Страница 87 из 100
Твоя старенькая мама.
Целую тебя, хоть ты этого не любишь. Скучаю по тебе. И целую».
Информация, которую передал ей Наблус с этим письмом, больно хлестанула Таню. В какой-то момент ей показалось, что сама задыхается. Несомненно, Павел был убит. В ее голове мгновенно вспыхнул разговор с Шеровым. Ошибки быть не может, и дело не в том, что подсказывает чутье. Тут и особого анализа не надо, чтобы все концы свелись к тому, кому нужна была его смерть.
Появился Фахри. Таня хмуро молчала. Словно отвечая ее размышлениям по теме, Наблус проронил:
– А как я с машиной твоей ковирался, помнишь?
Он не улыбался. Взгляд был твердым, без намека на ностальгические воспоминания о приключениях прошлых лет. Нет. Вопрос – как указательная стрелка «Alarm».
– Что ты знаешь о его смерти? – спросила Таня.
– Что он не лесник и вряд ли такой ишак, чтобы самовозгореться.
– Кто за этим стоит, что думаешь? Или знаешь?
– Думаю, что и ты.
Таню насторожил его вкрадчивый тон. Ему-то Шеров зачем?
– Ладно, сквитаемся, – тяжело выдохнула она.
– Он сейчас в Норвегии, контракты какие-то заключает.
Таня вскинула бровь на подобную осведомленность.
– Послушай, зануда! Шеров – не Анна Каренина, а я не тупее паровоза. – Этот литературный пример ему был понятен еще с подфака МГУ. – Надо будет – всему свое время.
– Когда шеровское придет, мне как брату скажешь? – хитрил Наблус.
– Тебя-то что теребит? Мое долевое участие?
– В нем ты и я – между-между.
– Так и говори между где. И с какого боку твой интерес?
– Мне тоже приятно трупчик нашего друга иметь.
– Некрофилия или терроризм?
Наблус расхохотался:
– Один мертвец много жизни спасает.
– Он что, продает Израилю разворованное советское вооружение?
Фахри дернул головой. Похоже, попала близко.
– Через его каналы большие еврейские деньги уходят.
– А значит, остальное можно купить на месте?
Он помолчал и, обезоруживающе улыбнувшись, будто предлагая вылазку в зону отдыха на Борисовские пруды, заявил:
– Мы его уберем. Ты и я. Я перекрою чуть-чуть кислород, который поступает на другой берег Иордана, а ты успокоишь сердце. Нельзя в себе боль и злобу копить, правда, Рыжая?
– Ну что ж, я давно твоя должница за акцию по ликвидации Ларика. – Сказала так, будто только это ею и двигало, на том и согласилась, наконец: – Тогда лады. Когда наш рейс в Осло?
Наблус протянул ей билеты.
Полыхнуло неожиданно. Из-за крыши вырвался язык пламени, Таня увидела, как в одной из комнат второго этажа занялась огнем занавеска, из открытой форточки повалил дым. Она прильнула к окуляру, навела на входную дверь. Из нее выбегали люди – Двое, трое, пятеро. Она отчетливо видела выражение незнакомых лиц – растерянное, испуганное. У одного, высокого, полностью одетого, лицо было злое и решительное. Губы и руки шевелились, он явно отдавал какие-то распоряжения. В руках у второго появился автомат. Еще двое бросились, пригибаясь, вдоль фасада, один побежал к «мерседесу». Наблюдая за ними, Таня едва не упустила Шерова. По наитию повела линию прицела чуть выше и засекла его на балконе. Он перегнулся через перила и кричал что-то вниз. Она поймала в перекрестье его лысую макушку. Надо же, какой плюгавый…
– И тогда я сказала…
Почти бесшумно передернулся автоматический затвор.
– Послушайте, маленький…
Палец замер на спусковом крючке.
– Можно мне вас немножко…
Плавный неспешный выдох.
– Убить.
Как плевочек просвистел. Красным цветком распустилась на темечке седьмая чакра. Вадим Ахметович перевалился через перила и нелепой куклой шлепнулся на козырек, выступающий над черной дверью.
С другой стороны фьорда в тихие воды полетела ненужная более винтовка.
