Страница 45 из 102
В карманах Лахли обнаружил еще одну непонятную, жесткую карточку, до странности большую сумму наличными, маленькое зеркальце, всякие женские причиндалы для ухода за собой и кучу разнообразных мелочей непонятного назначения. Одежда женщины была абсолютно заурядной: недорогой, но прочный плащ, тяжелые шерстяные юбка и корсаж поверх нижних юбок и комбинации… Вязаные чулки, крепкие и хорошо сидящие на ноге туфли… Тяжелая сорочка под корсажем…
А вот под всем этим обнаружилось белье, какого он никогда еще не видел. Ремешки и гладкие чашечки из какой-то поразительно эластичной материи, туго охватывающие ей грудь, явно имели целью поддерживать ее тело в форме на порядок лучше, чем любое другое женское белье, которое ему приходилось видеть. А ведь у него было несколько сестер старше его возрастом, плюс несколько сотен пациенток, так что он имел представление об этом аспекте женской моды.
— Из чего, дьявол подери, это сделано? Это ведь не резина, хотя похоже на резину, и как сработано…
— Можно, я ее порежу? — сонно, сквозь действие снадобья, предложил Мейбрик.
— Нет, Джеймс. Она моя. — Он оглянулся. Торговец хлопком сонно покачивался на ногах. — Идите сюда, Джеймс, вам лучше полежать и отдохнуть. — Он сдвинул неподвижную, полуобнаженную женщину вбок, освободив место для Мейбрика. Оставив женщину на несколько минут, Лахли занялся погружением Мейбрика в глубокий транс и стиранием из его памяти воспоминаний о его, Лахли, участии в событиях сегодняшней ночи или о странных предметах, обнаруженных ими. Обо всем остальном тот мог сколько угодно писать в своем дневнике по возвращении домой.
— Когда вы сможете вернуться в Лондон, Джеймс? — прошептал он.
— Не знаю… не скоро… дела…
— Черт возьми, нам нужно найти эту валлийку в Миллерс-корт и уничтожить ее, — продолжал Лахли. — И чем скорее, тем лучше. Очень хорошо, Джеймс, в следующий раз, когда вы вернетесь в Лондон, вы найдете для меня женщину в Миллерс-корт — ту, что говорит по-валлийски. Эту женщину вы убьете следующей.
Сонное лицо Мейбрика ожило, и на нем обозначился хорошо уже знакомый Лахли голод.
— Я хочу резать ее… изрежу ей лицо, подлой шлюхе, отрежу сиськи, поцелую их, отрезанными…
— Потом, Джеймс. Вы сможете сделать все это, но только в следующий ваш приезд в Лондон. — Глаза Мейбрика снова закрылись, а дыхание замедлилось. — Позже…
— Спите, Джеймс, — шептал Лахли. — Когда вы проснетесь, возвращайтесь в Ливерпуль. Вы совсем не будете помнить обо мне, пока я не пришлю вам телеграмму. Только тогда вы вспомните мое имя, это место. Спите, Джеймс, и пусть вам приснится, как вы потрошите шлюху из Миллерс-корт…
Торговец покорно уснул.
Удалив на некоторое время помеху в его лице, Лахли снова занялся женщиной на другом краю стола. Его таинственной пленнице пора было очнуться. Ее необходимо было допросить, хотя он не знал, согласится ли она сотрудничать с тем, кто убил ее спутника. Возможно, убитый и не приходился ей мужем — обручального кольца у нее на пальце не было, — но они явно были каким-то образом связаны, так что ему придется предпринять кое-какие шаги, чтобы добиться ее уступчивости.
— Ну, просыпайтесь…
Она пошевелилась, негромко застонала. В свете газового рожка видно было, какого красивого — русого — цвета у нее волосы и как хорошо она сложена. Красивая штучка… Большие, испуганные голубые глаза постепенно открылись Несколько мгновений взгляд ее оставался бессмысленным.
Потом она все вспомнила и непроизвольно взвизгнула. Взгляд ее уперся в Лахли, и она попыталась отодвинуться, оттолкнуть его руки. Только тут она обнаружила, что они привязаны.
— Не дергайтесь, — посоветовал ей Лахли. — Если не хотите, конечно, упасть со стола.
Она негромко всхлипнула. Он приподнял ей голову и прижал к ее губам край чашки. Она дрожала.
— Выпейте это.
