Сиреневые ивы

На исходные позиции вышли вовремя. Забрезжил серый, мутный рассвет. Гитлеровцы бросали осветительные ракеты, но в поднявшемся от реки тумане это, скорее, мешало видеть. Так что мы сосредоточились для атаки незамеченными...

Внезапно дрогнули земля и воздух, над головой железно зашелестели снаряды, и стена разрывов взметнулась на правом берегу Ингульца. Почти одновременно - сигнал "Заводи!". Лощину заволокло дымом из выхлопных труб танков. Ловлю в наушниках слово "Волна".

В зеркале раки мечутся отражения разрывов. Танк ровно и сильно режет воду скошенной грудью. На противоположном берегу Безуглов прибавляет газ - стремительно идем на разрывы своих снарядов. Стена бушующего огня и стали совсем рядом. Однако такое чувство, что свои не могут поразить. Огневой вал внезапно отпрянул, вспышки разрывов из сумерек выхватывают мечущиеся фигуры. Бьем по ним из пулеметов - и вперед, вперед!..

Светает. Рассеивается туман. Видно Спасово. С окраин села зло хлещут пулеметы и противотанковые орудия. Их нащупывает наша артиллерия. Мы присоединяемся к ней, но огонь врага не ослабевает. С поразительной отчетливостью запоминаю каждую огневую точку, почти безошибочно угадываю время вражеского выстрела. Ни с чем не сравнимо это длящееся лишь мгновение жуткое ожидание удара, за которым следует вспышка торжества: "Промазал, гад!" Немцы явно нервничают. Однако и нам не просто "доставать" закопанные в землю вражеские орудия.

Командир приказывает роте по радио: "Обойти и атаковать Спасово с юга". На полном ходу ведя огонь, врываемся в село и выходим на его западную окраину. Что значит маневр! Рядом становится танк соседней роты. В люке по пояс - командир. Совсем молодой, в черной блестящей куртке, на голове шлем с ларингофонами. Он доволен: захватил радиостанцию. Два фашиста подняли руки, а радистка-немка застрелилась. Жаль, не знаю немецкого языка, а то спросил бы у гитлеровцев, какие новости.

- Новости у немецких связистов действительно были,

сказал генерал Рязанский. - Важные новости и, прямо скажем,

неприятные для полка, бригады и всего нашего корпуса.

Фашисты только что приняли радиограмму о подходе крупных

танковых сил, брошенных на помощь их пехотной дивизии,

доживавшей последние часы. Но докладывать об этой

радиограмме немецким радистам пришлось не своим, а нашим

офицерам. Разница, конечно, существенная. Части корпуса,

продолжая наступление, готовились отразить контрудар.

...Туман совсем рассеялся. Сквозь облака часто просвечивает солнце. Полковая разведка ушла в направлении Ново-Петровки, мы движемся следом в предбоевом порядке. Титский, указывая на группу точек на горизонте, кричит по радио: "Мессеры!" Захлопнуты люки. "Мессеры" снизились и ударили по танкам из малокалиберных пушек. На нашем пути вспыхнула серия оранжевых султанов - сигнальные дымшашки.

Титский кричит: "Жди "юнкерсов".

Они застигли нас близ Ново-Петровки. Десятка два самолетов, поблескивая плоскостями, построились в круг и начали бомбометание с пикирования. Безуглов ведет машину галсами - это намного уменьшает вероятность прямого попадания авиабомбы в танк. Командир роты повторяет прежний маневр: обходим село с юга и наносим удар по его западной окраине. Обстановка необычная. Нас атакуют с воздуха, мы атакуем врага на земле. От разрывов авиабомб танк резко вздрагивает всем своим железным телом, продолжая стремительно идти вперед. Огонь ведем непрерывно. Село все ближе и ближе. Сотня метров до крайних домов... полсотни... Страшенный толчок - и танк занесло в сторону. Повернув башню, стреляем по убегающим фашистам. Безуглов выскочил наружу, докладывает: "Разбиты ленивец и ведущее колесо..."

"Юнкерсы" ушли. Рота заняла Ново-Петровку. Узнаем что сильно повреждена машина лейтенанта Бурова и сам он тяжело ранен. Будто впервые, осматриваем свои танк. На броне множество вмятин от крупных и мелких осколков авиабомб. Следов от артиллерийских снарядов нет. Пока нет... Если заменить ленивец и ведущее колесо, танк будет в порядке. Титский сказал: "Сейчас подойдет танк второго взвода и отбуксирует тебя в сад. Узнаешь, где машина Бурова, и, если она действительно здорово разбита, снимешь с нее ленивец и ведущее колесо. Может, летучка подойдет - поможет. Я буду во втором взводе..."

