Страница 16 из 16
- Постойте, постойте, - вздохнула Таня и нахмурилась: - А разве ваш дедушка... Ведь он академик, наверное, получает хорошую пенсию...
- Дед любит гостеприимство, друзей, публику, остались привычки от советских времен, когда его картины и скульптуры покупали все музеи за огромные деньги. Теперь - другое. А вы сами понимаете, что на академическую пенсию деда... я не могу. Ведь я, - Андрей усмехнулся, - самостоятельный человек, имеющий профессию...
Таня перебила его:
- Поэтому вы не позволите себе жить в зависимости... и так далее, и так далее, и так далее... Гордость, самолюбие и прочее, и прочее. Правда?
Он вопросительно поглядел на нее.
- Я тоже бы не смогла. Да входите же! - звонко крикнула Таня, поворачивая голову на стук в дверь, волосы ее пшеничной струёй шевельнулись на щеке. - Это ты, мама? Входи, пожалуйста! Никаких секретов!
- Разумеется, - отозвался за дверью грудной голос. В комнату вошла невысокая женщина в брючном костюме, строгое лицо, серые, как у Тани, глаза, в меру подведенные тушью, таили в себе что-то замкнуто-властное, удерживающее излишние чувства, и это внушало Андрею быть в ее присутствии официальным, что вызывало смех у Тани, сказавшей ему однажды: "Как только появляется мама, вы делаете ужасно философское и виноватое лицо, будто трусите перед грозной учительницей. И будто хотите в свое оправдание заявить: "Я все-таки мыслю - значит, существую". Или: "Человек - это звучит гордо". Мама действительно преподает второстепенный английский язык, как сказал Набоков, но ее строгость - выбранная роль в домашнем театре, как имеется своя роль у каждой женщины. Она хочет держать слишком увлекающегося папу в руках. И меня. Но это уже другое дело".
- Добрый день, Кира Владимировна. Простите, добрый вечер...
Андрей встал, сделал уважительный полукивок, и Таня не смогла скрыть улыбку.
- Здравствуйте, Андрей Сергеевич, вы давно у нас не были, - сказала ровным голосом Кира Владимировна и покосилась на улыбающуюся Таню с холодноватым недоумением: - Вы говорили о чем-то смешном?
- Да, да, да! - обрадовалась Таня. - Ты знаешь, мама, вот последний анекдот, который я слышала. Экзамены в институте. По коридору идет профессор по направлению к двери в аудиторию, навстречу ему студент, лодырь и лоботряс. Не доходя до дверей, профессор зверски чихает. И студент буквально кричит в надежде хоть троечку вымолить: "Будьте здоровы, господин профессор! Страшная эпидемия в Москве, не заразились ли, не дай бог?" А профессор: "Не дождетесь, не дождетесь, молодой человек. Разрешите вашу зачетку. Двоечку заранее поставлю вам за неудачный подхалимаж".
- И что дальше? Это разве смешно? - дернула плечом Кира Владимировна. Какой-то шалопай студент. Совсем уж глупый профессор. И первобытно нелепый разговор. Таня, не имей свойства запоминать современные пошлости, которые сочиняют на этих... как они... ту-ковсках... тусовках.
И Кира Владимировна с многозначительным укором посмотрела на Андрея, точно он принес в дом "эту современную пошлость" и заразил Таню.
- Мамочка, дорогая, у тебя нет чувства юмора! - воскликнула Таня. Анекдот на три с тремя минусами, но все же...
- Хорошо, хорошо. Пусть так. С пятью минусами, - снисходительно согласилась Кира Владимировна. - Но, кажется, уже сумерки и пора зажечь свет, молодые люди.
Она включила свет, люстра засияла, вспыхнула в паркете, сумерки на улице налились темной синевой, с красноватыми кое-где квадратами окон.
- Так лучше для человечества, - сказала Кира Владимировна.
- Ты как Прометей, мама, - ответила живо Таня. - Спасибо за свет разума.
Кира Владимировна задернула штору на окне, сказала прежним голосом, без выражения:
- Прошу обедать, молодые люди. Я думаю, Андрей, что вы пообедать еще не успели.
- Да, правда, ура, пойдем обедать! Андрей, конечно, не обедал! И я тоже голодна, как беременная клопиха!
Таня соскочила с дивана и так потопала по паркету, вбивая ногу в туфлю, что Кира Владимировна прижмурилась, поднесла руки к ушам:
- Та-аня, что за крики? Где ты заимствовала странные выражения? "Беременная клопиха"? На нормальном языке что это значит?
- Мамочка, я могу и завизжать от радости! Я просто голодна!
- Завизжать? Что значат в твоем лексиконе все эти языковые нормы? спросила Кира Владимировна в явном неудовольствии.
- Да ничего, мама, просто современные выражения! Вполне литературные. Я ведь начитанная девица. Пойдемте, пойдемте! - заторопила она Андрея, смеясь. - Чтобы жить, надо есть, чтобы есть, надо есть... нет, не так, ерунду наговорила! Чтобы есть, надо жить!
Едва перебарывая смех и одновременно стесненный официальной внешностью Киры Владимировны, ее прямой спиной, высокой, как бы надменной грудью и ее устало-строгим разговором с дочерью, Андрей предчувствовал, какая мука ожидала его за обедом под испытующе критическими взглядами Таниной матери, и отказался поспешно:
- Я совершенно сыт. Благодарю вас. Мне пора идти.
- Вы лжете, господин Демидов! - воскликнула с веселой трагичностью Таня, указывая пальцем в грудь Андрея. - Вы наверняка не ели с утра и тоже голодны, как... как...
- Не надо продолжать, - упредила Кира Владимировна с воспитанно-невыразительной едкостью. - Про клопа я уже слышала. Твое великолепное сравнение - шедевр словесности. Хоть в словарь...
- До свидания, извините, я ухожу, - повторил Андрей, понимая, что если он допустит слабость и согласится, то придется чинно, с напряжением сидеть за столом в обществе не очень расположенной к нему Киры Владимировны, глотать без аппетита какой-нибудь вегетарианский суп, и главное - пребывать в мучительном молчании, не решаясь вести с Таней легковесный разговор, который прохладным ветерком снимал тяжесть с души, давившую его в последние дни.
Таня проводила до дверей передней и здесь, заложив руки за спину, прислонилась спиной к вешалке и улыбнулась разочарованной улыбкой:
- Вы - несовременный парень. Хотя - нет. Вот у вас шрам на щеке. Это, наверно, в драке какой-нибудь. Правильно? Из-за роковой девицы в джинсах. Да или нет?
- Нет, - сказал Андрей. - Это родимое пятно. Но почему я несовременный?
Конец ознакомительного фрагмента. Полная версия книги есть на сайте ЛитРес.