Темный Берег

За спиной чавкала и булькала топь — там тонуло бревно, которое перенесло его через туманные воды Рифовых Островов в эти мрачные места. Путешествие от Календаря Очей до Ткани Небес не оставило за собой следа.

Чародей с соколиным профилем, словно вырезанным из холодного жёлтого воска, оглядел порфировые башни, одетые мхом, увитые винтовыми лестницами, ввинчивающимися в лазурную пустоту.

Из руин слышались отдалённые гулкие голоса. Кавал удовлетворённо кивнул и медленно двинулся по вывороченной местами мостовой в тень сфинксов. Потом прошёл через увитый лианами портик с куполом. Искажённые голоса доносились оттуда.

Чародей побрёл вдоль обвалившихся стен, так сильно заросших лишайниками, что они казались расплавленными, и раздвинул костлявыми руками свисавшие сверху лианы. Зрение Чарма позволяло видеть в темноте, и там, среди поваленных антаблементов и разбитых колонн, он увидел зелёный эфир древних мертвецов.

Вертясь в мутной вони, невесомые, как дым, поднялись тлеющие фигуры. Подобные щупальцам руки протянулись к нему. Горестные голоса, усиленные пустотой, загудели гипнотизирующую песнь. Кавал ощутил, как напрягаются и без того окоченевшие мышцы, парализуя его, чтобы лепрозные тени могли слететься на его тёплую кровь и устроить пир.

В послежизни, которая есть клевета на жизнь, созданная смертью, все духи превращаются в один ненасытный голод. Нет разума среди этих бывших жизней, нет мудрости, которая могла бы проснуться и заговорить, нет ничего, кроме голода. Сотни тысяч дней призраки безымянных магов уходят от забвения и ночного полёта в Бездну, паразитируя на тёплой ауре жизни. Их магия сохраняет их — пока они питают её.

В отсутствие людей, на которых можно кормиться, фантомы опустились до копания в слизи и ловли болотных тварей. Выжигая горькие зелёные и ржавые пятна в воздухе, тени проклятых ничего человеческого не могли предложить чародею, и он прикрикнул на них — решительно, без гнева.

Сила насыщенного Чармом крика очистила не только портик, но и оболочку окружающих шпилей. Призраки бросились в зияющие дыры в каменных башнях и блеснули, исчезая, как дождевой дым в болотном лесу.

Сам как призрак, Кавал пошёл напрямик через грибные заросли к порталу, окружённому обломками стен и обвалившейся черепицей. Он помахал руками над головой, проводя небольшие круги, и в воздухе закачались два шара жёлтого огня. Когда он послал шары вперёд через портал, они озарили огромную пустую оболочку разбитой башни — пещеру тлена: окаменевшие балки торчали из-под груд чёрных булыжников, поваленный лес обломанных колонн, наваленный под просевшими сводами, оброс толстыми корнями.

Войдя в разрушенный зал, Кавал стал неспешно пробираться среди причудливых нагромождений битого камня, направляясь вглубь, к освещённому изнутри углублению. В этом дальнем углу храмового комплекса сквозь дыры в крыше пробивались случайные лучи дня. Они освещали небольшой цветущий сад эпифитов и плавающих в воздухе огнецветов, заставляя их издавать сладкий пряный аромат.

Чародей поравнялся с двумя шарами огня и опустил их на землю, под ярко-красные цветы. Шары закружились в порыве ветра, описали круг среди почерневшего мусора и исчезли вспышкой рубиновой пыли.

Кавал сел в центр круга и поднял морщинистое лицо к синему лучу дневного света. Душистый ветерок шевелил его длинную бороду, лёгкая улыбка осветила суровые, потрескавшиеся губы.

Это была первая ступень Лестницы Ветра. Отсюда его душа сможет подняться в небо, к Извечной Звезде и дальше, к Началу. Он не мог взять с собой своё тело, как на Календаре Очей. Тело останется позади и будет гнить среди болотной мертвечины. Но душа — она может улететь выше, чем время, к источнику всего времени.

Таково было его желание. Но — всего лишь желание. Чародей знал, что через несколько дней маркграфиня Одола найдёт его укрытие. Он следил за ней дальним зрением с тех пор ещё, как спустился с Календаря Очей, всю долгую дорогу до этих развалин.

Вот почему он вынес тяготы тайного путешествия к руинам храма. Время и судьба приведут её сюда. А долг привёл сюда его.

Обученный как мастер оружия в Доме Убийц, Кавал не мог отвернуться от судьбы Арвар Одола, крохотного королевства, которому он прослужил всю свою сознательную жизнь. Если бы не осталось уцелевших среди правящих пэров, он был бы свободен взойти к Извечной Звезде. Но уцелевшие были, дети его бывшего хозяина, им принадлежала его верность, которой его учили и которая была у него в крови.

Вот почему он всё время после ухода с Календаря Очей пел заклинания. А сейчас, когда нашёл подходящее место, чтобы сесть и погрузиться в себя, он ощутил более мощные силы, которые сговорились его сюда вести. Слепые силы. Случай. Смерть. И, конечно, третий из слепых богов, на самом деле дитя первых двух: Справедливость.

Случай привёл его к порогу неба в минуту, когда началось Завоевание. Казалось, будто катастрофу вызвал его уход с Ирта. Смерть заставила его вернуться — смерть тысяч людей, погибших от появления змеедемонов.

Но почему этот ужас требовал его? Что было той Справедливостью, которая заставила его спуститься с горы и сесть в этих заплесневелых руинах, в этой засасывающей воронке, где все отдано темноте Ирта?

Он говорил себе, что вернулся ради Джиоти и Поча, ради призрака их отца — ради всех призраков злодейски перебитого Дома Одола. Но это звучало неубедительно. Он — всего лишь человек. Он знал, что не стоит уверять себя в том, будто он может хоть кого-то спасти, не говоря о целом мире.

И тогда Кавал стал искать глубже в слепом прошлом — искать, к чему именно в нём взывает Справедливость. Несколько дней сидел старый чародей в своём угольном кругу среди заросших поваленных стен, собирая Чарм Извечной Звезды и все глубже погружаясь в себя.

Вокруг плавали цветы на свисающих усиках, отходящих от растений, живущих на более высоких и солнечных уровнях. Порхали бабочки. Крики зверей доносились из гудящего леса за разрушенными парапетами, и Кавал уходил в себя. Из легендарных глубин, глубже самого Ирта, он призывал к себе мощь небес, Чарм Извечной Звезды.