Светловолосая рабыня

— В общем, с ней случилась истерика, — продолжал я. — Она заявила: лучше смерть, чем ваше безразличие. Сначала я не принял этого всерьез, но она, представляете, кинулась в мой бассейн!

— Бедная дурочка! — страстно воскликнул он.

— Я, естественно, нырнул вслед за ней и вытащил из воды, но она отчаянно сопротивлялась, не давая спасать себя.

— Где она сейчас?

— Лежит у меня на кушетке, связанная по рукам и ногам, — сказал я. — Но дело в том, что мне нужно срочно уйти. Впрочем, даже если бы я попытался помочь ей, то не обладаю достаточной компетенцией...

— Оставьте в покое несчастную девочку! — завопил он. — Я немедленно выезжаю в карете “Скорой помощи”. Дайте ваш адрес, Холман.

Я назвал адрес, и он трижды переспросил для полной уверенности.

— Я буду в течение часа. Оставьте дверь незапертой и отправляйтесь по своим делам. — И вдруг его голос загрохотал в трубке, словно гром небесный:

— Еще одно! Вы слушаете, Холман?

— Слушаю, — разозлился я, — но не могу утверждать, что у меня не лопнут барабанные перепонки.

— Руки и ноги у нее связаны бережно? Если хоть малая частичка ее великолепного тела окажется поврежденной, я буду считать вас лично ответственным!

— Она упакована надежнее, чем самый дорогой телевизор, — заверил я. — Только есть еще одна маленькая деталь.

— Какая? — живо откликнулся он.

— Пока я с ней дрался, извлекая из бассейна, вся ее одежда оказалась разорванной в клочья, — сказал я.

— Вы хотите сказать, — поперхнулся он, — что в данную минуту она лежит совершенно обнаженная и связанная по рукам и ногам на вашей кушетке?

— Лицом вниз, — сообщил я извиняющимся тоном.

— Я привезу с собой какую-нибудь одежду, — сказал он дрожащим голосом. — Пожалуй, я сам сяду за руль. Не хочу, чтобы какая-нибудь сплетня запятнала честное имя сестры Демнон.

— Айрис, — сказал я.

— Айрис, — повторил он мечтательно. Я осторожно повесил трубку и увидел, что в синих глазах сестры Демнон зажегся расчетливый огонек.

— Дедини? — произнесла она с расстановкой. — А ведь он не женат!

— И страдает от чудовищной сексуальной депрессии, — добавил я. — Если вам удастся коснуться задом его пальцев, когда он будет развязывать вам руки, он непременно почувствует, что долг чести — жениться на вас!

— А ведь санаторий должен приносить приличный доход! — В ее глазах появилось сомнение. — Но почему вы это делаете для меня, Холман?

— Потому что вы — отвратительная маленькая сучка, которую гораздо легче заставить играть роль любящей и верной супруги в уютном гнездышке с шестью телевизорами и четырьмя автомобилями, которое совьет для вас Дедини, чем честно выполнять свои обязанности.

— И вы не доставите мне никакой неприятности за то, что я помогла убежать Кармен? — спросила она.

— Не вы, так нашелся бы кто-нибудь другой, — проворчал я. — Но если вы позвоните Тайлеру Уоррену и разболтаете ему все, обещаю вам, что сегодня же вечером найду вас и утоплю в первой же попавшейся луже.

— Я не сделаю этого! — Она в экстазе закатила глаза. — Не знаю, как мне благодарить вас, Рик. Вы внезапно открыли передо мной целый мир новых возможностей и... — В глазах ее появился знакомый блеск. — Обождите минутку! У вас срочное свидание? Вы правда торопитесь?

— Конечно, — кивнул я. — А почему вы спрашиваете?

— Просто я подумала, что у нас достаточно времени, пока Дедини доберется сюда. Так что я вполне могла бы наделе доказать вам, насколько велика моя благодарность и признательность. Вот прямо здесь, на кушетке! — Она задумчиво вздохнула. — Это было бы последним штрихом свободы, перед тем как я предамся вечной супружеской любви и преданности.

— У вас самый извращенный ум, какой мне приходилось встречать за всю мою жизнь, Айрис Демнон! — восхищенно сказал я.

— Не настолько уж он извращенный. — Она хихикнула. — Хотя, честно признаться, мне в самом деле пришло в голову, что это было бы новое, необычное для меня ощущение: я имею в виду, если бы вы оставили при этом мои руки и ноги связанными, вот как сейчас.

