Страница 10 из 61
— Дальше!
— А дальше.., вот этот выехал со стоянки, — инвалид кивнул на Германа, — Она ему замахала, голоснула значит, он ее и подсадил…
— Ну, ясно все с этим козлом, — набычившись, прогнусавил блондин, приближаясь к бежевой «копейке».
Брюнет кивнул, махнул рукой старику:
— Свободен, — и снова наклонился к Герману:
— Значит, ты вчера подвозил девушку?
— Ну, подвозил, — пробормотал Герман, чувствуя, как земля уходит у него из-под ног. — А что, нельзя, что ли?
— Да нет, почему нельзя? — Брюнет пожал плечами. — Просто ты сейчас съездишь с нами в одно место.., тут неподалеку, и расскажешь об этой девушке все, что знаешь: куда возил, что видел…
С этими словами он распахнул дверцу «копейки» и, жесткими пальцами схватив Германа за шею, повел его к джипу. Горло у Германа перехватило от липкого спазма, сердце зашлось, он только разевал рот как рыба, но ни сказать, ни крикнуть ничего не мог.
«Копейку» один из бандитов отогнал на стоянку.
Германа поддерживали за локти, чтобы он не свалился, спускаясь по гулкой железной лестнице.
Наконец ему развязали глаза.
Они находились в длинном низком подвале, ярко освещенном лампами дневного света. Под потолком подвала тянулись ржавые металлические трубы, покрытые каплями конденсата. Вдоль стен тоже проходили трубы меньшего диаметра. К одной из них Германа пристегнули наручниками. Вокруг поставили несколько стульев и маленький столик, на котором были разложены странные и неожиданные предметы: никелированные щипцы и клещи стоматолога, обычные слесарные тиски, пассатижи, электрический паяльник. Герман уставился на эти инструменты расширенными от ужаса глазами. До него начало доходить их назначение.
Худощавый брюнет снял пальто, сбросил элегантный синий пиджак, закатал рукава белоснежной рубашки и подошел к столику. Озабоченно перебрав разложенные на нем инструменты, он поднял глаза на Германа. В его взгляде не было ни жестокости, ни кровожадности — только любопытство, что-то родственное научному интересу естествоиспытателя, и от этого Герману стало невыносимо страшно. На какой-то миг ему показалось, что все, происходящее с ним, всего лишь кошмарный сон, и сейчас он проснется.., но тут же он понял, что никакие страшные сны не могут сравниться с действительностью.
Есть люди, которые могут жить, только если их жизнь подчиняется твердо установленному порядку. Попробуйте нарушить этот порядок, выбейте такого человека из колеи, и жизнь его рухнет как карточный домик.
Не будь рядом с ним Катерины, Герман сломался бы еще в субботу, вернее, он просто не очнулся бы и умер от удушья. Она же вытащила его из духовки, наполненной газом, привела в чувство, а потом направляла его действия. Когда же они расстались вчера утром, Герман начал сходить с колеи.
Он провел остаток воскресенья в каком-то трансе, спал беспокойно, а утром немного приободрился от привычных действий — завтрака, утреннего туалета — и поехал на работу. И вот вечером, когда он выруливал, как обычно, со стоянки, где днем держал свою «копейку», весь субботний кошмар начался снова.
Брюль выбрал наконец большие блестящие щипцы и направился к Герману, сжимая свой ужасный инструмент в руке. Герман оглянулся по сторонам. Никого не было в этом подвале, он один против бандитов, никто не придет на помощь, они запытают его до смерти…
Держись он потверже, бандиты бы отступили. Но время было упущено, и страх подточил силы, которых и было-то немного.
— Не нужно, — еле слышно проговорил Герман, — не нужно, прошу вас. Я все вам расскажу. Я ее не убивал. Когда я пришел в сознание, она уже была мертва…
Брюнет остановился на полдороге, удивленно подняв брови:
— Ты чего это там бормочешь? Убита?
Кара убита? Вот так сюрприз!
Неожиданно к Герману подскочил плотный бандит, которого приятели несколько раз называли при нем Шилом, и с разбегу ударил ногой в живот:
— Ты, козел! Ты чего тут лепишь? Кто это мог без нас Карку убить? Ты сам ее и убил, когда бабки увидел!
— Постой, Шило, — негромко проговорил Брюль, внимательно разглядывая Германа, — ты еще успеешь физкультурой позаниматься. Я хочу поговорить, пока клиент в настроении.
Он приблизился к Герману, заглянул ему в глаза и вполголоса произнес:
— Ты тут интересные вещи рассказываешь. Значит, Кару убили? А денежки-то, денежки-то где? Тут Шило прав: ты, мразь вонючая, сам и убил ее из-за денег. И ты знаешь, я на тебя не буду сердиться, я бы, наверное, и сам ее убил. Девушка совсем от рук отбилась. Но вот денежки ты нам отдай, а то я просто за тебя боюсь, падаль ты гнойная.
Брюль говорил все это таким спокойным, едва ли не ласковым голосом, что Герман просто затрясся от страха. Лицо его было совершенно белым, губы дрожали, глаза вылезали из орбит.
— Я ничего не знаю! — завизжал он, совершенно ничего уже не соображая. — Я не видел никаких денег! Я ее не убивал! Меня самого хотели убить! Когда Катя пришла, я был без сознания, в квартире полно газа, а эта ваша… Кара уже была мертвая!
— Катя? — оживился Брюль, услышав в новое имя. — Что еще за Катя?
— Катя.., это моя де.., девушка…
И тут же мелькнула мысль, что зря он назвал ее имя. Ведь она спасла ему жизнь и вообще.., она женщина. Но живот жутко болел от удара, и в голове все смешалось.
"Она сама виновата! — пришла безумная мысль. — Зачем она вообще пришла в субботу. Зачем закрутила газовые краны?
Я бы умер и не мучился сейчас…"
— Как интересно! — восхитился Брюль. — Значит, эта твоя.., девушка Катя нашла вас с Карой, причем ты был без сознания, а Кара — уже того?
Шило снова подскочил к Герману и опять с размаху заехал ему ногой в живот.
Живот ответил на удар привычной резкой болью.
— Ты, козел! — завопил Шило. — Ты Карку трахал? Говори! Трахал, а потом убил!
— Шило, ты повторяешься, — скучающим голосом сказал Брюль, — хотя, конечно, бить в одно и то же место — это хорошо, так оно больнее. Только я это все немного по-другому вижу. Наш упитанный друг, — Брюль, осклабившись, кивнул на то, что осталось от Германа, — наш упитанный друг подсадил Кару в свой лимузин — тут его можно понять: Кара была девушкой безнравственной, но красивой. Он привез ее к себе домой… Зачем это было нужно ему — понятно, у него были грязные намерения, а вот зачем эти было нужно Каре…