Двойное наваждение

Поэтому, когда раздался знакомый рев мотора и к входу подкатил видавший виды пикап, Джемайма уже не раздумывала. Она выбежала на крыльцо, с улыбкой до ушей.

Энрике тоже улыбался. Как же замирало сердце от его улыбки!

— Добрый вечер, мисс Джемайма Андерхилл. Рад видеть вас.

Молодая женщина тихонько ахнула, поняв, что он имеет в виду. Он как бы возвращает их к началу, к тому первому свиданию, предлагает начать все с чистого листа. Можно ли желать большего?

— Добрый вечер, Энрике Валдес, — ответила она в тон. — Полагаю, сие означает, что мы больше не незнакомцы?

— И что отныне никаких игр, — кивнул он.

— Но, — сочла нужным слегка спустить его с небес на землю Джемайма, все равно мы практически не знаем друг друга.

— Затем я и приехал. Самое время познакомиться получше. Я не слишком поздно?

— Ничуть. Я по натуре сова. — Джемайма не возражала, даже если бы он не дал ей уснуть до зари. Лишь бы он был здесь, с ней.

Очень может быть, она еще горько пожалеет, что снова общается с ним. Но иначе пожалеет куда больше. Будь что будет! О том, что случится потом, потом надо будет и думать…

— Ты любишь танцевать?

— Что-что? — Джемайма решила, что ослышалась.

— Танцевать. Я приглашаю тебя на танец.

Он шагнул к машине, открыл дверцу и что-то повернул в кабине. На залитую звездным светом лужайку перед домом полились тихие звуки музыки. Энрике протянул руки.

— Потанцуем?

Она прильнула к его груди так же молча и безоглядно, как ночь льнет к звездам. И они танцевали — под музыку, доносящуюся из радиоприемника в машине. Под музыку звезд. И под музыку сердца Джемаймы.

— Ты великолепно танцуешь, — прошептала она, прижимаясь щекой к плечу Энрике.

— Мама отправила нас с Гарсией учиться танцам лет в пять.

— Честно говоря, мне трудно представить твоего брата танцующим.

— И напрасно. Он это делает мастерски. Но я — заметь, я не хвастаюсь, все равно лучше. И не только в смысле танцев.

Джемайма улыбнулась: Энрике верен себе! Они вновь замолчали. Одна мелодия сменяла другую, а они все медленно покачивались ей в такт на мягкой траве. Вечерний ветер обдавал их прохладой. Джемайма поежилась, но Энрике крепче прижал ее к себе, и она забыла о холоде.

— Как полагаешь, — задумчиво спросила она, не делая ни малейшей попытки отстраниться, — нас никто не видит?

— А тебе есть дело до соседей? — удивился он. — Или, может, ты боишься, что Гарсия притаился где-нибудь за кустом с подзорной трубой в руках и следит за каждым твоим шагом?

— За кустом и с подзорной трубой я его тоже не представляю, — заметила Джемайма. — Если он кого и выслеживает, так это девушек, которые работают с клиентками и слишком ярко красятся. Или, упаси Боже, носят слишком короткие юбки.

— Узнаю Гарсию. Он всегда твердит, что порядок прежде всего. И если уж определил, каким должен быть этот самый порядок, то от своего не отступится.

— А ты? Ты не скучаешь по порядку? — Джемайма затаила дыхание в ожидании ответа. Не она ли так мечтает о порядке, который гарантирует стабильность и надежность? И ответ не заставил себя ждать.

— Ничуть не скучаю.

Что ж, по крайней мере, честно.

— Терпеть не могу, когда дни идут по раз и навсегда заведенному распорядку, — объяснил Энрике. — Скучища невыносимая! А я люблю неожиданности. Люблю сталкиваться с трудностями и преодолевать их. Вот это настоящая жизнь!

Ага, настоящая жизнь! А ну как в один прекрасный день эти чудесные, греющие душу трудности окажутся не по зубам. И что тогда? Полный крах? Тот-то будет счастлива жена этакого героя — при условии, что он вообще обзаведется женой. Ведь, собственно, и семейная жизнь, в каком-то смысле тоже скука.

— А Гарсия, он устроен иначе, — продолжал Энрике. — Он любит, когда все идет по накатанным рельсам. Неожиданности ему не по вкусу, а препятствия он предпочитает вычислять заранее и избавляется от них, так сказать, малой кровью. Зато уж вне бизнеса отрывается на всю катушку.

