Страница 3 из 9
Наутро Лола встала свежая, как весенний первоцвет, и решила выбросить из головы свое несостоявшееся свидание с театром. В самом деле, у нее есть замечательный компаньон, есть Пу И и другие звери, есть столько денег, сколько нужно, чтобы удовлетворять все свои капризы, так чего же еще-то? Не станет она менять все это на сомнительное удовольствие покрутиться перед публикой в полупустом зале на продуваемой всеми сквозняками грязной сцене. Бог с ним, с Шекспиром, и с Шиллером, и с Чеховым…
Лола велела Лене отвечать всем по телефону, что ее нет дома. Впрочем, никто и не спрашивал. Но на третий день она обнаружила в почтовом ящике записку от самого Семибратского.
Он очень извинялся. Он был безумно расстроен, что не смог встретиться с Лолой третьего дня, его срочно вызвали в Москву в министерство культуры. Он умолял Лолу прибыть завтра к нему в двенадцать часов для серьезного и неотложного разговора. Конечно, Лола может подумать, но он лично для себя уже все решил – в амплуа главной героини он видит только Ольгу Чижову. У него есть на примете несколько замечательных пьес, где роли будто созданы специально для нее. «Дорогая, – писал дальше главный, – мы с вами сотворим такое! Публика будет в восторге!»
Лола прочитала записку тут же, на лестничной площадке.
«Ни за что не пойду! – решила она и смяла записку в кулаке. – Не на ту напали»!
Она толкнула дверь подъезда и выбросила записку в урну.
«Отвратительный театр, – думала она на ходу, – и эта хамская девица в приемной… Это все так, но я ведь актриса. А для настоящей актрисы нет ничего важнее сцены! Что с того, что театр маленький, в гримуборной свинарник, а со стороны персонала сплошное хамство! Зато я буду играть! Играть на сцене, для настоящей публики!»
Лола круто развернулась и побежала назад. У подъезда она вытащила записку из урны, стараясь не думать, что скажет консьержка, которая наблюдает сейчас за ней через камеру.
Наутро в прекрасном настроении Лола припарковала машину возле театра. Погода соответствовала радостным трубам, певшим в Лолиной душе. Все у нее замечательно, а будет еще лучше. Она будет много работать и так сыграет в новой пьесе, что публика будет визжать и топать ногами от восторга! Сильные, суровые мужчины будут, стесняясь, утирать скупые мужские слезы, а слабые женщины – и вовсе лишаться чувств. В гримерке не поместятся все корзины с цветами, и их будут выставлять в коридор. И Ленька наконец перестанет над ней подсмеиваться, прижмет руки к сердцу и скажет голосом, дрожащим от сдерживаемых эмоций:
– Лолочка, дорогая, как я был не прав! Ты – удивительная, необыкновенная, гениальная актриса! Я недостоин дышать с тобой одним воздухом! И больше никогда не буду заставлять тебя помогать мне в мошенничестве. Ты создана для того, чтобы играть, чтобы тобой восхищались тысячи, миллионы людей! Ты – Сара Бернар, Вивьен Ли, Анна Маньяни в одном флаконе!
С мечтательной улыбкой на устах Лола вошла в приемную и встретилась взглядом с давешней встрепанной девицей, которая что-то писала на бланках.
– Опять вы? – удивилась та. – Что-нибудь забыли в прошлый раз?
Лола помахала перед ее носом запиской Семибратского.
– Меня ждут, – холодно сказала она.
– А вот и нет! – радостно завопила девица, тряхнула ручкой, отчего по всему помещению веером разлетелись брызги чернил, Лола едва успела отскочить. – Главный уехал. Его вызвали срочно!
– В Москву? – простонала Лола.
– В Смольный, в управление по культуре! А вы что хотели?
– Собственно, хотела не я, – процедила Лола, медленно накаляясь, – хотел он, Семибратский. Он хотел взять меня на амплуа главной героини.
– Он? – девица вылупила глаза и захлопала белесыми ресницами. – Но как же… Ведь мы уже утвердили на героиню Свиристицкую!
– Свиристицкую? – завопила Лола, потеряв голову от возмущения. – Эту корову, эту бегемотицу, этот… комод на двух ножках?..
