Рыцарь и ведьма

Какие-то всадники кружили вокруг повозок, переговариваясь на неизвестном Идэйн языке. За их спинами рыцари короля Уильяма рвались в ворота твердыни тамплиеров и трубили в рога, подавая сигнал друг другу. Повозки одна за другой ныряли в лесную чащу прямо с дороги и исчезали среди темных деревьев.

Постепенно шум битвы, крики и звуки труб отдалялись и теперь были едва слышны. Повозки поехали медленнее и не так сильно кренились то на один, то на другой бок. Идэйн села, ощупывая голову и лицо. Когда монах Калди втащил ее в повозку, Идэйн ушиблась о ее бортик. Теперь ее пальцы нащупали болезненную шишку на лбу, а во рту она ощутила вкус крови.

«Куда они едут?» – вяло думала она. Что это за люди, говорящие на неизвестном ей странном языке? Это, уж конечно, не французский, язык норманнов, и, возможно, даже не гэльский, на котором говорят шотландцы.

Появился какой-то всадник. Он свешивался с седла и заглядывал в каждую повозку. Он был без шлема, с обнаженным и обагренным кровью мечом. Дышал он все еще тяжело. Наконец он добрался до повозки с Идэйн.

– Идэйн! – хрипло окликнул ее Магнус. – Далеко ли ты собралась ехать с цыганами?

С цыганами? Какое-то время отчаянно цеплявшаяся за борт повозки Идэйн не могла понять даже простых слов. Телегу сильно тряхнуло, когда она переезжала через мелкий ручей.

Голова и рот Идэйн болели, саднило запястье, в которое впивалась веревка, тело казалось избитым. Она никак не могла понять, что всадник этот – живой и, судя по всему, невредимый Магнус, хотя она видела при свете луны его рыжие волосы, видела его сражающимся с Асгардом де ля Гершем, когда они пытались убить друг друга.

– Да, цыгане, – наклонился с седла и тихонько сказал ей Магнус. – Некоторые убежали, испугавшись поединка, но несколько повозок остались.

В этот момент Идэйн хотелось закричать от обуревавших ее чувств – ярости, боли и облегчения. Но из ее горла вырвалось только хриплое карканье.

– Было темно, но я видела тебя и Асгарда. Пресвятая Дева! Я думала, что тебя понесла и затоптала твоя лошадь!

Он наклонился к телеге, чтобы рассмотреть сидевшую возле нее женщину.

– Да, мне удалось вытащить ногу из сапога, это меня и спасло. Цыгане говорят, что тамплиеры заплатили им за то, чтобы они вывезли тебя из города. – Он огляделся кругом. – Но тебя надо чем-то укрыть.

Магнус потянулся и пощупал кончиком окровавленного меча овчину, лежавшую рядом с женщиной. Та отшатнулась и, крепче прижав к себе ребенка, зашипела на него.

– Что это, черт возьми, такое? – спросил Магнус.

В этот момент они проезжали под пологом густой дубравы. Когда телега снова оказалась в свете луны, кончик меча Магнуса коснулся мужской руки, высунувшейся из-под овчины. Вскрикнув, Идэйн принялась разбрасывать шкуры и обнаружила шлем, а потом мраморно-бледное лицо Асгарда де ля Герша.

Магнус осадил лошадь и, чертыхнувшись, заглянул в повозку.

– Он мертв. Я убил его, а у его чертовых тамплиеров хватило сообразительности добавить нам еще и его труп.

Идэйн легонько прикоснулась пальцем к залитому кровью лбу Асгарда и тотчас поняла, что Магнус ошибается.

– Он жив, – прошептала она.

14

Во вторую ночь их путешествия по южным шотландским горам, когда они остановились на ночлег и разбили лагерь, пошел снег, но было не очень холодно. Легко одетые цыгане, казалось, не слишком страдали от снега. Они выбрали для лагеря склон холма, обращенный к небольшой долине, в буковой роще, где ветви с еще не опавшими сухими листьями образовали хорошее укрытие. Их предводитель Тайрос отправил детей в эту рощу собирать листья, чтобы сделать из них подстилки, пока листья еще не намокли от снега.

Идэйн сидела, завернувшись в подбитый мехом плащ, который набросил на нее командор тамплиеров, а цыганка Мила втирала в ее руки сок грецкого ореха. Идэйн уже знала, что эта краска легко смывается, но я помнила при этом, что должна оставаться грязной, как цыгане.

