Страница 1 из 5
Лоренс Блок
Камень с души
Утром Уоррен Каттлетон вышел из своей меблированной комнаты в западной части Восемьдесят третьей улицы и зашагал к Бродвею. Стоял ясный, прохладный день. На углу мистер Каттлетон купил "Дейли миррор" у слепого продавца, который продавал ему газеты каждое утро, однако, вопреки расхожему убеждению, не узнавал его ни по голосу, ни по звуку шагов. С газетой он проследовал в кафетерий, где всегда завтракал. Держал ее сложенной под мышкой, покупая горячий рогалик и кофе, а потом в одиночестве сел за столик, чтобы съесть рогалик, выпить кофе и прочитать "Дейли миррор" от корки до корки.
Раскрыв третью страницу, он перестал есть рогалик и отодвинул чашку кофе. Внимательно прочитал статью о женщине, убитой накануне вечером в Центральном парке. Женщина, звали ее Маргарет Уолдек, работал медицинской сестрой в больнице на Пятой авеню. Ее смена окончилась в полночь. Когда она возвращалась домой через парк, кто-то набросился на нее, свалил на землю и нанес множественные ранения колющим предметом в область груди и живота. В статье с подробностями описывалось, что стало с Маргарет после этих ранений, имелась и фотография почившей Маргарет Уолдек. Уоррен Каттлетон прочитал статью, долго смотрел на фотографию.
И вспомнил.
Воспоминания вырвались наружу, словно вода, пробившая дамбу. Он идет через парк. Ночь, темно, тихо. Нож, длинный, холодный, зажат в руке. Рукоятка ножа мокрая от его пота. Он ждет, один во тьме. Шаги, все ближе, он отступает с тропы, в тень деревьев, появляется женщина. Неистовство его атаки, страх и боль на лице женщины, ее крики, стоящие в его ушах. И нож, поднимающийся вверх и обрушивающийся вниз. Поднимающийся и опускающийся. Крики, достигающие пика и обрывающиеся.
У него закружилась голова. Он посмотрел на руку, ожидая увидеть зажатый в ней окровавленный нож, но пальцы сжимали две трети рогалика. Пальцы разжались. Рогалик пролетел несколько дюймов и упал на стол. Он подумал, что его сейчас вырвет, но сумел подавить приступ тошноты.
- О, Господи,- выдохнул он. Никто вроде бы его не услышал. Он вновь помянул Господа, уже громче, дрожащими руками закурил. Попытался задуть спичку, но неудачно. Бросил спичку на пол, наступил на нее, шумно выдохнул.
Он убил женщину. Которую знать не знал, которую никогда до этого не видел. Это его называли в газете зверем, насильником, убийцей. Он - убийца, полиция его найдет и заставит признаться, потом будут суд, приговор, апелляция, отказ в изменении меры наказания, прогулка по длинному коридору, удар электрического тока и, наконец, уход в мир иной.
Он закрыл глаза. Его руки сжались в кулаки, он поднес их к вискам, дыхание так и рвалось из груди. Почему он это сделал? Что с ним такое? Почему, почему, почему он убил?
Почему вообще убивают?
Он оставался за столом, пока не выкурил три сигареты, раскуривая каждую от окурка предыдущей, потом поднялся и вошел в телефонную будку. Бросил в щель десятицентовик, набрал номер, подождал, пока на другом конце провода снимут трубку.
- Каттлетон,- представился он.- Сегодня не приду.
Плохое самочувствие.
Секретарша выразила сожаление по поводу его болезни и надежду в его скором выздоровлении. Он поблагодарил ее и повесил трубку.
Плохое самочувствие! За двадцать три года работы в "Барделл компани" он болел лишь несколько раз, да и то гриппом. Ему, конечно, поверят. Он никогда не лгал, его работодатели это знали. А вот теперь вроде бы сказал неправду.
Да какая это неправда, одернул он себя. Самочувствие у него действительно ужасное.
Возвращаясь в меблированную комнату, он купил "Дейли ньюс", "Герольд трибюн" и "Таймс". В "Ньюс" статью тоже напечатали на третьей странице, сопроводив аналогичный текст той же фотографией. В "Таймс" и "Герольд трибюн" заметки об убийстве он нашел с куда большим трудом: их упрятали во вторую половину газеты, где сообщали о самых тривиальных событиях. Этого он понять не мог.
Вечером он купил "Джорнэл Америкен", "Уорлд телеграф" и "Пост". В "Пост" опубликовали интервью со сводной сестрой Маргарет Уолдек, очень грустное интервью. Уоррен Каттлетон даже расплакался, читая его. Он скорбел как о Маргарет Уолдек, так и о себе.
В семь вечера он окончательно осознал, что обречен. Он убил и должен понести наказание, заплатить своей жизнью за смерть Маргарет Уолдек.
В девять часов подумал, что сможет выйти сухим из воды. Из газетных статей следовало, что улик у полиции нет. В частности, отпечатки пальцев не упоминались, да и он знал наверняка, что его отпечатков нет ни в каких архивах. Их у него никогда не снимали. Если его никто не видел, полиции никогда не удастся связать повесить на него это убийство. А он не помнил, чтобы его кто-то видел.
В полночь он лег спать. Спал плохо, в голове постоянно прокручивались события прошлой ночи: шаги, нападение, нож, кровь, бегство из парка. В последний раз он проснулся ровно в семь, мокрый как мышь, вырвавшись из кошмара.
Он уже понимал, что от кошмаров теперь никуда не деться: они будут возвращаться ночь за ночью. Он не психопат. Он четко представлял разницу между добром и злом. Смерть в объятьях электрического стула - самое ужасное из возможных наказаний. Он уже не хотел выйти сухим из воды. Не мог жить, зная, что убил человека.
Он вышел на улицу, купил газету. Расследование пока не дало никаких результатов. В "Миррор" он прочитал интервью с маленькой племянницей Маргарет Уолдек и вновь расплакался.
Раньше Каттлетон не бывал в полицейском участке. Находился он лишь в нескольких кварталах от его дома, но он никогда не проходил мимо, так что нашел адрес только по справочнику. Войдя, долго озирался по сторонам, пытаясь найти хоть кого-то, облаченного властью. Наконец, увидел дежурного сержанта и объяснил, что хочет видеть детективов, расследующих убийство Уолдек.
- Уолдек?- переспросил сержант.
- Женщина в парке.
- Ага. У вас есть информация?
- Да,- кивнул мистер Каттлетон.
Он ждал на деревянной скамье, пока сержант выяснял, кто занимается делом Уолдек. Наконец, предложил Каттлетону подняться наверх и спросить сержанта Рукера. Он так и сделал.