Страница 13 из 20
Весь этот рассказ, подсократив его малость, я и передал Югову.
— Что делать будем? — спрашиваю я Югова.
— Брать, конечно.
— А если опять сбежит?
— Тут уж оба в ответе будем. Но все равно сбежать теперь ему из Москвы трудно. Немцев от города отбросили со всей их техникой. Воздушные налеты редки. Послушаем Пашу Безрукова: он звонил мне, что новости есть не только для уголовного розыска, хотя в банде сплошь дезертиры и уголовники. А Михельс по-прежнему остается главным, так как денег он не жалеет. Отсюда и его так легко сменяемые квартиры… А Лейда твоя поистине — золото. Не пренебрегай ею, дружище.
Я покраснел. Такой рекомендации я еще от своего начальства не слышал. Михельса она выследила, а нам остается только взять его. Брать решили сейчас же, как только посланные наши наблюдатели сигнализируют, что немецкий разведчик вернулся домой. Но наблюдатели молчали. И понятно почему. Одного из них мы нашли заколотым в лифтовой клетке, другой был застрелен на улице возле дома. Вот и пришлось нам с Юговым держать ответ. Каким образом угадал Михельс, что раскрыли его обиталище, не могу понять. Прошли каких-нибудь два часа после моего разговора с Лейдой. Может быть, ей только показалось, что ее не заметили, но не думаю. Михельс, похоже, не узнал ее. Иначе такой матерый волчище давно сумел бы от нее оторваться. Зачем ему еще раз менять квартиру, когда о ней не знали мы с Юговым? Скорее, наших людей он заметил… И конечно, при обыске ни оружия, ни рации мы опять не нашли…
А ранним утром мне позвонил Стрельцов.
— Приходи, — говорит, — к девяти, не опаздывай. Пашку слушать будем. Банду его ворья, куда он был заслан, этой ночью взяли. Всю взяли, только твоего Михельса нет. Три жулика с ним связаны были. Как раз самые мелкие, его денежки их и купили. Да и выполнить его задание никто из них не успел: комиссионный на Садовой их больше прельстил. Двенадцать участников шайки взяли, только Пашке нашему удалось «бежать»: он на стреме стоял, вот и успел… А дело-то большое, десятками тысяч пахнет. Придешь?
— Приду, — говорю.
Люблю утреннюю Москву, когда на работу идешь. Тихий и пустой город, только очереди у магазинов стоят. Чистый город, говорят — самый чистый в мире. Весь мусор подобран, ни бумажки брошенной, ни стружки, ни окурка. Только мешки с песком у зеркальных витрин, надолбы на окраинах, толкучка у магазинов перед открытием, когда всем без очереди проскользнуть хочется. Да и приземленные аэростаты по-прежнему темнели на бульварах, как лежащие, поджав ноги, слоны.
14. Павел Безруков и другие
В кабинете у Стрельцова собрание уже началось. Говорил Паша Безруков, подробно говорил, как он в банду попал и что там делал. Главой ее был мой старый знакомец Снегирь, которого я видел еще в октябре в бомбоубежище, куда сгоняли с помощью комендантских патрулей всех случайных прохожих.
— В шайке нас было примерно человек десять, а то и двенадцать, причем далеко не все принимали участие в операциях: так Снегирь называл налеты на улицах и ограбления квартир. Он, можно сказать, был не просто главой или паханом, как его называли сообщники, но и ведал всем хозяйством банды, был ее финансистом и организатором. Каждому давалось свое задание: кому подыскивать добычу, кому сторожить, кому охранять порядок в деле, кому связь поддерживать…
У Паши вдруг горло пересохло, воды попросил и рассказ продолжил:
— Меня взяли сразу, даже не проверяя. Может быть, и была проверочка, только я ее не заметил. Дезертир, мол, до войны сидел за спекуляцию в рыбном магазине, потом штрафная рота, а когда немцы к Москве подошли, из части бежал, украв мотоцикл у гаишника. Мотоцикл этот я Снегирю сразу же отдал и за него, я думаю, меня без проверки и взяли. Товарищ Стрельцов оказался прав, мотоцикл жуликам действительно был нужней нужного.
«А у кого сейчас твой мотоцикл?» — спросил кто-то из шайки, но Снегирь ему сейчас же рот заткнул.
«Где нужно, там он и стоит, — буркнул он. — Сыпь далее, Пашка, рассказывай, а кличку тебе сообща придумаем».