Звучало логично, но не утешало. Джемайма украдкой вздохнула. И ведь, самое печальное, что она не могла даже мечтать о том, чтобы каким-то чудом Энрике переменился, стал другим человеком, ведь полюбила-то она его именно таким, какой он есть.

Полюбила? Опомнись, Джейми! Что это с тобой? Совсем спятила? — напомнила о своем существовании тетя Бесс.

Может, и спятила, мысленно отвела ей Джемайма. Но это безумие сейчас ей было дороже всего здравого смысла, сколько его ни есть на свете. И она решилась.

— Послушай, раз уж до соседей нам дела нет, а Гарсия, по всей вероятности, тоже не лежит в кустах с подзорной трубой…

— Да? — приподнял бровь Энрике.

— Может, ты меня все-таки поцелуешь?

Ей не пришлось просить дважды. Мгновение — и губы его уже накрыли ее уста. Подняв лицо навстречу возлюбленному, Джемайма обняла его руками за шею и закрыла глаза. Сейчас во всем мире для нее существовал только он. Его руки, сжимающие ее талию. Его тело, жар которого обжигал даже через одежду. Его губы, прильнувшие к ее губам.

Когда поцелуй наконец закончился и она открыла глаза, то обнаружила, что Энрике смотрит на нее. Смотрит нежно и ласково. Глаза их встретились, и он снова поцеловал ее, на сей раз мимолетно, точно дразня. Она знала: он это нарочно, он хочет помучить ее ожиданием большего. По ее телу пробежала легкая дрожь.

— Замерзла?

Джемайма покачала головой.

— Как я могу замерзнуть в твоих объятиях?

Они продолжили танцевать. Джемайма снова заговорила первой.

— А знаешь, я видела тебя еще до той нашей первой встречи.

Энрике вопросительно поглядел на нее.

— Когда это?

— На притоке Томбиджби. Ты плыл в каноэ. А я сидела на берегу и тебя видела. Чуть не умерла на месте.

Он засмеялся и крепче прижал ее к себе, покачиваясь под старинную любовную балладу. Джемайма была готова кричать от восторга — так ей было хорошо.

— Наверное, ты решила, что это Гарсия, — пробормотал он. — Тогда ты ведь еще не знала, что нас двое.

Джемайма кивнула. Ей очень хотелось объяснить ему все, рассказать о том, что привело ко всей этой невероятной путанице.

— Да. До того дня я и не думала о твоем брате. А потом… стала мечтать о тебе…

Энрике на несколько секунд задумался, затем решительно тряхнул головой.

— Что ж, значит, не может быть и тени сомнений относительно того, кого из нас ты хочешь по-настоящему.

Джемайма остановилась, прервав их медленное кружение по лужайке, и серьезно посмотрела ему в глаза.

— Ни малейших. Это был ты — еще до того, как мы встретились по-настоящему. Ничего из того, что произошло между нами в отеле, не могло бы случиться, если бы я не видела тебя тогда на реке.

— А как насчет Гарсии?

— Между мной и твоим братом нет ровным счетом ничего. Для меня с самого начала существовал только ты.

Уф, высказалась! Джемайма облегченно перевела дыхание и снова задвигалась в такт музыки. Они продолжили свой чувственный плавный танец.

Одна рука Энрике скользила по ее спине, легонько поглаживая. Другой он бережно поднес к губам тонкие пальцы и поцеловал. Владеющее Джемаймой томление все нарастало и нарастало, хотя казалось, больше уже некуда.

Отбросив страх, стыд и сомнения, она прошептала:

— И сейчас мне тоже нужен только ты, Энрике.

Он засмеялся.

— Хорошо бы ты сказала это еще и моему брату.

Джемайма раздраженно вздохнула.

— Я пыталась.

— Этими самыми словами?

— Ну, нет, не совсем этими, — растерялась она. — Не настолько открытым текстом, но всячески намекала, что ему лучше избрать другой объект для ухаживаний.

— Так не годится, — покачал головой Энрике. — Гарсия не из тех, кто привык получать отказ. Намеков он просто не поймет. Кроме того, ему нравится меня дразнить. Он будет следовать нашим с ним правилам вплоть до последней буквы.

— Вы оба просто извращенцы какие-то!

— Да нет, просто мужчины.

— Спасибо, обрадовал. И как мне теперь брата растить, когда ты сообщаешь мне такие жуткие вещи про мужской род?