Страница 36 из 91
Впоследствии в своих мемуарах Г. Трумэн писал:
"Если бы мы решили распространить войну на Китай, то должны были ожидать возмездия. Пекин и Москва как идеологически, так и в соответствии с договорами являлись союзниками. Если бы мы начали атаковать коммунистический Китай, мы должны были бы ожидать русского вмешательства...
На Востоке мы бы стерли с лица земли великолепные китайские города, убив 25 миллионов невинных женщин, детей и других гражданских лиц. А у нас на руках была бы третья мировая война и никаких союзников. А под русским контролем оказалась бы вся Центральная Европа, возможно еще Турция, Греция, Италия, Северная Африка и богатейшие районы Ближнего Востока... Я просто не мог начать третью мировую войну"9.
Это же подчеркивал и государственный секретарь Дж. Маршалл. Когда в конгрессе был задан вопрос, рекомендовал бы он атомную бомбардировку Маньчжурии, если бы был уверен в невмешательстве СССР в конфликт, он ответил: "Если бы не было никакой опасности вмешательства СССР, то упомянутые вами бомбардировки начались бы без всякого промедления"10.
Такого же мнения придерживался и председатель Объединенного комитета начальников штабов генерал Омар Брэдли. Выступая по радио 24 июня 1960 г., накануне 10-й годовщины начала Корейской войны, он объяснил, почему администрация Трумэна отвергла требование генерала Макартура сбросить атомные бомбы на Китай в период войны в Корее11. Он сказал, что наличие атомных бомб у Советского Союза было решающим фактором в той ситуации.
Генерал Брэдли объяснил, что линия Макартура была чревата опасностями, поскольку Вашингтон знал, что Советский Союз имеет договор с Китаем. Москва сделала Вашингтону публичное предупреждение, и последний знал о наличии у СССР атомных бомб.
Генерал Брэдли сообщил своим слушателям, что в Вашингтоне полагали, что Советский Союз сбросит атомные бомбы в тылу американских войск в Корее, если США подвергнут Китай атомной бомбардировке. В Вашингтоне считали, что это приведет к уничтожению баз снабжения США в Пусане и других местах.
По заявлению генерала Брэдли, американское военное руководство "не считало, что США было бы выгодно начать ядерную войну".
Вопрос об атомной бомбардировке был снят, но в ноябре 1950 года повод для тревоги английского премьера, безусловно, был. И не только потому, что СССР в 1949 году стал атомной державой, но и потому, что в конце 1940-х годов он уже обладал носителями атомной бомбы, способными поражать цели на всю глубину Западной Европы, а также Аляски. Вопрос об атомной бомбе перестал быть первостепенным еще и потому, что в ходе сражений зимой и весной 1951 года китайские и северокорейские войска освободили Пхеньян (в декабре 1950 года), вышли на 38-ю параллель, вновь захватили Сеул и Инчхон, но затем под ударами американо-южнокорейских войск были снова оттеснены к 38-й параллели. К лету 1951 года линия фронта почти застыла, напрягаясь и колеблясь в районе 38-й параллели. Но напряженность борьбы сохранялась. Китайские войска становились главным противником. А их успехи зависели от снабжения, поступавшего из Китая по мостам через Ялуцзян.
Эти мосты и дороги с ноября 1950 года стали первоочередными объектами ударов американской авиации. При этом стратегические бомбардировщики В-29 большими группами совершали налеты на мосты через Ялу, действуя под прикрытием F-80 и F-84, а тактические бомбардировщики В-26 контролировали дороги в Корее, особенно ночью, так как основные массы китайских войск передвигались по ним только с наступлением темноты.
Господство американской авиации в воздухе создавало опасность уничтожения стратегических мостов, затрудняло передвижение и маневр китайских и северокорейских войск в прифронтовой зоне. В связи с этим китайское и северокорейское руководство обратилось к правительству СССР с просьбой привлечь советскую реактивную истребительную авиацию для прикрытия стратегических объектов на территории КНДР, примыкающей к Китаю. Поскольку на вооружении советских ВВС к тому времени уже имелись реактивные истребители МиГ-15, которые авиация КНР и КНДР только осваивала, выполнять задачи по прикрытию стратегических объектов в Северной Корее могли только советские истребительные авиасоединения.