И придумали, конечно: из Павла Безрукого стал Пашкой Дезертиром. В общем, мне повезло. На мотоцикле ездили по заданию Снегиря, только каждый раз номер меняли. И я ездил добычу подыскивать. Потом Стрельцову, конечно, звонил. А перед «операцией» из квартиры заранее убирали все мало-мальски ценное. Снегирь определенно кого-то подозревал, но не меня, а своих информаторов… Такими уголовными проделками я не очень-то занимался, в пустых квартирах ворье работало, а меня на стреме держали. Но вот однажды кто-то из наших жуликов подходящий комиссионный магазин нашел, с директором сговорился, что тот все как украденное спишет: видно, полагал, что на этом деле можно самому крупно заработать. Снегирь всю шайку собрал, всем задания выдал, кто где стоять будет, кто что из готового платья заберет, кто кассу очистит, куда все это везти и где хранить наворованное. Словом, всю банду мобилизовал, и день подходящий выбрал. На орграсходы деньги, понятно, потребовались, так он их у Михельса занял. Тот сразу согласился, когда еще по телефону согласовывали, и себе ничего взамен не потребовал, кроме десятка пустых квартир. Квартиры добыть Снегирю — раз плюнуть. Вот и собралась вся банда под одной крышей… Ну, была и стрельба, конечно, парочку бандитов ухлопали, да и своим тоже досталось — к счастью, только легкие ранения…
— Хорошо поработал Пашка Дезертир, — сказал Стрельцов.
— На тебя, — кивнул я в ответ.
— Не только, — нахмурился Безруков. — Один хозяин был у московских бандитов. По профессии разведчик, последняя фамилия Михельс. Все из шайки за деньги продались, только один денег не брал: бывший врангелевец князь Невядомский, а ныне вор. С татуировкой на теле. Никогда не раздевался при всех, в грязной рубахе ходил, чтоб только наколку у него прочесть не смогли. Надпись там, говорят, малоцензурная… И еще: рация у Михельса портативная, легонькая, системы «Эри». Теперь у него десять адресов, по крайней мере, — не без горечи усмехнулся Безруков. — Всю зиму проищем — не найдем.
— Найдем, и думаю, что скоро, — особой решительности в моем голосе, однако, не было.
— Как? — спросил Павел.
— Усердием, — сказал я уже увереннее…
— Одного усердия мало.
— Есть еще и смелость, ловкость и наблюдательность.
Молчал Безруков, не нашел ответа…
А ночью, когда трех бандитов к нам отправляли, бежал Невядомский, по кличке «Князь». Одного конвоира убил сразу, а второй растерялся и упустил убийцу. Темная была ночь, тучи, как из свинца выплавленные, все небо затянули, а светомаскировка, пока еще не отмененная, облегчила побег. Однако едва ли бандит нашел укрытие. Всем комендантским патрулям был дан приказ искать по городу раздетого, в одной лишь рваной нательной рубахе. На патрульных Югов не очень надеялся и, совсем расстроенный, отложил допрос на утро, точно знал, что грабителя все же найдут.
И нашли.
Отмененный Юговым допрос позволил мне отдохнуть вечерок у себя дома. На кухне даже собрание устроили с попыткой выжать из меня все интересующие квартиру подробности о моей работе в НКВД. Новостей, однако, я рассказать не мог: не позволяла профессия. Больше всех расспрашивали заядлые курильщики — портной Клячкин и музыкант Мельников.
В городе стало тихо, воздушных налетов не было. Зато появилась новая тема: помощь союзников, никого не удовлетворявшая. Второй фронт был нужен Европе, а союзники медлили Женщины на кухне все больше о продовольственных трудностях говорили. Даже Лейдочка приуныла. Скучно живем — вот была ее тема…
Опять о Сысоеве спросила:
— Где ж он скрывается?
Я пожал плечами:
— Пустых квартир в Москве много.
А сам думал: разве нельзя обойти их все? Может, где и зацепишься. Видимо, можно, конечно, но пока мы будем искать в одной, он отсиживается в другой. Ему это проще. Только квартиру сменить, а нам где людей взять, когда все молодые чекисты на фронтах бьются? Что доступно той горсточке чекистов, оставшейся в городе чужую разведку вылавливать? Не так уж и много, если такие инвалиды, как я, работают. Оттого и провалы, что людей не хватает; оттого и побеги таких изуверов, как Невядомский…