Осматриваемся. Снова появились "мессеры". Ходят вдоль улиц и бьют зажигательными по соломенным крышам. Вспыхнуло несколько домов. На пригорке перед селом вижу машину Бурова. Около нее - табунок лошадей. Его расстреливают два "мессера". Лошади, вместо того чтобы разбежаться в разные стороны, сбиваются плотнее. Глупые - жалко их. Рядом, в поле у дороги, горит скирда. Из нее "мессеры" выгнали два танка, и сейчас они маневрируют по полю.

Наконец подошел танк и отбуксировал нашу машину в сельский сад. Нам передали приказание Титского: после ремонта догонять роту в направлении Шаровки. Предупредили: в Ново-Петровку могут нагрянуть немцы, а потому "ушей не вешать, держать их на макушке".

Машину Бурова притащили сюда же. Образовался сборный пункт аварийных машин (СПАМ), где я оказался старшим. Для начала посадил в башни дежурных наблюдателей. Лобовые пулеметы и автоматы - под рукой. К восстановлению танка приступили уже в сумерках. Несмотря на поздний час, появились местные жители. Почти каждый принес молоко. После ужина как мертвые засыпаем под охраной дежурных.

На рассвете перехватили летучку. В ней - техник и два слесаря. Быстро закипела работа. Однако скоро дело застопорилось. Нас буквально взяли в плен жители села. Каждый чем-нибудь угощает: разглядывают машину, ордена и гвардейский значок Бурова, расспрашивают, рассказывают о себе, плачут и смеются. Не прогонишь ведь людей, и потолковать с ними надо бы, а у нас работа стоит. И вдруг кого-то осенило: "Ребята, дадим слово Москве!"

Мигом включили рацию, открыли затвор пушки, вложили в казенник наушники, опустили ствол. У дульного среза, как у репродуктора, стояла толпа людей и, затаив дыхание, слушала последние известия и музыку из Москвы. Теперь мы работаем спокойно...

К концу дня машина на ходу. Уезжая, ремонтники сказали, что нам следует подождать машины с боеприпасами и горючим, идущие в полк. Они появятся с наступлением темноты.

Ждать пришлось недолго. Во главе небольшой, но весьма огнеопасной колонны мы двинулись по следам полка. Всю ночь шли проселками, перетаскивая тяжело груженные машины через овраги и речушки. На рассвете увидели металлическую вышку ветряка в совхозе "Шаровка". Близ совхоза повстречали довольно странную колонну людей. Остановились. Нестройные ряды, изнуренные лица, потрепанная одежда. Спрашиваю: "Кто такие?" Из переднего ряда ответили: "Ваши танкисты освободили из плена... Идем в Зеленое". Проходят мимо, смотрят на нас, улыбаются виновато и горько. Это заметили и мои парни. "Видать, им неловко в глаза-то смотреть", - сказал Хабибулин. "Почему?" - спрашиваю. "Да как же, товарищ младший лейтенант! Присягу принимали, оружие в руках держали и вдруг нате - плен!" В душе я согласился с Хабибулиным. Никогда, ни при каких обстоятельствах не поднял бы перед врагом руки. Лучше смерть! Вспомнилась мать, ее "благословляю". Не могу себе представить, чтобы она когда-нибудь услышала, что ее сын сдался в плен или струсил. Война есть война. Все может случиться. Все, кроме этого.

Перед тем как тронуться, крикнул вслед колонне: "Рассредоточьтесь. Дистанции возьмите метров двести, иначе вас "мессеры" расстреляют!"

Совхоз наполовину разбит, наполовину сожжен. Под высокими пирамидальными тополями ремонтируют подбитые танки. Подбежал техник-лейтенант: "Давай скорее с боеприпасами и одним бензовозом к железной дороге, в Шаровку, полк там!"

Направляю танк по проселку к домикам около железнодорожного полотна. Напоминаю башенному стрелку, чтобы внимательно следил за воздухом, а сам напряженно смотрю вперед. За башней танка стоит офицер, назначенный в полк. Пушка и пулемет заряжены. Башенный стрелок показывает рукой вверх и закрывает свой люк, куда успел нырнуть и наш пассажир. Навстречу, резко снижаясь, идет "рама". "Полный газ, атакует "рама"! - кричу по ТПУ Безуглову. Мгновенно переходим на высшую скорость, галсируя, ныряем под "раму". Бомбы ложатся сзади. В воздухе кувыркается задний мост бензовоза...