– Славный меховой плащ у тебя, – заметила Мила, не слишком нежно втирая снадобье между пальцами Идэйн.

Идэйн отдернула руку. Мила уже не в первый раз выражала восхищение ее плащом. Весь табор, включая самого маленького ребенка, потрогал и пощупал его, и в глазах цыган Идэйн ясно прочла желание завладеть плащом, поэтому не выпускала его из виду ни на минуту.

– Ну вот, – сказала молодая цыганка, – теперь ты такого же цвета, как я. Во всяком случае до локтей. – Мила вылила чашку краски в ладонь Идэйн. – А лицо намажешь сама.

Прежде чем Идэйн успела вымолвить хоть слово, Мила вскочила на ноги и направилась к повозке, в которой лежал горевший в лихорадке Асгард де ля Герш. Всякий раз, когда Идэйн не было рядом с ним, Мила ухитрялась ускользнуть, чтобы посидеть с ним. С первого же раза, как Идэйн увидела их вместе, у нее возникло чувство, будто они уже встречались прежде, хотя едва ли такое могло быть.

Идэйн смочила пальцы ореховым соком и втерла его в кожу щек и подбородка. Через просвет в деревьях она видела Магнуса, превратившегося во вполне сносного цыгана в плаще из овчины, с окрашенной в смуглый цвет кожей, с длинными рыжеватыми волосами, локонами ниспадавшими на плечи. Но Идэйн не требовалось зеркало, чтоб сообразить, что окрашенная соком грецкого ореха кожа образовывала странный контраст с ее золотистыми волосами и изумрудными глазами. Даже когда она набросила красное покрывало, данное ей цыганами, глаза ее поражали своей яркой зеленью. Цыганки находили это весьма забавным. Они утверждали, что в сочетании с красным шелковым покрывалом ее странные глаза смогут помочь им представить ее простодушным крестьянам как гадалку.

Идэйн отставила чашку и бросила взгляд на Магнуса, сидевшего на корточках возле повозки Милы. Идэйн знала, что он все еще сердится на нее.

Когда тамплиеры держали ее в плену, она призвала его, и он явился, несмотря на то, что она бросила его в лесу и ушла к Асгарду де ля Гершу. Магнус напомнил ей о ее предательстве во всю мощь своих легких.

Ну что ж, теперь ей нужно признать, что она совершила ошибку. Асгард привез ее к тамплиерам, а тамплиеры значат только одно – неприятности и ужас.

Но Магнус услышал ее зов и пришел на помощь. Собственно говоря, он рискнул ради нее жизнью: украл лошадь, мчался ночью, укрываясь от королевских войск, и в конце концов совершил дерзкое нападение на тамплиеров, когда они пытались доставить ее в цыганский табор, чтобы цыгане увезли ее бог знает куда, возможно, даже во Францию, как сказал Асгард.

Магнус повел себя безумно рискованно, и она должна воздать должное его мужеству и отваге, думала Идэйн, глядя, как он сидит на земле, кутаясь в остатки своего когда-то роскошного плаща.

Даже теперь она не могла удержаться от соблазна и ласкала его взглядом. Он сидел, вытянув длинные ноги в потрепанных сапогах, проданных ему Тайросом. И на его рыжеватые волосы падали хлопья снега, отчего те казались рябыми.

Идэйн признавала, что рыцарь-тамплиер красивее. Асгард был светловолос и обладал той мужественной красотой, от которой у женщин начинает кружиться голова. Но лукавая усмешка Магнуса и его уверенная манера держаться, его сильное мужественное тело обладали для женщин такой притягательностью, которой было невозможно противиться. Все цыганки тут же воспылали к нему нежными чувствами. Мужчины невольно зауважали его: после Тайроса первым человеком, к которому они прислушивались, был Магнус, несмотря на то, что он пробыл с табором совсем недолго.

Но, сказала себе со вздохом Идэйн, он жесток и с ним очень трудно. С той самой минуты, как обнаружил в повозке Милы раненого Асгарда, он жаждал отделаться от ненавистного ему тамплиера. Он не согласился остановиться достаточно надолго, чтобы устроить Асгарда в хижине крестьянина или подождать, пока они набредут на какой-нибудь монастырь. Магнус считал, что для тамплиера и придорожная канава вполне сгодится. Более того, Идэйн видела, как он забрал деньги Асгарда. И вот даже теперь пересчитывал его монеты.