Коварная Саломея

— Это надолго, — сказал он, явно имея в виду горластую фурию, которая своим голосом, похоже, хотела сдвинуть “Тауэрз” на несколько дюймов с фундамента.

— Подожду, — громко, в расчете, что меня услышат, сказал я. — Вы платите за мое время.

— Это один из ее плохих дней, — сказал он, посмотрев на часы. — Может, нам лучше встретиться у меня в конторе? Скажем, часа через два.

— Идет! — кивнул я и встал.

Касплин протянул мне визитную карточку, затем снова откинулся в кресле и закрыл глаза. Голос Донны Альберты — взволнованный и очень громкий — звучал все выше и мощнее. Я вышел из номера за несколько секунд до того, как со стен, наверное, посыпались картины.

На пути к лифту меня остановило нервное прикосновение к локтю. Я оглянулся — Хелен Милз смотрела на меня из-за своих мощнейших линз.

— Не обращайте внимания на Донну Альберту, мистер Бойд, — сказала она с придыханием. — Не надо забывать, что она великая артистка, и это Касплин — чудовище! — настоял, чтобы она участвовала во всем этом ужасе!

— Что касается меня, то я нахожу театр на Второй авеню чудесным, — заверил я ее. — Я также не имею ничего против постановок за пределами Бродвея. И вообще я демократ. Живу на Сентрал-парк-Вест.

— Она сейчас не в себе, — настойчиво продолжала Хелен Милз. — Вы не должны винить бедняжку. Я имею в виду, что Ники вернули в... пакете! Потом эта премьера так скоро... Да еще этот немыслимый танец...

— Танец?

— Конечно. Ей придется исполнять танец Семи покрывал. Знаете? Сбрасывать с себя одежды. Этот Эрл Харви — маньяк, помешанный на эротических сценах. Он настаивает на том, чтобы она сбросила все семь.

Глаза мои плотно закрылись, и я вдруг почувствовал симпатию к Касплину.

— Что-нибудь случилось, мистер Бойд? — обеспокоенно спросила она.

— Все семь? — тихо переспросил я.

— О! — В ее голосе послышалось презрение. — Разве вы не знаете, что это “Саломея”?

— Оскара Уайльда?

— Рихарда Штрауса. — С каждым словом ее голос становился холоднее. — Он написал оперу по пьесе Оскара Уайльда.

— И Донна Альберта будет петь Саломею? И к тому же танцевать, сбрасывая с себя одежды? — Мои глаза широко раскрылись и, должно быть, так вспыхнули, что Хелен Милз отпрянула назад. — Где можно достать билеты? — возбужденно спросил я.

— Мистер Бойд! — Ее ноздри раздувались от возмущения. — Вы отвратительны!

Она устремилась по коридору к номеру, и даже в этом ее ужасном костюме ей удалось всем своим видом выразить вопиющее презрение.

Уединившись в баре на Мэдисон-авеню, я выпил пару бокалов мартини и задумался. Стоило мне закрыть глаза, как я отчетливо видел самого себя, расследующего смерть пекинеса. Я стоял на четвереньках где-то на Второй авеню и гавкал вопросы датскому догу-суке:

— Когда в последний раз вы видели Ника Пеки? И всякий раз, когда я уже готов был кинуться к ближайшему телефону и сказать Донне Альберте, что черта с два, пусть она найдет кого-нибудь другого, в голове у меня возникала картина: последнее покрывало медленно падает с великолепного тела... Я понял, что попался на крючок.

Я пришел в контору к Касплину ровно через два часа после того, как покинул номер в гостинице. У него там сидела регистраторша или секретарша, а может, то и другое вместе — она была достаточно велика, чтобы справляться с двумя обязанностями. Похожая на изваяние, рыжеволосая, почти шести футов ростом. Если моя теория была правильной, то, судя по тому, какую грудь облегал ее пуловер, — эта особа обладала неплохим певческим голосом.

— Мистер Касплин назначил мне встречу, — сказал я. — Мое имя Бойд.

Она взглянула в блокнот и покачала головой.

— Извините, — произнесла она отчетливым контральто. — У меня не записано.

— Извините и вы меня, — искренне огорчился я. — Получается как с кораблями в ночи или что-то вроде этого. Если бы мое имя — меня зовут Дэнни Бойд — было у вас записано, из этого могло бы многое получиться. — Я покосился на ее грудь. — Кто-нибудь говорил вам, что вы могли бы петь в опере?

