Страница 32 из 63
- Когда ты будешь дома сегодня вечером? - спросила она, поправляя ему воротник.
- Около пяти.
- Обед в шесть тебя устроит?
- Прекрасно.
Засунув руки за борт его дубленки, она положила белый конверт в нагрудный карман рубашки. Оставив руку на его груди, она поднялась на цыпочки и быстро поцеловала его в губы.
- До встречи.
Он резко дернул головой.
- Да, до встречи.
Чейз рванул к двери так, будто в доме был пожар.
Так как Марси никогда не ходила в контору так рано, она присела на коврик у камина, взяла кочергу и рассеянно помешивала тлеющие угли под слоем остываюшего пепла. Когда она осторожно добавила к ним растопку, огонь разгорелся.
Наблюдая, как новые язычки пламени пожирают поленья, Марси пожелала, чтобы ей так же быстро и легко удалось разжечь страсть своего мужа. Сейчас это казалось безнадежной задачей, но, если такая возможность вообще существовала, она была полна решимости использовать ее. Она преодолела жестокость - по большей части ненамеренную - со стороны своих ровесников в детстве. С успехом завоевала уважение коллег и заработала целое состояние. На нее больше не смотрели просто как на Гусенка Джонс.
Все другие ее цели, однако, меркли по сравнению с задачей заставить Чейза полюбить себя. Деньги, которые она вложила, не имели значения. Она поставила на карту гораздо больше - свою гордость, свою женственность, свое будущее счастье. При такой высокой ставке она просто обязана была выиграть.
Чейз несколько раз похлопал белым конвертом о ладонь, прежде чем приподнял клапан пальцем и вскрыл его. Чек был выписан на его личный счет, открытый специально для этого. Она проявила достаточно такта, чтобы не направить деньги непосредственно в банк, пощадив, таким образом, его гордость. Надо отдать ей должное, передача денег произошла самым деликатным образом. Сумма на чеке была щедрой, большей, чем нужно. Остаток денег даст возможность для нескольких месяцев работы.
С некоторым раздражением он швырнул чек на стол и подошел к окну. Невидяще уставился в матовое стекло.
Он чувствовал себя нахлебником.
Но он и был таковым.
Она не произнесла ни единого слова осуждения или жалобы, но он знал, что вчера ночью сделал ей больно: психологически - наверняка, а возможно - и физически.
Сама этого не заметив, она слегка поморщилась, когда садилась на табурет в баре. Он оставил ее, а она испытывала неудобство, если не боль, это заставляло его чувствовать себя скотиной. Он едва не высказал озабоченность ее самочувствием, но не хотел никакого упоминания о брачной ночи. Ни в каком контексте. Потому что, если бы они заговорили о ее физической боли, то могли затронуть и ее душевную рану, а с этим ему уже не справиться. Он мог пообещать никогда больше не причинять ей физических страданий... А душевных?
Было очевидно, что она надеялась на то, что они проведут этот день дома вместе. Она сказала, что собиралась пойти в свою контору, но с каких это пор она надевает шелковую домашнюю пижаму и домашние тапочки на работу?
Он не мог бы провести с ней день наедине и не пойти в спальню. Из этого ни черта не вышло бы. Поэтому, как последний трус, он бросил ее в сомнениях на свой счет, не подозревающей, что он сбежал не потому, что прошлая ночь была так плоха, а потому, что она была так чертовски хороша.
Да, Марси, возможно, подумала, что он покинул ее постель вчера ночью потому, что почувствовал отвращение к ней, тогда как в действительности все было как раз наоборот...
Взъерошив рукой волосы, он выругался. До вчерашней ночи он не чувствовал себя виноватым в этом браке. Теперь он чувствовал себя очень виноватым. Вина вызывала тошноту в желудке. Вина разъедала внутренности подобно коварной бацилле.
- Признайся, - шептал он себе, - вчера ночью тебе не хотелось уходить из ее постели. Поэтому ты не остался, не доверял себе? Она была такой упругой, такой... Господи, помоги! - Он хотел снова заниматься с ней любовью. И еще, и еще раз... после Тани этого с ним не случалось.
Он прижался лбом к холодному оконному стеклу и плотно зажмурил глаза, стараясь не вспоминать, как выглядела Марси, одетая только в золотой, дрожащий свет свечей, фарфора и огня...
Тело его под джинсами напряглось, когда он подумал о ее торчащих сосках. Он хотел ощутить кончиком языка их вкус, втянуть их в рот...
Он так погрузился в свои фантазии, что не заметил "Мустанг" Лаки, свернувший к дому и затормозивший у входа. Чейз подскочил, когда брат быстро вошел в контору, на ходу снимая пиджак.
Лаки тупо уставился на него.
- Что ты здесь делаешь?
- Я здесь работаю.
- Не валяй дурака. Что ты здесь делаешь сегодня? Где твоя жена?
- Вероятно, в своей конторе.
- Несколько коротковатый медовый месяц, правда?
Чейз нахмурил брови, надеясь подавить его любопытство. Но Лаки никогда не смущали грозно нахмуренные брови брата.
- Как все прошло?
- Что?
- Ты что, поглупел? - нетерпеливо воскликнул Лаки, упираясь руками в бока. - Прошлой ночью. Как это было?
- Ты надеешься услышать репортаж о каждом обмене ударами, как с боксерского матча?
Лаки широко ухмыльнулся.
- Ты не случайно подобрал такое сравнение?
- Не твое собачье дело.
Лаки хохотнул, сделав собственные выводы. Чек на столе привлек его внимание. Он взял его, прочел цифру, присвистнул.
- Ну, ты, наверное, сделал нечто такое, что даме понравилось. И сделал это очень хорошо.
- Это не смешно. - Чейз выхватил у брата чек. - Держи свои грязные мысли подальше от моей жены и от моих личных дел.
Все еще посмеиваясь, Лаки подошел к горячей плитке и налил себе чашечку кофе, сваренного Чейзом.
- Осторожно, Большой Брат! Я начинаю думать, что все твои рациональные доводы, которые ты нагромоздил в пользу женитьбы на Марси, были лишь отвлекающим маневром.
- Иди к дьяволу! - Чейз обогнул стол и сел. - Если ты уже кончил острить, прочти это.
Он ранее обвел статью в деловой рубрике утренней газеты. Когда Лаки кончил читать, Чейз спросил:
- Что ты об этом думаешь?
- Не знаю, - ответил Лаки, хмуря брови. - Они не из штата. Они нас не знают.
- Они не знают никого из местных. Поэтому они ищут подрядчика на буровое оборудование и технологию.