Страница 17 из 104
Удивительное создание человек! В этой новой ситуации Филимона Орестовича почему-то больше всего возмутили именно Ручьи.
— Ручьи! — захохотал он. — Нет, вы только подумайте, Ручьи! Собственный дом!
Усы у него брезгливо топорщились, как у кота, нюхнувшего нашатырного спирта, глаза сверкали дьявольским пламенем, нос заострился и выгнулся дугой.
— Ручьи! Ха-ха-ха! Ручьи!!! Что ж, не смею препятствовать!
Отвесив насмешливый поклон, он с достоинством Каменного гостя направился к себе за шкафы.
Я не мастак описывать сложные душевные переживания. Сопутствующие им мысли настолько сумбурны, что изложить их хоть в какой-то логической последовательности очень трудно. Да и ни к чему это. Важно, что теперь Филимон Орестович готов был один на один биться за свою поруганную честь со всеми электронными своднями на свете. Что же касается гнусного соблазнителя из поселка Ручьи, то хороший удар шпагой:
Впрочем, чушь, какие теперь шпаги? Правда, есть еще кулачная расправа, но и эта мысль тоже была откинута. Возраст не тот, да и сердце пошаливает.
Оставалось одно: протестовать, протестовать!
Протест — одна из самых хилых форм борьбы. Ниже его в табели о рангах стоит только кукиш в кармане. Кроме того, попробуй протестовать, когда перед тобой — равнодушный очкарик, впившийся молодыми зубами в яблоко.
— Вот, полюбуйтесь! — Филимон Орестович швырнул на стол извещение. — И зачем вас только тут держат?!
— Что, не подходит? — спросил очкарик, чавкая при этом самым омерзительным образом.
— Подходит! — дрожащим от негодования голосом произнес Филимон Орестович. — Очень подходит, только я ей не подхожу. По вашему мнению не подхожу. Это вы ей какого-то Аврелия подсунули!
— Что ж, бывает, — усмехнулся тот. — Тут уж, как говорится, ничего не попишешь. Вам она подходит, а вы ей нет, ситуация вполне жизненная. Платить будете? — Он вытащил из стола квитанционную книжку. — За повторную рекомендацию пять рублей.
— Как?! — выпучил глаза Филимон Орестович. — И вы еще имеете наглость мне предлагать?! Вы!.. вы!.. — Тут он изрек нечто столь нецензурное, что даже видавший всякое очкарик поперхнулся яблоком и долго еще после того, как за посетителем захлопнулась дверь, сокрушенно качал головой.
Тут наша легенда об электронном Фаусте подходит к концу. Тривиальному и грустному. Можно было бы написать еще много страниц о том, как Филимон Орестович боролся за свое счастье с домовладельцем из поселка Ручьи и как был счастлив, когда наконец насладился победой. Все произошло именно так.
Однако пыл страстей, вовсе несвойственный его возрасту, окончательно подорвал здоровье престарелого молодожена, и результатом всей этой истории явилась скромная гипсовая раковина на одном из кладбищ — неопровержимое свидетельство того, что извечное противоречие между стремлениями человека и отпущенными ему возможностями окончательно улажено природой.
Возможно, что автором где-то был допущен просчет, когда он брался за эту тему.
Может быть, человечество еще не готово передать свои сердечные дела полупроводниковым схемам и запоминающим устройствам, или, наоборот, алгоритмы решения задач, связанных с удовлетворением высоких порывов души, еще недостаточно отработаны. А может, и впрямь браки заключаются в небесах?
Право, не знаю.
Молекулярное кафе
Указатель Электронного Калькулятора Мишкиного поведения целую неделю стоял на отметке «отлично», и мы решили отпраздновать это событие.
Люля предложила пойти на концерт Внушаемых Ощущений, я сказал, что можно посетить Музей Запахов Алкогольных Напитков, а Мишка потребовал, чтобы мы отправились в Молекулярное кафе.
Конечно, мы поехали в кафе, потому что ведь это Мишка вел себя хорошо и было бы несправедливо лишать его права выбора.
Мы быстро домчались туда в мыслелете. По дороге нас только один раз тряхнуло, когда я подумал, что хорошо бы заскочить на минутку в музей. К счастью, этого никто не заметил.
