и в телевизоре. Ганшин сразу узнал того, кто сквозь телевизионное стекло глядел ему через глаза прямо в душу. Это был он, тот, о ком Ганшин боялся даже подумать, чьи шаги гремели за стенкой развалюхи и кто потом появился в дверях. Но только теперь он странно изменился. Ганшин видел его как бы сразу в двух ипостасях. С одной стороны, это был дородный пятидесятилетний мужчина, крепкий и широкоплечий, типичный правительственный функционер, рожденный и призванный руководить и повелевать. А с другой... с другой это было чудовище, описать которое Ганшин никогда бы не взялся. Имеющее очень отдаленное сходство с человеком, оно скалило многочисленные острые черные зубы и нечеловеческими глазами уставилось с телевизора прямо в душу Ганшину, что-то высасывая из нее и делая его, Алексея Степановича Ганшина, немолодого уже литератора и, в общем-то, неплохого мужика, совершенно иным человеком. И это было все. Этого уже нельзя было избежать. Отныне и до конца жизни Ганшин вынужден жить с этим, и писать с этим, и заниматься любовью и многое, многое другое, а конец этой жизни, как он чувствовал, уже не за горами...
- Алексей, - раздался у самого уха голосок Норы, - а вот и кофеек.
Ч А С Т Ь 2. ПРИЧИНЫ (Ночь).
1
Ветер свистел по пустой ночной улице, неся мелкие снежинки, которые таяли, чуть коснувшись тротуара, но на газоны ложились белой пылью, предвещающей зиму. Ближайший фонарь со скрипом раскачивался, бросая на тротуар пляшущие тени.
Услышав шаги, Светозар метнулся в ближайший двор и прижался спиной к деревянной стене двухэтажки, все окна которой были потушены. Слава богу, все было тихо, главное, не залаяли собаки. Стук сапог по асфальту становился все слышнее, громом отдаваясь в ушах. Светозар осторожно выглянул из-за угла, и тут, вывернувшись с соседней улицы, появились три силуэта с остроконечными капюшонами. Коричневые монахи. Светозар тут же спрятал голову, стараясь втиснуться в стену. Шаги приближались, ветер донес отрывки фраз:
- А я его как тресну клобуком между глаз, так он и сел на задницу. Даже обмочился, свинья жирная...
- А мы на днях девчонку заловили, из этих. Понятно, потащили в церковь приобщать. Вот смеху-то было...
Заржав на всю улицу, монахи прошли мимо, даже не поворачивая голов. Капюшоны ограничивали их поле зрения, подпоясанные солдатскими ремнями с кобурой длинные рясы мели асфальт.
Светозар старался не дышать, но ему все казалось, что монахи вот-вот услышат стук сердца, которое билось у самого горла. Потом стук сапог и голоса замерли в отдалении. Светозар оторвался от стены, чувствуя, как под кожаной курткой отлипает рубашка от влажного тела. Улица снова была пуста, ветер нес по ней становящийся гуще мелкий снег.
Стараясь не стучать ногами, Светозар одним рывком миновал оставшиеся три дома. К счастью, калитка была не замкнута, и Светозар нырнул в темноту двора. Справа из будки раздалось рычание.
- Бобик, Бобка, это свои, - прошептал Светозар, и рычание сменилось дробными ударами хвоста по стенкам будки. Однако, вылезать в такую погоду на улицу собака на пожелала.
Пройдя через двор к домику-развалюхе, Светозар трижды коротко стукнул в ставень окна. Через минуту в сенях за дверью послышалось шебуршание, скрипнув, дверь отворилась.
- Заходи, - прохрипели из темноты.
Нагнувшись, чтобы не удариться лбом, Светозар протиснулся мимо хозяина. На него пахнуло смесью табака и перегара. Дверь опять заскрипела, закрываясь.
- Смазать бы надо, - полушепотом сказал Светозар.
- Надо, - хрипло сказали в ответ, - да все руки не доходят. Ты такой умный - вот и смажь.
- И смажу, - сказал Светозар, проходя из сеней в коридорчик. - В следующий раз непременно.
- Все вы так говорите, - вздохнул за спиной хозяин.
Повесив куртку на гвоздь и отряхнув от тающего снега волосы, Светозар привычным путем прошел в дальнюю комнату.
Керосиновая лампа с мутным стеклом стояла в углу на полу, так что в комнате было почти темно. За длинным столом посредине сидели шесть человек - темные силуэты, но Светозару хватило и этого, чтобы узнать их. Пять мужчин и женщина, вернее, девушка по имени Зина, составляли ядро Сопротивления, в которое Светозар вошел два месяца назад. Сидевший во главе стола при появлении Светозара замолчал, настороженно вглядываясь в него. Чуть блеснули стекла очков.
- А, это вы, Светозар, - с видимым облегчением проговорил он. - Садитесь, мы уже начали.
Светозар сел за стол между Зиной и шумно дышащим толстяком по имени Лаврентий. Из соображений безопасности, они знали друг друга только по именам. Считалось, что так надежнее.