Откликаясь на просьбу правительства КНР и КНДР, Советский Союз направил в Северо-Восточный Китай соединения истребительной авиации, на базе которых 14 ноября 1950 года был сформирован 64-й отдельный истребительный авиакорпус советских ВВС (командир корпуса генерал-майор авиации И.В. Белов). Основная задача корпуса состояла в том, чтобы прикрыть от налетов авиации противника стратегические мосты через Ялуцзян, Супхунскую ГЭС на этой же реке, систему ирригационных плотин, коммуникации и аэродромы на территории КНДР в радиусе 75 километров от китайско-корейской границы.
Состав авиакорпуса был непостоянным. Советское командование могло использовать только один аэродром - Аньдун на корейско-китайской границе. На нем разместились два полка 28-й и 151-й авиадивизий ВВС СА. В конце ноября обе дивизии вместе с 5-й дивизией были объединены в 64-й истребительный авиакорпус.
По мере активизации военных действий состав 64-го авиакорпуса возрастал. В июле 1951 года вступил в строй новый аэродром на территории Китая - Мяогоу. Это позволило увеличить количество экипажей, привлекаемых для боевых действий, с двух до пяти авиаполков и расширить круг задач: прикрывать коммуникации в Северной Корее на глубину до 190 километров от китайской границы12.
В сентябре 1951 года, например, 64-й истребительный авиакорпус включал три авиационные (151-я, 303-я, 324-я), две зенитные артиллерийские (87-я и 92-я) дивизии, имевшие на вооружении 85-мм пушки и 37-мм автоматические зенитные установки, радиолокационные станции обнаружения и орудийной наводки, и авиационно-техническую дивизию, два отдельных полка: "ночников", прожекторный (для обеспечения действий экипажей ночью и создания светового поля в районе переправ через реку Ялуцзян и на подходах к ним), госпитали и другие подразделения обеспечивающих служб.
В 1952 году корпус насчитывал около 26 тысяч человек. Такая численность личного состава сохранялась до окончания войны в Корее.
Однако указанная численность сил и средств далеко не соответствовала тем задачам, которые должны были решать советские летчики и зенитчики. Только половина дивизий имела по три полка. Остальные - по два. По штату им полагалось всего по 32 летчика. Такое же незавидное положение сложилось и у зенитчиков.
Несмотря на эти и многие другие недостатки и упущения, советские авиаторы действовали достаточно успешно. Этому во многом способствовали высокие летно-технические качества новейшего по тому времени реактивного самолета - истребителя МиГ-15 и его следующей модификации МиГ-15 бис. МиГ-15 превосходил по своим главным характеристикам аналогичные самолеты противника, за исключением F-86. По сравнению с ним МиГ имел лучшие скороподъемность и тяговооруженность, однако несколько уступал по горизонтальной маневренности, радиусу действия и по пикированию. Максимальные же скорости полета у них были примерно равными13. Осевой двигатель обеспечивал F-86 лучшую аэродинамическую форму фюзеляжа. Истребитель быстрее набирал скорость при пикировании и имел меньшую, чем МиГ-15, "просадку" при выводе из пикирования.
Вооружение МиГ-15 было более мощным и состояло из трех удачно расположенных пушек: двух 23-мм и одной 37- мм. Истребители и истребители-бомбардировщики США имели по шесть крупнокалиберных пулеметов 12,7-мм "Кольт-браунинг", значительно разнесенных по крылу. Заметным преимуществом F-86 было лучшее прицельное оборудование, особенно радиодальномер, автоматически вносивший поправки по дальности. На МиГ-15 расстояние до цели определялось визуально и данные вводились в прицел-полуавтомат вручную.
И советские, и американские истребители в ходе боевых действий модернизировались. Так, с апреля 1951 г. МиГи стали оснащаться двигателями ВК-1 с большей тягой. Самолет получил название МиГ-15 бис. Катапультируемые кресла оборудовали автоматами раскрытия парашюта на заранее заданной высоте. В дальнейшем МиГ-15 бис оборудовались специальной аппаратурой, обеспечивавшей летчика необходимой информацией о воздушном противнике.