— По-моему, мне знаком ваш профиль, — сказала она, внимательно рассматривая меня. — Это не вы носили копье на сцене в “Метрополитен” в прошлом сезоне?

— Только на премьере, — признался я. — Упал занавес, я поклонился одновременно с примадонной. Она стояла передо мной. Копье ушло вперед, а она стала пятиться задом... — Я пожал плечами. — Знаете, как сложены примадонны?

— Проваливайте, — предложила она. — Может, вам где-нибудь в психушке наклеили обратный адрес?

— Могу я все-таки видеть Касплина? — Внезапно меня осенило. — Или вы предпочитаете, чтобы я прорвался силой?

Она, в свою очередь, пожала плечами. Это было похоже на первые толчки землетрясения, когда на ваших глазах появляются новые, бог знает где таившиеся до того возвышенности. Она подняла телефонную трубку и несколько секунд говорила с Касплином. Потом еще раз пожала плечами, и я едва удержался от аплодисментов.

— Это, наверное, из-за погоды, — сказала она. — Все буквально помешались. Он просит вас войти к нему.

Касплин сидел за огромным пустым столом из черного дерева. Выглядел он как генерал, подготовивший поле боя и внезапно узнавший, что какой-то растяпа в Пентагоне отправил войска на другой континент.

— Присаживайтесь, Бойд, — чирикнул он. — Рад, что вы пунктуальны.

— Рад, что вы рады, — весело ответил я. — Такие мелочи ну просто очень важны в жизни частного сыщика, ведущего следствие по делу об убийстве собаки!

— Вы находите забавным, что собаку убили и выпотрошили? — мрачно спросил он.

— Я еще не совсем в этом уверен. Расскажите поподробнее об этом захватывающем деле.

— Рассказывать, собственно, почти нечего. — Его голос звучал устало. — Это случилось днем. Когда позвонили, Милз была в номере. Ей подумалось, что звонят от швейцара из театра, где в это время репетировала мисс Альберта. Сказали, что та хочет, чтобы Ники был рядом с ней, в театре, и направляет посыльного, чтобы забрать его. Примерно через полчаса появился человек и забрал собаку. На нем была униформа посыльного, и Хелен отдала ему собаку. Она даже не запомнила, как он выглядел.

— Хорошая помощь, — мрачно заметил я. — Что еще?

— Я, конечно, связался со всеми посыльными службами. Нигде не было записи о подобного рода услуге. Полагаю, униформа была обманом.

В его руках появилась серебряная коробочка. Пришлось подождать, пока закончится нюхательная процедура.

— Вот что меня беспокоит, Бойд, — наконец продолжил он. — Не является ли вся эта история с собакой прелюдией к чему-то более скверному?

— То есть вы предполагаете, что тот, кто убил собаку, попытается в следующий раз сделать то же самое с человеком?

— Совершенно верно, — кивнул он. Его слишком большая голова дернулась, как у марионетки. — В оперной труппе, Бойд, порой разгораются очень сильные, а иногда и чудовищные страсти!

— Бывает, — согласился я.

— Мне бы хотелось, чтобы вы познакомились с основными действующими лицами, имеющими непосредственное отношение к постановке. Пол Кендалл, продюсер, сегодня устраивает вечер. Все они будут там, и вы приглашены.

— Благодарю, — сказал я. — Кендалл об этом знает?

— Он не будет против, — уверенно сказал Касплин. — Вечер должен начаться в одиннадцать. Пол просил не опаздывать. Адрес я вам дам.

Позолоченным карандашиком он записал адрес в блокноте, оторвал листок и бросил его через огромный стол ко мне.

— Не думаю, что сейчас мы могли бы обсудить что-нибудь еще. Предпочел бы встретиться с вами утром, после того как вы познакомитесь с остальными. Надеюсь, вы поделитесь своими впечатлениями?

— Договорились, — сказал я, поднимаясь. — Я позвоню вам.

— Приходите в одиннадцать, — отрывисто произнес он. В приемной я ненадолго задержался у стола рыжеволосого изваяния. Она посмотрела на меня без особого интереса, как на предмет, забытый нерадивым водопроводчиком, который приходил ремонтировать трубы.