— Нет… пожалуйста…
— Пейте! — Она вяло сопротивлялась, но силы были явно неравны. Он просто-напросто зажал ей пальцами ноздри и заставил открыть рот, потом влил питье. Она закашлялась, но проглотила. Лахли ласково погладил ее по волосам. — Ну, видите, ничего страшного. И не пытайтесь сражаться со мной, лапочка, все равно никуда не денетесь. Да не бойтесь, я вас не отравил, — добавил он с усмешкой.
Дрожа, она прикусила губу и попыталась отвернуться.
— Пожалуйста, не убивайте меня…
— Убивать вас? О нет, дорогая моя. На ваш счет у меня гораздо более интересные планы. — Она судорожно глотнула воздух, и он усмехнулся. — А теперь, дорогая, лекарство, которое я дал вам только что, сделает вас очень сонной. Кстати, вам не трудно представиться? — Она лежала перед ним, дрожащая и связанная, и не отвечала. — Ладно, ладно, мы подождем немного, пока лекарство не подействует. Мне очень жаль того, что случилось с вашим другом, поверьте. Джеймс нынче ночью совсем не в себе. — Слезы чаще закапали у нее из глаз, и дыхание участилось. Следующий вопрос он задал из чистого любопытства. — Он что, ваш любовник?
Она мотнула головой.
— Нет.
— Может, брат?
— Нет…
— Тогда кто?
— Д-деловой партнер. — Веки ее начали слипаться.
— В делах какого рода, дорогая?
— В журналистике… — Она говорила уже чуть слышно.
Лахли нахмурился. Журналистика? Сумасшедшая журналистка? Куда катится мир, если женщины избирают себе жалкую профессию копателя грязи для газет? Право же, мир совсем сошел с рельсов: женщины требуют прав и обучаются в университетах на врачей — Бог мой! — или учатся печатать на машинках и лезут в секретари, в почтенную мужскую профессию. Женщины превратят ее в балаган. Наверняка будут соблазнять своих начальников, разрушать семьи респектабельных бизнесменов. Общество разлагается на глазах, и женщины тому виной.
— На какую газету вы работаете? Или вы пишете в какой-нибудь вздорный женский журнал?
— Газета… — Глаза ее окончательно закрылись. — «Лондон Нью Таймс».
«Нью Таймc»? Он никогда не слышал о такой. Ничего удивительного, их с каждым месяцем становится все больше, и все бьются за читателей и объявления.
— Что вы делали в подземелье?
— Следили за вами…
Холодок пробежал по его спине. Ну разумеется, она следила за ним, как иначе она и ее партнер нашли дорогу сюда?
— Зачем вы это делали?
Она едва заметно улыбнулась.
— Я собираюсь получить премию Карсона… за исторический фоторепортаж… ни у кого другого не хватило смелости попробовать выследить Потрошителя…
На несколько мгновений Лахли буквально остолбенел. Потрошителя? От что, знает про письмо, которое он посылал? Которое еще не опубликовано Центральным Агентством Новостей? Он рассчитывал, что газетчики опубликуют письмо «Дорогому Боссу» немедленно, но чертов редактор явно придержал его, а может, переслал в полицию. Возможно, она видела это письмо в агентстве, выискивая материал для своей статьи? И тут до него вдруг дошел смысл других ее слов. Историческая фотожурналистика? Он никогда не слыхал о такой профессии; правда, не слыхал он и о премии Карсона, что бы это ни было. Впрочем, премия эта наверняка значила для нее достаточно много, чтобы рисковать ради нее жизнью.
— Историческая фотожурналистика? — тупо переспросил он. — Значит, вы фотограф?
Возможно, эта штука, которую она прятала на себе, — какая-то особая камера?
— О да, очень хороший фотограф. Доминика Нозетт, самая знаменитая из всех мировых фотографов…
Лахли позволил себе улыбнуться в ответ на это заявление. Он никогда не слышал раньше об этой проклятой сучке.
— Видеозапись сделает меня богатой, — вздохнула она. — Идиоты из группы наблюдателей, все эти знаменитые криминалисты и историки, ничего не знают… у них кишка тонка сделать то, что сделала я.
Группа наблюдателей? Криминалисты? Это звучало чертовски угрожающе.
— А что вы сделали? — мягко поинтересовался он. Она снова улыбнулась.
— Спряталась в Датфилдз-ярде, разумеется. Дождалась, пока вы принесете туда Лиз Страйд. А потом мы спрятались на Митр-сквер, за тем высоким забором. Они тоже разместили там свои камеры, снимали все это из подворотни, но разве можно получить полноценную картину, сидя в подвале на другом конце Лондона? Для этого нужно самой быть там, где происходили нападения…