Таня поднялась. Происходящее на том берегу ее больше не трогало. Она нырнула в густой сосняк, вышла по нему за гребень, скинула маскировочную куртку, кепи, перчатки, стянула заляпанные грязью штаны, под которыми оказались вполне пристойные и ничуть не промокшие серые слаксы, переобулась, сменив мягкие пластиковые сапожки на кроссовки, сложила все хозяйство в заранее, заготовленную ямку, обтерла лицо гигиенической салфеткой, которую отправила туда же, вылила сверху содержимое металлической фляжки, привалила камнем. Когда доберутся до тайничка, найдут в нем лишь расползающиеся ошметки, никакой идентификации не подлежащие.
На дорогу она вышла через час. В это раннее утро на дороге было пусто, но Таня решила не рисковать и до нужного места добиралась лесочком. Вскоре показался заброшенный каменный амбар без крыши. Озираясь по сторонам, она приблизилась, обошла строение кругом. За амбаром, не видный с дороги, стоял видавший виды черный джип. Мотор работал на холостом ходу, на водительском месте – фигура в знакомой клетчатой кепочке и черной кожаной куртке. Уже не таясь, она пересекла несколько метров, отделяющих автомобиль от стены амбара, открыла дверцу, плюхнулась на переднее сиденье.
– Трогай, Фахри.
В затылок уперлось что-то холодное, металлическое. В окошке мелькнула ухмыляющаяся рожа в синей фуражке, красноречиво выставилось короткое автоматное дуло. Фахри повернул голову – только это был не Фахри.
– Спокойно, мадам. Королевская криминальная полиция. Вы арестованы.
На ее застывшем лице проступила жуткая, леденящая улыбка.
– За неправильную парковку?
Незнакомец в одежде Фахри испустил усталый вздох.
– Фрекен Теннисон, вы обвиняетесь в убийстве иностранного гражданина Вадима Шерова… Руки, пожалуйста.
На запястьях защелкнулись никелированные «браслеты».
IV
(27 июня 1995)
– Павел встречал нас в аэропорту. Через три дня мы с Лизаветой получили кенийские паспорта, а еще через две недели Джош преподнес нам потрясающий подарок – кругосветное путешествие на пятерых, две пары молодоженов и Нюточка. Кувейт, Индия, Гонконг, Сингапур, потом Япония, Австралия, Новая Зеландия, Таити… Мы с Павлом венчались в Кито, в православной казачьей церкви. Наши казачки после революции осели в Эквадоре, и теперь из них состоит вся президентская охрана. Так здорово было, красиво, торжественно. Лизавета с Джошем тоже захотели венчаться по-православному. И обвенчались через три дня. Брак-то у них только замышлялся как фиктивный, а получился самый что ни на есть настоящий. Дня друг без дружки прожить не могут. И папаша-вождь выбор сына очень одобрил, сказал, что Лизавета на их местную богиню плодородия похожа. Ну, не знаю, я этой богини не видела… Так вот, по такому исключительному случаю казачки неделю нас не отпускали, пировали, пили наше здоровье, плясали… Потом мы были на карнавале в Рио-де-Жанейро, потом Нассау, Бермуды, Канары, Европа. Для меня были закрыты только две страны. В Союз меня не пустили бы, как жену эмигранта последней волны, а в Штаты – как жену человека, получившего вид на жительство, но еще не имеющего гражданства. Идиотские порядки!.. В Швейцарии мы разбежались.
– Как разбежались? Куда? – встрепенувшись, спросил Иван, совсем заслушавшийся Таниным рассказом.
– Джош с Нюточкой и Лизаветой вернулись в Найроби. Павел через три дня вылетел в Штаты, а я осталась в клинике.
– В какой клинике?
– Заболела?
Ник и Иван задали вопрос, не сговариваясь.
– На операцию. Там лучшие специалисты, а мне, видишь ли, очень хотелось иметь детей. – Она метнула взгляд на Ника.
Последняя реплика определенно адресовалась ему. Он убрал голову в плечи и отвернулся.
– И что, получилось? – спросил Рафалович.
– Да, вполне успешно. Теперь у Нюточки двое братиков. Митька и Алешка.
– Митька – это понятно. В память деда, – сказал Иван. – А почему Алешка?
– В память другого деда. Вы его не знали.
– А фотографии привезла? Взглянуть бы.
– Конечно. В спальне лежат, потом покажу.
– А как Нюточка? – спросил Рафалович. – Большая? И все так же похожа на тебя? Вас, наверное, путают?