– Ее самую, – любезно подтвердила девица и развела руками с таким видом – мол, я-то с вами согласна, но не я решаю, а главный…
Лоле захотелось вырвать из рук девицы капающую ручку и зафитилить пером в глаз. Испугавшись своих кровожадный намерений, она глубоко вдохнула, развернулась, как на параде, и стремглав вылетела из приемной, бормоча, что все они тут сильно больные на голову, и что работать в такой психушке опасно для жизни.
– Все, – Лола скомкала злополучную записку и снова швырнула ее в урну, – больше я сюда ни ногой! Даже если главный режиссер лично прибежит меня уговаривать и будет петь серенады под моим окном!
Она представила, как главный режиссер этого театра, низенький плешивый толстяк Семибратский, стоит с гитарой под ее окном и исполняет томным голосом серенаду, а она широко открывает окно и выплескивает ему на голову полное ведро холодной воды, а еще лучше – кастрюлю вчерашних щей, и ей стало немножко легче. Потом она стала разворачивать сладостную картину дальше. Вот Семибратский стоит под окном, пытаясь стряхнуть с ушей капустные листья, а она смотрит на него сверху и заразительно хохочет… во всем этом замечательном видении была только одна заведомо слабая деталь: чтобы выплеснуть на Семибратского вчерашние щи, накануне их нужно сварить, а уж щей-то Лола давно уже не варила. И борщ тоже. И рассольник. И даже грибной суп. Лола совершенно некстати подумала, что она в последнее время обленилась, и готовит все больше Леня, а она только покупает готовые продукты и разогревает их в микроволновке. Вот запихнуть бы этого Семибратского в печку и включить ее на полную мощность!
Встречная женщина испуганно посмотрела на нее и на всякий случай перешла на другую сторону улицы.
Лола мобилизовалась и взяла себя в руки: эмоции эмоциями, а внешние приличия соблюдать необходимо. Она выпрямилась, гордо откинула голову и огляделась по сторонам. Все было как обычно: встречные женщины провожали ее неприязненными взглядами, в которых явственно читалась зависть к Лолиной молодости и красоте, встречные мужчины, напротив, провожали ее взорами, полными искреннего восхищения… только один из них скользнул по ней взглядом совершенно равнодушным, потухшим, напрочь лишенным здорового мужского интереса. Лола удивленно пригляделась к этому странному человеку… и узнала его.
– Игорь! – окликнула она пригорюнившегося прохожего. – Ветров!
Действительно, это был ее старый знакомый Игорь Ветров, муж той самой Аньки, которую Лола встретила в этом самом месте в прошлый раз. Точнее, бывший муж, на которого Анька во время их короткого разговора успела вылить целое ведро помоев.
– Игорь! – повторила Лола еще громче, потому что на ее первый оклик он никак не прореагировал.
Игорь завертел головой, увидел ее и горестно вздохнул:
– А, Оля! Это ты…
При этом он выглядел в точности как грустный ослик Иа-Иа, когда тот потерял свой собственный хвост – ничуть не удивился, как будто встреча с Лолой была для него неприятна, и он этого давно ждал.
– Как поживаешь, Оля? – проговорил Игорь с выражением вселенской скорби на печально вытянутом лице.
– Да я ничего… – протянула Лола, немедленно забыв собственные неприятности. – А как ты?
– Рад за тебя… рад, что хотя бы у кого-то все в порядке, – Игорь снова громко вздохнул, как будто все окружающие были перед ним давно и прочно виноваты в том, что у них все в порядке. – А ведь мы с Аней разошлись…
Лола испугалась, что он тут же начнет поносить бывшую жену, как та накануне поносила его, и тут же пожалела, что первая окликнула его. Шла бы себе своей дорогой, он бы ее и не заметил. Но Игорь только еще раз тяжело вздохнул и понурился. Так и казалось, что он сейчас расскажет, как был привязан к своему пропавшему хвосту и как ему без этого хвоста одиноко. Лоле вдруг стало до слез жалко бывшего приятеля, захотелось посочувствовать, сказать ему что-то хорошее, приятное… она увидела рядом ту самую кондитерскую, в которой они накануне сидели с Анькой, и предложила: