Рыцарь и ведьма

Она снова оправила вуаль, чуть надвинув ее на сей раз на лоб, недовольно чмокая при этом губами.

– Нам надо, чтобы это хорошенькое личико было открыто и чтобы наш благословенный король мог его увидеть. А иначе зачем он пригласил бы нас отужинать в большом зале, еще усталый с дороги и не отряхнувший пыль?

Леди Друсилла отступила, чтобы оценить плоды своего труда. Губы ее были плотно сжаты, в то время как рыцари восторженно уставились на Идэйн.

Платье, выбранное для появления в праздничном пиршественном зале замка в обществе короля Генриха, было из сине-серого бархата с корсажем и рукавами, вышитыми серебром. Бархат был тяжелым и весьма подходящим материалом для этого времени года, потому что при всем своем великолепии, защищал от пронизывающих до костей сквозняков, гулявших по замку Бистон. Кроме того, у этого платья был модный покрой.

Жена коменданта решила, что это платье изготовлено во Франции и что оно могло принадлежать одной из бывших любовниц короля Генриха. Должно быть, эта женщина была ростом пониже Идэйн: им пришлось надшить по подолу полосу серебристо-серого атласа.

Теперь Идэйн неподвижно стояла под внимательными взглядами. Голова ее была украшена усеянным серебристыми бериллами обручем, удерживавшим прозрачную вуаль. Леди Друсилла решила отказаться от ленты под подбородком, окаймлявшей лицо, как рамка. Вместо этого она распустила золотые волосы Идэйн, свободно ниспадавшие теперь из-под вуали и окутывавшие плечи и руки, словно облаком. Цвет вуали контрастировал с глазами Идэйн, отчего они казались ослепительно изумрудными.

Рыцари не могли отвести от нее глаз.

– Она прекрасна, как звезда, – сказал маленький оруженосец писклявым голосом.

Двое других обернулись и посмотрели на него, безмолвно порицая за столь смелое высказывание. Они передали мальчику факел и вытолкали его во двор, чтобы он шел впереди. Рыцари открыли двери башни и пропустили дам вперед.

Травянистая лужайка была окружена пятью башнями замка Бистон, донжоном и стенами. Солнце уже садилось, но двор замка был полон дворян, королевских министров и людей духовного звания, а также лордов и военных разного чина. Все они собрались здесь, чтобы присоединиться к королю Генриху в его войне с Шотландией. Там были графы Херфорд, Лестер, Честер и Йорк и даже высокородный Бигод, Время от времени становившийся союзником Генриха, а также граф Норфолк.

Но не все важные люди могли рассчитывать на трапезу в зале Бистонского замка. Снаружи, за стенами замка, были накрыты столы под балдахинами для местных дворян, иностранных министров и клириков рангом пониже, прибывших отпраздновать прибытие короля. На кострах поджаривали целые овечьи и бычьи туши. Между замком и соседними полями дребезжали повозки, подъезжая из ближайших мест, где расположились лагерем войска действующей армии, развозя хлеб, мясо и добрый честерский эль.

– Туда, в зал! – крикнула леди Друсилла прямо в ухо Идэйн.

Рыцари эскорта, а также юный оруженосец с белыми волосами поотстали у дверей зала. Слово, произнесенное леди Друсиллой на ухо привратнику, позволило им протиснуться в глубину зала и присоединиться к шумной толпе.

Несмотря на предупреждающие тычки леди Друсиллы, Идэйн опустила голову. Проходы были запружены толпами народа, и все места за столами заняты. Но, несмотря на рев толпы, Идэйн казалось, что она слышит шепот, несущийся ей вслед.

Леди Друсилла провела Идэйн в левую половину зала, в угол, предназначенный для высокородных вдов и других лиц, находящихся под опекой короля.

Все женщины знали жену коменданта.

– О, мы так соскучились по вас, миледи Друсилла, – заявила женщина в черной траурной одежде и белом головном уборе, подвязанном, как у монахини, под подбородком широкой белой лентой. – Подумать только! На всю зиму запереться в Восточной башне и заниматься починкой одежды. Думаю, я бы от этого уже заболела.

Ее пронзительные глазки без зазрения совести оглядывали Идэйн, пока та усаживалась на скамье рядом с ней и принимала миску овсяной каши.

– Это синее платье – одно из тех, что вы сшили?

Леди Друсилла похлопала Идэйн по руке, чтобы все это видели.

– Имейте уважение к достойному труду, мадам. Да, мы занимались шитьем. Эта прекрасная девушка – подопечная нашего благословенного короля Генриха, воспитанная в монастыре. Я к ней привязана, как к родной дочери.

– Ну, после сегодняшнего вечера она едва ли будет заниматься шитьем, – пробормотала себе под нос одна из дам.

Первая дама снова подала голос:

– Я бы тоже привязалась к ней, как к дочери, если бы мои карманы были полны королевского серебра.

Несколько голосов вступили в разговор и одернули сплетниц:

– Спокойнее, спокойнее, леди.

Заговорила толстая женщина, сидевшая в конце стола:

– Давайте-ка воздадим хвалу королю, да благословит его господь за его доброту и щедрость.

Вдовы, не сводя глаз с Идэйн, затянули нестройную молитву во здравие короля, после чего заговорили на другие темы. Когда большинство обедающих покончили со второй переменой блюд, подали напитки, и началась настоящая пирушка. В это время прибыл король со своими приближенными.

Судя по виду короля Генриха и его дворян, они только что держали военный совет. Многие из военачальников избавились от оружия и доспехов, но не сняли плотных военных, пропитанных потом плащей.

Король Генрих, по-видимому, проголодался, потому что поспешил по центральному проходу пиршественного зала, обгоняя своих министров и генералов. Он быстро шагал в своих заляпанных глиной сапогах, в малиновом атласном камзоле, расстегнутом спереди, из-под которого была видна покрытая пятнами нижняя сорочка.

Многие из его подданных слышали рассказы о равнодушии Генриха Плантагенета к красивой одежде и уходу за своей внешностью. Его отец, граф Анжуйский, был человеком необыкновенной красоты, но этой красоты король не унаследовал. Он был плотным мужчиной среднего роста, с жидкими рыжеватыми волосами, небритой щетиной и выглядел, как самый неухоженный солдат своей армии.

И все же он был королем, что ни у кого не вызывало сомнений.

Идэйн подалась вперед, чтобы видеть, как проходит государь. Его выпуклые серо-голубые глаза выискивали за столами знакомые лица, и он громко приветствовал тех, кого знал. Несмотря на неухоженный вид, король был полон неукротимой энергии. Некоторые называли его величайшим в Европе королем. Он был прекрасным, верным другом и остроумным собеседником. Ученые и поэты обожали его. Но среди знающих короля Генриха были и такие, кому было известно, что он способен на самое низкое предательство, вызвавшее отчуждение его собственных сыновей, на бесчеловечную жестокость и что время от времени на него нападали приступы такой ярости, что он с пеной на губах катался по полу и выл, как дикий зверь.

Идэйн заметила, как он повернул голову и посмотрел поверх толпы на вдовий стол. В следующую секунду она сказала себе, что король Генрих не мог выделить из столь многочисленной толпы женщину, которой никогда в жизни не видел. Но Идэйн почувствовала, как кожу ее будто обожгло, словно он прикоснулся к ней. И oна отпрянула, спрятавшись за спину леди Друсиллы.

Когда она осмелилась снова поднять голову, то увидела в переполненном зале дворян, собравшихся за столом, стоявшим выше остальных. Стол был осенен знаменами короля с анжуйскими леопардами. Она заметила там также знамена Херфордов с вепрями и зелено-белые штандарты графов де Морлэ.

Группа английских вельмож, некоторые в сопровождении жен, подошли к столу короля и окружили Генриха. Там уже были Херфорд и Джилберт Фолиот, епископ Лондонский и один из главных советников короля Генриха и его ближайший друг Роберт Бомон, граф Лестер.

Рядом с королевским столом, беседуя с епископом Йоркским, стоял высокий мужчина в коротком зеленом плаще и с непокрытой головой, увенчанной копной темно-рыжих волос – граф де Морлэ. Но вид другой высокой фигуры, стоявшей возле него, заставил Идэйн податься вперед и ухватиться за край стола.