В кафе мы направились к красному столику, но Люля сказала, что ей больше нравится еда, синтезированная из светлой нефти, чем из темной.
Я напомнил ей, что в газетах писали, будто они совершенно равноценны.
Люля ответила, что, может быть, это и прихоть, но когда делаешь что-нибудь для своего удовольствия, то почему же не считаться и с прихотями?
Мы не стали с ней спорить, потому что мы очень любим нашу Люлю и нам хотелось, чтобы она получила как можно больше удовольствия от посещения кафе.
Когда мы уселись за белый столик, на экране телевизора появилось изображение робота в белой шапочке и белом халате. Улыбающийся робот объяснил нам, что в Кафе Молекулярного Синтеза имеется триста шестьдесят блюд. Для того чтобы получить выбранное блюдо, необходимо набрать его номер на диске автомата, и оно будет синтезировано прямо у нас в тарелках. Еще он сказал, что если мы хотим чего-нибудь, чего нет в меню, то нужно надеть на голову антенну и представить себе это блюдо. Тогда автомат выполнит заказ.
Я посмотрел на Мишку и понял, что мы хотим только того, чего нет в меню.
Люля заказала себе тарелку оладий, а я псевдобифштекс. Он был румяный и очень аппетитный на вид, и Люля сказала, что ей не съесть столько оладий и пусть я возьму у нее половину. Так мы и сделали, а я ей отдал половину бифштекса.
Пока мы этим занимались, Мишка уныло ковырял вилкой в изобретенном им блюде, состоящем из соленых огурцов, селедки, взбитых сливок и малинового джема, пытаясь понять, почему иногда сочетание самого лучшего бывает такой гадостью.
Я сжалился над ним и поставил его тарелку в деструктор, а Люля сказала ему, что, когда придумываешь какую-нибудь еду, нужно больше сосредоточиваться.
Тогда Мишка начал синтезировать пирожное, похожее на космический корабль, а я тем временем пытался представить себе, какой вкус имел бы приготовляющийся для меня напиток, если бы в него добавить капельку коньяку.
Мне это почти удалось, но вдруг зажегся красный сигнал, и появившийся на экране робот сказал, что у них в кафе таких вещей делать нельзя.
Люля погладила мне руку и сказала, что я бедненький и что из кафе она с Мишкой поедет домой, а я могу поехать в музей. Люля всегда заботится о других больше, чем о себе. Я ведь знал, что ей хочется на концерт Ощущений, и сказал, что я поеду с Мишкой домой, а она пусть едет на концерт. Тогда она сказала, что лучше всего, если бы мы все отправились домой и провели вечер в спокойной обстановке.
Мне захотелось сделать ей приятное, и я придумал для нее плод, напоминавший формой апельсин, вкусом мороженое, а запахом ее любимые духи.
Она улыбнулась и храбро откусила большой кусок.
Мне всегда нравится, когда Люля улыбается, потому что я тогда люблю ее еще больше.
Когда мы садились в мыслелет, чтобы ехать домой, Люля сказала, что эти старинные Молекулярные кафе — очень милая вещь, и еда в них гораздо вкуснее той, которая синтезируется у нас дома с центральной станции.
Я подумал, что это, наверное, оттого, что при синтезе еды по проводам в нее лезут разные помехи.
А вечером вдруг Люля расплакалась. Она сказала, что синтетическая пища это гадость, что она ненавидит кибернетику и хочет жить на лоне природы, ходить пешком, доить козу и пить настоящее молоко с вкусным ржаным хлебом. И еще она сказала, что Внушаемые Ощущения это пародия на человеческие чувства.
Мишка тоже разревелся и заявил, что Калькулятор Поведения — подлая выдумка, что живший в древности мальчик по имени Том Сойер прекрасно обходился без Калькулятора. Потом он сказал, что записался в кружок электроники только затем, чтобы научиться обманывать Калькулятор, и что если это ему не удастся, то он смастерит рогатку и расстреляет из нее дурацкий автомат.
Я успокаивал их как мог, хотя я тоже подумал, что, может быть, Музей Запахов не такое уж замечательное изобретение, и еще насчет псевдобифштексов. В общем, вероятно, мы все просто утомились, заказывая себе пищу.