Глава 10

Хижина стояла как раз там, где указала Айрис Демнон, и солнце медленно скользило за край каньона, когда я добрался до места. Мои шаги прозвучали неожиданно гулко, нарушив глубокое молчание пустынного синего мира, где островерхая крыша хижины вырисовывалась на фоне закатного неба, словно силуэт одинокого часового на чужой планете. Вряд ли я рисковал в этом заброшенном уголке наткнуться на ходячего мертвеца по имени Луи, но пару раз в жизни мне уже приходилось сполна платить за свою беспечность. Поэтому я извлек из поясной кобуры верный тридцать восьмой и решительно подошел к двери.

На ней висел большой замок — петли были недавно смазаны. Я сбил замок рукояткой пистолета, и звук от удара, казалось, разнесся по всей округе. Ударом ноги я распахнул дверь настежь. Длинная и узкая комната, обшитая панелями, оказалась на редкость мрачной и темной, и мне пришлось немного постоять на пороге, пока глаза привыкнут к полумраку. Несколько секунд спустя из дальнего угла комнаты послышался слабый стон, от которого у меня волосы буквально поднялись дыбом.

После короткой внутренней борьбы разума и страха первый подсказал мне, что, если бы здесь таилась опасность, я был бы уже мертв, потому что стоял на пороге, являя собой превосходную мишень даже для неопытного стрелка. Я сунул пистолет в кобуру и шагнул в комнату. Не слишком твердыми пальцами я чиркнул спичкой и в ее слабом пламени увидел стоявшую неподалеку на столе лампу. Я приподнял стекло, поднес другую спичку к фитилю, и лампа загорелась ровным пламенем, озаряя комнату мягким теплым светом.

Тихий стон раздался из-за моей спины. Я круто повернулся и увидел ее: скорчившись, она полусидела в углу у пустого камина. Кто-то вбил крюк прямо над ее головой, привязал один конец веревки к запястьям, а другой перебросил через стальное кольцо, болтавшееся на крюке. Злобная расчетливость, от которой стыла кровь, была в том, как все это устроено: веревка ровно такой длины, чтобы сидеть скрючившись. Я нашел на кухне нож, вернулся в комнату и разрезал веревку, стягивавшую запястья девушки. Кожа под веревками была стерта до крови, и, едва веревка ослабла, руки беспомощно упали.

Если бы Шумейкер мог сейчас увидеть ее, яростно подумал я, он нашел бы, что его описание Кармен Коленсо в высшей степени льстит ей. Женщина, на которую я смотрел, выглядела лет на пятьдесят. Спутанные жесткие черные волосы неопрятными прядями падали на ее лицо, вокруг закрытых глаз темнели фиолетовые круги. Дыхание было слабым и прерывистым и вырывалось сквозь стиснутые зубы со слабым стоном. Пергаментного цвета кожа туго обтягивала костлявое лицо, рот провалился. Я поднял ее на руки и отнес на кушетку, хотя мог бы это сделать и одной рукой: она почти ничего не весила.

На кухне я нашел жестянку куриного бульона, разогрел его, перелил в надтреснутую чашку. Десять бесконечно долгих минут, осторожно трогая ее плечо и монотонно повторяя ее имя, я пытался заставить Кармен приоткрыть глаза.

— Я ваш друг, мисс Коленсо. Теперь все будет хорошо. Больше никто не причинит вам зла.

— Друг? — Она вдруг сделала отчаянное усилие и села. — У меня нет друзей.

— Съешьте вот это, — сказал я и осторожно вложил чашку с бульоном ей в руки.

Она медленно глотала бульон, не обращая внимания на струйки жидкости, сбегающие по ее подбородку на грязное платье. Когда чашка опустела, она выпустила ее из пальцев прямо на пол, ее темные глаза немигающе уставились на меня.

— Друг... — Она судорожно дернула головой. — Но вы не из тех! Они держали меня привязанной к стене, а когда я ночью оставалась одна, то слышала, как водятся крысы!

— Вы помните их?

— Все как в тумане — словно призраки, витающие в мозгу...

— Вы помните, как убежали из санатория? — Я подождал, пока она снова качнет головой. — В машине вас ждал водитель?

— Никого не было, — сказала она. — Я села за руль, но что-то острое впилось мне в шею.