Тантрас

“Сайрик”, — прошептала Миднайт, зарывшись лицом в руках. “Я дала ему умереть!” — произнесла она. “Я должна была спасти его! Я должна была…”

“Не казни себя”, — тихо произнес Адон. “Ты сделал все что смогла”. Жрец обнял Миднайт за плечи. На мосту вновь взревела пантера.

“Келемвор!” — выдохнула Миднайт. Оттолкнув Адона, она молниеносно вскочила на ноги.

Юный жрец схватил чародейку за руку и потянул назад, на землю. “Не суйся туда!” — прохрипел Адон. “Мы не можем видеться с ним пока он в образе пантеры. Нам не остается ничего иного кроме как ждать”.

Миднайт и Адон еще некоторое время прождали в лесу, дрожа от холода в промокших одеждах. Хотя Миднайт и горевала о потере Сайрика и переживала за Келемвора, сердцем она понимала, что Адон был прав. Иногда события выходили из-под контроля и ты не мог ничего с этим поделать.

Тебе оставалось лишь ждать пока все уладится само собой.

Если бы я только могла поблагодарить Адона за его мудрые слова, — подумала Миднайт обернувшись к жрецу. Адон сидел у прогнившего пня сжавшись в комок, его глаза были закрыты, словно он спал. Однако, по измученному выражению его лица, Миднайт поняла, что сейчас жрец вновь переживает смерть Эльминстера в храме. Она придумывала множество предлогов, чтобы начать с ним беседу, но тут же отбрасывала их.

Наконец она решилась положить руку на плечо жреца. Когда он поднял глаза, чародейка тепло улыбнулась и произнесла, — “Адон, ты должен прекратить винить себя за то, что произошло в Храме Латандера!”

Адон нахмурился, подобрал ноги к груди и обвив их руками, отвернулся в сторону. “Ты не знаешь что произошло там”, — прошептал Адон, раскачиваясь вперед и назад, не сводя взгляда с бурной реки.

Миднайт вздохнула и опустилась на землю рядом с Адоном. “Мы не знаем наверняка погиб ли старый мудрец в том разломе. Возможно Эльминстеру удалось спасти себя”, — произнесла чародейка, гладя жреца по спине. “Лхаэо казалось был уверен в том, что его учитель остался в живых. Эти слова дают нам надежду”.

Когда Адон не обратил на слова Миднайт никакого внимания, черноволосая чародейка взяла жреца за подбородок и заставила его посмотреть ей в глаза. “Мы должны надеяться, Адон”. Вновь взревела пантера, и в уголке глаза Миднайт блеснула слеза. “Ведь это все что у нас осталось, разве нет?”

Адон взглянул в глаза Миднайт. “Но Сан…”

“Я знаю”, — тихо произнесла Миднайт. “С этим тяжело смириться. Когда погибла Мистра…”

Адон оттолкнул Миднайт и вскочил на ноги. “Сан не мертва!” — крикнул жрец, пятясь от чародейки.

“Я не имела в виду ее”, — вздохнув, произнесла Миднайт. Чародейка поднялась на ноги и взяла правую руку Адона в свои ладони.

“Если кто и мертв, то это я — в глазах Сан”, — прошептал Адон. Он провел рукой по шраму и вздрогнул. “Я стал проклятым как и Келемвор. Я был отвергнут за мои поступки и этот ужасный шрам — мое наказание”.

“Какие поступки?” — спросила Миднайт. “Ты один из самых верующих жрецов которого я когда-либо знала. Что ты мог сделать не так, чтобы заслужить такой шрам?”

Адон вздохнул и отвернулся от чародейки. “Я не знаю…но это должно быть нечто ужасное!” Жрец положил руку на шрам и склонил голову. “Это наказание самое худшее из всех тех которым меня могла подвергнуть Сан. Некогда я был привлекателен и прославлял имя Сан. Сейчас, люди завидев меня, отворачиваются в сторону или смеются вслед”.

“Я никогда не отвернусь от тебя, Адон”, — тихо произнесла Миднайт. “Я никогда не высмеивала тебя. Шрамы на твоей плоти можно исцелить, и если Сан не нуждается в тебе, тогда возможно она не заслуживает твоей веры. К тому же, меня больше волнуют шрамы, что скрыты внутри тебя”.

Где-то неподалеку вновь взревела пантера.

Адон обернулся, в его глазах пылал гнев. “Думаю, стоит помолчать”, — раздраженно произнес жрец. “Нельзя чтобы Келемвор услышал нас”.

Миднайт кивнула. Было ясно, что ее замечание о Сан задело Адона, и она не хотела продолжать обсуждать эту тему. По крайней мере, пока. Они провели почти целый час не обмолвившись и словечком, вслушиваясь в бурление реки и рев пантеры на мосту. Наконец, рев смолк и они поняли, что Келемвор вновь обрел свою человеческую форму. Миднайт и Адон вышли из своего укрытия и приблизились к мосту.

Однако они не ожидали, что на мосту их застанет подобная сцена кровавого побоища. Келемвор лежал на животе в центре моста. Он был обнажен и все его лицо закрывали пряди спутавшихся волос. Вокруг лежало четыре растерзанных трупа. По всему мосту, залитому кровью, были разбросаны куски плоти, словно животное, в которое превратился Келемвор, стаскивало все трупы в одно место.

К Адону вернулись воспоминания о жрецах, что пали от рук шпионов Бэйна в Храме Тайморы незадолго до Битвы за Шедоудейл и он почувствовал как у него подкашиваются ноги. Однако, усилием воли подавив приступ тошноты, он вытер вспотевший лоб и двинулся к первому трупу. Взяв мертвого человека за руку, он подтащил тело к краю моста и выбросил его в Ашабу.

“Морские пучины поглощают наши истерзанные тела, чтобы души наши смогли совершить свой полет”, — прошептал Адон, когда тело Бурсуса поглотила река. “Да обретешь ты мир, которого не получил на этой земле”.

Пока Адон совершал свой обряд, Миднайт подтащила тяжелый доспех Келемвора ближе к воину и склонилась над ним. Внезапно она встала и сбегала в лагерь охотников за одеялом, которое тут же набросила на своего бывшего возлюбленного.

“Не разбуди его”, — произнес Адон, подтаскивая второй труп к краю моста. Жрец замер на мгновение и обвел взглядом окрестности. “До тех пор пока я не закончу. Так…будет лучше”.

Миднайт кивнула, и указала на кинжалы, торчавшие за голенищем сапога у мертвеца. “Забери его оружие”.

Адон едва не поперхнулся и его лицо исказила гримаса ужаса. “Я ни за что не украду у мертвого”, — произнес жрец.

Миднайт встала со своего места и отошла от Келемвора. “Возьми их оружие, Адон. Нам они нужны больше, чем тем существам, что обитают на дне реки”.

Жрец не пошевелился. Он просто стоял над трупом охотника, его рот был слегка приоткрыт. Миднайт подошла к остальным телам и собрала с них оружие. После того, как чародейка забрала оружие, Адон произнес последнюю молитву и скинул трупы в Ашабу. Хотя он и не знал, имеют ли какой-нибудь смысл его слова за пределами мира живых, Адон знал, что не произнеси он их, то сожалел бы об этом всю свою оставшуюся жизнь.