Страница 20 из 32
Теперь почти вся площадка заполнилась ребятами. Затевались массовые игры, и выступали отрядные кружки.
Ночь была душная. Гитаевич вытер лоб и обернулся к Натке, отвечая на ее вопросы:
- У него мать не умерла. Его мать была румынской комсомолкой, потом коммунисткой, и была убита...
- Марица Маргулис! - почти вскрикнула пораженная Натка.
Гитаевич кивнул головой и сразу закашлял, заулыбался, потому что со всех ног к ним бежал с площадки всадник "Первого октябрятского эскадрона имени мировой революции" - счастливый и смеющийся Алька.
В это время Натке сообщили, что Катюша Вострецова разбила себе нос и ревет во весь голос, а у Федьки Кукушкина схватило живот и, вероятно, этот обжора Федька объелся под шумок незрелым виноградом.
Натка оставила Альку с Гитаевичем и пошла в дежурку.
Катюша уже не ревела, а только всхлипывала, придерживая мокрый платок у переносицы, а перепуганный Федька громко сознался, что съел три яблока, две груши, а сколько винограду, не знает, потому что было темно.
- Танком ее по носу задело, - сердито объяснял Натке звеньевой Василюк. - Я ей говорю: не суйся. Так нет, растяпа, не послушалась. Иоськина башня повернулась - и бац ей орудием прямо по носу!
Растяпу Катюшу и обжору Федьку Натка приказала отправить домой, а сама по-над берегом пошла к Альке.
Вскоре она остановилась. Перед ней расстилалось невидимое отсюда море, и только слышно было, как равномерно плещутся волны.
На небе ни луны, ни звезд не было, и только где-то, но очень далеко и слабо мерцал быстрый летящий огонек - должно быть, пограничного костра. И вдруг Натка подумала, что совсем ведь недалеко, всего только на другом берегу моря, лежит эта тяжелая страна Румыния, где погибла Марица...
Кто-то тронул ее за руку. Она нехотя обернулась и увидела Сергея.
- Алька где? Я спрашивал, и мне сказали, что он с вами, Наташа.
- Он со мною, - обрадовалась Натка. - Сейчас он сидит с Гитаевичем. Пойдемте... Он вас ждал, ждал...
- Опоздал я, Наташа, - виновато ответил Сергей. - Там у меня всякая чертовщина творится.
Они не дошли до Гитаевича всего несколько шагов, как опять разом погас свет к все смолкло.
- Стойте! - шепнула Натка. - Сейчас зажгут костер.
В темной тишине резко зазвучал горн, и сейчас же по краям площадки вспыхнули пять дымных факельных огней. Горн зазвучал еще раз, и огни стремительно, точно по воздуху, рванулись к центру площадки.
Долго огонь бежал и метался внутри подожженного костра. То он вырывался меж сучьев, то опять забирался вглубь, то шарахался по земле. И вдруг, как бы устав шутить и баловаться, огромный вихрь пламени взметнулся и загудел над костром.
Тяжелые ветви скорчились, затрещали. Тысячи горящих искр помчались в небо. Стало так светло и жарко, что даже те, кто сидел далеко, щурили глаза и вытирали лица, а сидевшие поближе повскакали и с визгом кинулись прочь.
Когда Натка обернулась, то увидела, что Сергей уже держит Альку на руках, а раскрасневшийся, взволнованный Алька быстро рассказывает отцу о делах минувшего дня.
Было уже поздно, когда кое-как, вразброд, вернулся Наткин отряд к дому.
Не успела еще Натка взойти на крыльцо, а к ней уже подбежала встревоженная дежурная сестра и тихо рассказала, что всего десять минут назад Владик Дашевский привел исцарапанного, разбитого Тольку Шестакова и у Тольки, кажется, вывихнута рука.
Натка кинулась в дежурку. Там, сгорбившись на клеенчатом диване, с лицом, заляпанным йодом, с примочкой под глазом и с рукою на перевязи, сидел Толька. Видно было, что ему очень больно, но что из какого-то упрямства он сознаваться в этом не хочет.
- Как же это? Где это вы? - подсаживаясь рядом, участливо спросила Натка.
Толька молчал. Вмешалась дежурная:
- Говорит, что когда заканчивался костер и стали ребята разбегаться, то, чтобы обогнать всех, бросились они с Владиком прямой тропинкой... А там ручьи, кусты, камни, овраги. Сорвался где-то на берегу и брякнулся.
Разыскали сонного Гейку. Гейка засуетился и быстро запряг лошадь.
Тольку повезли в свой же лагерный лазарет, а Натка, несмотря на полночь, собралась с докладом к начальнику: строго-настрого было приказано обо всех несчастных случаях доносить ему во всякое время дня и ночи.
Перед тем как идти, Натка завернула в палату. Она вошла бесшумно, неожиданно и, несмотря на полутьму, успела заметить, как Владик быстро повернулся и притих. Значит, он еще не спал.
- Владик, - спросила Натка, - расскажи, пожалуйста, где... как это все случилось?
Владик не отвечал.
- Дашевский, - строго повторила Натка, - ты не ври. Я же видела, что ты не спишь. Говори, или я сегодня же расскажу про тебя начальнику лагеря.
С начальником Владик разговаривать не хотел, и, сердито приподнявшись, сухо и коротко он слово в слово повторил то, что уже говорил дежурной сестре Толька.
- Черт вас ночью по оврагам носит, - не сдержавшись, выругалась Натка и в потемках устало побрела к начальнику.
А Сергей опоздал на праздник вот из-за чего.
Вернувшись из Ялты, после обеда Сергей пошел по участкам. На первом дела подвигались быстро и толково, поэтому, не задерживаясь, Сергей прошел на второй.
Там еще не закончили рыть запасной водослив, а крепить совсем еще не начинали. Он спросил: "Где Дягилев?" Ему ответили, что Дягилев на третьем. Тогда и Сергей пошел к плотине, на третий.
Поднимаясь к озеру, еще издалека Сергей увидел впереди на тропке того самого старика татарина, который и был ему нужен.
В это время верхом на тощей коняге Сергея догнал десятник Шалимов и, соскочив с седла, пошел рядом.
- Плохо дело, начальник! - вздохнул Шалимов и вытер концом башлыка пыльное морщинистое лицо. - Люди работают плохо.
- Сам вижу, что плохо. Водослив еще не кончили, крепить не начинали. Хорошего мало!
- Грунт тяжелый, - еще глубже вздохнул Шалимов, - камень, щебенка. Человек работает, работает, ничего не заработает. Крепко жалуются. Вчера на работу трое не вышло. Сегодня опять некоторые говорят: если не будет прибавки, то никто не выйдет. Ну, что мне, начальник, делать? - И Шалимов огорченно развел руками.
- Почему это только тебе, а ни мне, ни Дягилеву никто не жалуется? Чудно что-то, Шалимов.