Родственники

- Какого Рягузова? Разве она погибла? Неужели?.. Не может быть!

- Ты это должен помнить. Она погибла у нас на батарее. Под Попырями. Когда в стык прорвались немецкие танки и отсекли нашу роту... Седьмого июля сорок третьего.

- Ах, шут возьми, склероз, склероз начинается! - сказал Олег Геннадьевич и согнутым пальцем постучал себе в лоб. - Сколько лет, Алеша, прошло! Как будто и войны не было. Не верится...

- Не так уж много. Не так уж...

- Ох много, Алеша!

- Не предмет для спора. Просто мы по уши погрязли в повседневных мелочах быта. К сожалению, забываем все. Прости, Олег, ты не ответил: Таня стала твоей женой?

- Нет, знаешь... Встретились после войны. Я был в какой-то драной шинели. Она вроде меня не узнала. "Здравствуйте, до свидания". А потом, когда в "Вечерке" было объявление о моей защите кандидатской, она все-таки прислала поздравительную телеграмму. У меня жена инженер-химик. Доктор наук. Я, видишь ли, женился поздно...

- Как ее звать?

- Галина. Галина Васильевна.

- Ты хорошо живешь, Олег?

- Живу, в общем, ни на что не жалуюсь. Что ж, пожалуй, все хорошо. Но если бы... Если б еще послезавтра сдать вот это вождение - гора с плеч. Глупо, но факт!

- Не дергай скорости, - сказал Алексей. - Плавно выжимай педаль сцепления. Пошли. Зеленый свет.

Машина тронулась рывками в сразу неистово помчавшемся железном стаде машин, и Алексей отвернулся к окну, как будто не хотел и не мог видеть суматошных движений рук Олега Геннадьевича, с металлическим рокотом переводящего скорости, и его белой полоски зубов, прикусивших верхнюю губу.

- Старею, вероятно, Алеша... Живешь как заведенный, в сумасшедшем ритме. К вечеру устаю чертовски. А голова будто кибернетическая машина: даны параметры - и все в одном направлении! - с горячностью заговорил Олег Геннадьевич. - Будь это не ты, никогда не сел бы вот так за руль! По-моему, у меня никаких шоферских данных!.. Если бы такая реакция была на войне - ухлопало бы в первой атаке...

- Прекрати ныть, Олег, - сказал Алексей. - Если уже сел, то прошу спокойствие. Это для тебя сейчас главное. Ясно?

Никита смотрел на затылок Олега Геннадьевича и почему-то сейчас, стараясь подавить в себе странную к нему неприязнь, откинулся на заднем сиденье, и тотчас Алексей внимательно посмотрел, спросил с сочувствием:

- Ты что, брат? Надоело?

- Да, одурел от жары, - проговорил Никита. - Мы скоро приедем?

- Два квартала осталось, - ответил Олег Геннадьевич. - Как в бане. Хоть бы дождь, правда?

- Я не люблю дождь, - сказал с необъяснимой резкостью Никита. - Пусть уж лучше жара.

- Да как сказать, в общем, конечно, - мягко согласился Олег Геннадьевич. - В ваши годы мы думали так же. Помнишь, Алеша, как мы ненавидели на фронте дождь и снег? Слава богу, что ваши ощущения не связаны с войной.

- Слава богу, - ответил Никита.

- Ты кого-нибудь встречал в последние годы? - спросил Алексей. - Из роты, из полка...

- В последние годы? Нет. Никого... Нет, ты знаешь, встречал. Да, встречал! - поправился оживленно Олег Геннадьевич. - Лет пять назад. Ехал в Кисловодск, вижу, в вагоне стоит проводник высоченного такого роста, и знаешь, вижу - какое-то странно знакомое у него лицо. Будто во сне видел. Где я его встречал? Когда? Вхожу в купе, говорю жене: "По-моему, с проводником из нашего вагона я вместе воевал, но, хоть убей, забыл его фамилию. Сейчас я его приглашу в купе и спрошу у него". Жена говорит: "Неудобно. А если ты ошибся? Есть ведь похожие типы людей". Так, Алеша, и не поговорили, знаешь. А в Кисловодске вдруг вспомнил: Баранов! Старший сержант Баранов, мой командир отделения! Очень досадно было, да поздно!..

- А ты, пожалуй, не ошибся: Баранов, кажется, откуда-то из Ставрополя. Но откуда точно, тоже забыл.

- А ты кого-нибудь встречал?

- Кроме тебя, нет, - ответил Алексей и после молчания повторил: Никого. От нашего поколения немного осталось. Вообще нашего фронтового поколения нет. Половина выбита под Сталинградом, остальные - под Курском, потом на Днепре. Наш год призывался в сорок втором. И сразу - под Сталинград. Нам просто повезло.

- Конечно, Алеша, ты прав, мальчишками были. Здесь левый поворот, Алеша, левый? Но где же знак? - встревоженно завозился на сиденье Олег Геннадьевич, подаваясь к стеклу. - Почему я не вижу знака?

- Здесь его никогда и не было. Пора знать свои Черемушки, - спокойно сказал Алексей. - Это Профсоюзная. Какой твой дом?

- Да, мы приехали, - возбужденно заговорил Олег Геннадьевич, оборачивая к Алексею обрадованное, все в капельках пота лицо. - Просто не верю, что это я сам вел машину через весь город! Вот этот дом, за магазином "Мебель". Здесь я на пятом этаже.

- Давай к подъезду. Включи сигнал поворота.

Олег Геннадьевич остановил машину напротив каменной арки ворот, вдохнул в полную грудь воздух, с каким-то ребяческим облегчением ударил ладонями по рулю и тихонько засмеялся счастливым смехом совершившего тяжелый труд человека. Алексей, коротко взглянув на него, выключил сигнал поворота, сказал ровным голосом:

- Ты забыл выключить мигалку. За вождение я бы тебе поставил тройку. Нет плавности. Рвешь скорости. Еще боишься машин. На сегодня все.

- Тройку? Да я сам бы себе двойку поставил, Алеша! Но первый блин всегда комом. В нашем кабе в таких случаях говорят: приложим силы, доведем до кондиции! Спасибо тебе за все! Подожди! - Олег Геннадьевич перестал смеяться, положил руку на плечо Алексея, потянул к себе, затормошил его. Подожди, разве ты не зайдешь? Не-ет, прошу ко мне! Сейчас мы уютно посидим, достанем что-нибудь ледяное из холодильника... Правда, нет жены дома. Но мы сами. Есть, капитан? Прошу!

И Олег Геннадьевич, весь счастливо сияя, вылез из машины, надел пиджак, застегнул пуговичку, и при этом в лице его, в том, как он застегивал пуговичку, было удовлетворение собой, некая растроганность даже.

- К сожалению, не могу, - сказал Алексей. - Никогда не пью за рулем. Потом, как видишь, со мной мой брат, недавно приехал из Ленинграда, а я еще с ним толком не поговорил. Будь здоров!

В открытую дверцу он протянул руку, и Олег Геннадьевич двумя руками крепко схватил ее, удержал и с протестующим упорством потянул его из машины, говоря: