Игра

Юрий Бондарев

Игра

Одну половину избы занимали хозяева, другую - четверо рабочих геологической партии.

Это были молодые, крепкие, безалаберные парни, и тесная комната их по ужасному хаосу своему напоминала студенческое общежитие. Здесь порожняя бутылка постоянно исполняла роль пепельницы, а распорядок недельной уборки нарушался зависимо от общего настроения. В первые же дни зимовки строго-вежливый армянин Абашикян повесил под засыпающими от старости ходиками объявление: "Пожалуйста, будьте любезны, не подметайте". Категорическая эта просьба относилась к хозяевам. В тех случаях, когда она нарушалась, квартиранты чувствовали себя глубоко задетыми. Тогда самый старший из них, полтавчанин Сивошапка, по обыкновению, последним приходя из тайги, раздумчиво и долго скреб затылок, длительно оглядывал подметенную комнату, раздеваясь, садился на койку, после чего с медлительностью заключал: "Ось тоби история, щоб вам, черти ленивые, треснуло". Его лицо выражало конфуз, сморщенный лоб - глубокомыслие. Услышав его голос, все разом подымали головы со своих коек, изображая деловое внимание. Всем казалось: Сивошапка, как это бывало иногда, побагровеет, подтянет широченные свои трусы и, вскочив, крепко расставив волосатые свои ноги, оглушительно рявкнет: "А ну, боровы! Що це такэ, а?" Однако через минуту на круглом лице его растекалось миролюбивое благодушие - он шумно вздыхал и принимался шарить рукой по полу.

- Где вона тут? - начальственно кричал он.

Как всегда, пепельница стояла под койкой Абашикяна, заядлого курильщика, но гот, молча повернувшись к стене, начинал осторожно дышать носом - делал вид, что спит.

Звучно шлепая босыми ногами, Сивошапка подходил к койке Абашикяна и, сердито кряхтя, выуживал из-под нее бутылку и при этом ворчал:

- Порядка нема, дручки стоеросовые... А может, у меня мыслей гора, треба думати...

С задумчивым видом он свертывал умопомрачительной длины цигарку, закуривал, лениво цедил сквозь ноздри дым, рассеянно стряхивал пепел с этой непомерной самокрутки, стараясь попасть в горлышко бутылки. По вечерам он лежал и думал. Его грустно-мечтательные карие глаза становились то теплыми и нежными, будто в них попадало украинское солнце, то золотистыми, будто в них отражались желтые подсолнухи, полуденно обогретые нездешним зноем.

- Ну, Сивошапка или с жинкой обнимается, или галушки наминает, полушутливо говорил тогда Банников, не обращаясь ни к кому в отдельности, и подмигивал.

Это был сильный, с атлетическим торсом парень лет тридцати, со светлыми насмешливыми глазами и тонким волевым ртом. На его тумбочке стоял флакон тройного одеколона, лежала щеточка для волос, над кроватью блестело круглое изящное зеркальце, которое он возил с собой. "Скажи пожалуйста!" фыркая в нос, поражался аскетически настроенный Абашикян, каждый раз видя, как по утрам, после бритья, умывался одеколоном чистоплотный Банников. Однако он и все остальные относились к Банникову с нескрываемым уважением: по опыту своему это был незаменимый человек в геологической партии. Говорили, что он когда-то учился в институте, но не кончил его и вот уже несколько лет простым рабочим бродил с разными геологическими партиями по Сибири в поисках удачи.

Партия рабочих зимовала в таежной деревушке, и в непогожие дни эти мучающиеся бездельем здоровые парни с утра валялись на койках, слушая рев пурги за окнами, тонкий писк ветра в щелях ставен; иногда лениво и безвкусно пили спирт, коротая скуку декабрьских вечеров.

Но раз в солнечное морозное утро в эту накуренную избу словно ворвался апрельский сквозняк: быстро вошла и остановилась на пороге техник-геолог Лида Винокурова. Она была в короткой заячьей дохе, поднятый воротник, покрытый плотным инеем, холодно сверкал. Улыбаясь, она откинула воротник от губ, зубами стянула варежки, подышала на озябшие пальцы и внимательно огляделась. Все тотчас с интересом подняли головы. Сережа Неустроев, самый молодой из рабочих, густо покраснел. Банников даже свистнул, подтянул голенища своих новых бурок, спросил с усмешкой:

- Чем обязаны вашему посещению? М-м?

- О мальчики милые! - удивленно воскликнула она. - Как у вас накурено и грязно! Споткнуться можно! Просто безобразие!

Заросшие щетиной "мальчики" переглянулись. Абашикян с оскорбленным видом приподнялся, пощупал гирю ходиков и снова лег.

- Очень остроумно, - сказал он.

- Это как же понимать? В каком это смысле, Лидочка? - недобрым, однако игривым голосом спросил Банников, поудобнее устраиваясь на койке.

Она, сунув руки в карманы, пожала плечами.

- Ведь хлев, а не комната. Опустились! Мужчины тоже! Цари природы! - И сердито засмеялась.

На лице Сивошапки ничего не отразилось. Абашикян жестко потер синюю щеку и едко-многозначительно хмыкнул. Банников с наглой улыбкой стал заталкивать окурок в горлышко бутылки, спросил лениво:

- Вот как! Значит, здесь мужского пола нет? Вы, очевидно, хотите сказать, что комната пуста?

- Именно это. - Серые насмешливые глаза Лиды на мгновение задержались на красном лице Сергея, и она тихо, твердо сказала: - Сережа... Хоть вы наведите порядок! Стыдно!..

И Сергей, не без робости взглянув на нее, внезапно послушно, торопливо встал и, будто сжавшись от ее слов, со стеснительной осторожностью взял веник и начал подметать возле коек окурки.

- Вот так! - уже весело сказала Лида. - В другой раз зайду только тогда, когда будет чисто. До свидания, мальчики.

Она ушла, безжалостно, тонко поскрипела под окном своими узенькими валенками, и после ее ухода в комнате остался неспокойный, смешанный запах мороза и свежести, заиндевевшего меха. Вое молчали, глядя на двери. Пар холода таял над полом.

- Москвичка! - с одобрительной усмешкой сказал Банников и, вопросительно скосившись на Сергея, медленно добавил: - Э, парняга, парняга, плохие твои дела, брат!.. А ведь она не к тебе приходила! Не понял?

Сергей в растерянности стоял посреди комнаты, чувствуя на себе испытующее внимание, потом бросил веник, сел на кровать, произнес сдавленным голосом:

- Ну и что ж!..

- Скажи на милость! - неопределенно воскликнул Абашикян.

Конец ознакомительного фрагмента. Полная версия книги есть на сайте ЛитРес.