Страница 27 из 98
- Он мертв?
- Если бы он был жив, мертвы были бы мы, - ответила Ньятенери. - С такими людьми, как этот, тебе дается только один шанс. - Потом тихо рассмеялась и добавила: - Как правило.
Она протянула руку за дверь и достала оттуда свой кинжал, немного неловко вертя его в правой руке.
- У меня никогда не получалось как следует метать ножи, - сказала она, словно бы самой себе. - Никогда не попадаю в цель. Не понимаю, с чего это мне взбрело в голову попытаться на этот раз! Если бы ты не отворил дверь, мне пришел бы конец. Спасибо.
Нос болел так, что голова шла кругом, и кровь все никак не останавливалась. Ньятенери уложила меня на спину, положила мою голову к себе на колени, и довольно бесцеремонно зажала мне нос мокрой тряпкой.
- Кто были эти люди? - прогундосил я.
Она сделала вид, что не расслышала, и ответила:
- Да, Каршу сказать придется - другого выхода я не вижу. Мне сейчас не под силу кого-то хоронить - я прямо на ногах не держусь.
Она рассеянно погладила меня по голове. Я отдался аромату ее усталого, разгоряченного тела, и впервые осознал, что ничто никогда не происходит так, как ты себе представлял. Я наконец-то лежал, прижавшись щекой к влажной коже Ньятенери, и груди, на которые я мечтал взглянуть хоть одним глазком, вздымались надо мной в такт ее дыханию - и все, чего мне хотелось, это чтобы у меня поскорее перестала идти кровь из носа. Смейтесь, смейтесь, ничего. Мне и самому было смешно.
Через некоторое время я наконец сумел сесть, и Ньятенери ушла в баню за своей одеждой. Я сказал в дверь:
- Они искали тебя, они хотели тебя убить. Почему? Что ты им сделала?
Она ответила не сразу. Я сидел в спокойной темноте, у моих ног лежал мертвец, и лирилит - птица, которая у вас зовется ночной плакальщицей, уже оплакивала его где-то в саду. Не понимаю, как им удается сразу узнавать о том, что кто-то умер, но они всегда это знают - по крайней мере, так считается в тех краях, где я вырос. Ньятенери вышла на порог и прислонилась к косяку, неуклюже ощупывая левую руку правой. Она спросила меня, резко, но не сердито:
- Как вышло, что воду принес ты, а не Маринеша? Я просила ее.
- Я ее не видел, - ответил я. - Я встретился с тем стариком - знаешь его? Такой, с белыми усами? - и он сказал, что ты поручила это мне. Может, он просто перепутал? Он действительно очень старый.
- А-а! - сказала Ньятенери и молчала до тех пор, пока я в третий раз не спросил про Голубоглазого и Криворотого. Тогда она подошла, присела на корточки напротив меня, заглянула мне в глаза и мягко положила раненую руку мне на затылок.
- Россет, - сказала она, - чего я терпеть не могу, так это врать человеку, который только что спас мне жизнь. Пожалуйста, не заставляй меня это делать.
Ее изменчивые глаза казались серебристыми полумесяцами в свете луны.
- Всюду тайны! - проворчал я, осмелев настолько, что решился передразнить ее. Но почувствовал себя польщенным, как ребенок, которому доверили взрослую тайну, которому дали понять, что мир не ограничивается его детской.
- Ладно, не буду, - сказал я, - но только ты когда-нибудь должна мне рассказать о них.
Она кивнула, очень серьезно сказав:
- Обещаю.
Ее рука была горячей, горячей, как руки Голубоглазого, когда он держал меня за горло. Казалось, это было так давно... Я спросил ее, сильно ли болит рука.
- Болит, конечно, но могло бы быть и хуже, - ответила она. - Как и твой нос.
И она поцеловала меня в нос, а потом еще раз, очень быстро, в губы.
- Идем, - сказала она, - нам придется помочь друг другу дойти до трактира. У меня такое ощущение, словно мне сто лет.
Я обошел баню, подобрал ведра. Когда я вернулся, Ньятенери стояла, задумчиво подбрасывая кинжал в воздух и ловя его за кончик клинка. Кинжал медленно взлетал, падал, и она снова подхватывала его.
- И к тому же он очень плохо уравновешен, - тихо сказала она, обращаясь не ко мне. - Он вообще не рассчитан на то, чтобы его метали.
Она обернулась ко мне и улыбнулась. Я думал, она меня еще раз поцелует - но нет, не поцеловала.
ТРАКТИРЩИК
В этой стране до сих пор имеется королева. Она живет в своем черном замке в Форс-на'Шачиме. А может, теперь у нас король, или снова правят военные - кто их знает. Сборщики налогов-то все время одни и те же, кто бы ни правил. Но кто бы ни сидел на троне, король, королева или какой-нибудь выскочка-военачальник, в один прекрасный день я поеду к нему и попрошу аудиенции. Конечно, путь будет долгий и трудный, а разбойники только и ждут, чтобы отобрать у тебя то, что оставят тебе возницы и владельцы гостиниц, а потом еще придется доставать последние монеты, запрятанные под стельками башмаков, чтобы подкупить тех, кто должен принять мою жалобу. Но я добьюсь, чтобы меня выслушали. Даже если придется заплатить головой, все равно добьюсь!
- Ваше величество, - скажу я, - где во всех ваших королевских свитках и пергаментах с законами записано, что Каршу-трактирщику не положено знать ни минуты покоя? Покажите, где ваши досточтимые советники записали, что, когда мне ненадолго удастся избавиться от обычных забот и хлопот, которых в моем бедном заведении и так хватает, на меня тут же должна свалиться целая вереница шутов, мошенников, дураков и маньяков? И еще, сир, скажите, пожалуйста, удовлетворите любопытство пожилого человека - где вы их столько берете? Откуда даже такой великий монарх, как вы, ухитрился добыть трех сумасшедших баб - ни одна из которых не является тем, за что себя выдает, - невыносимого деревенского олуха, который утверждает, что помолвлен с одной из них, самой сумасшедшей из всех трех, целую конюшню безденежных актеришек, которые своей возней не дают спать лошадям порядочных постояльцев, и конюха, который с самого начала никуда не годился, а в последнее время и вовсе спятил, и все это одновременно? И в качестве последнего гениального аккорда - двух хихикающих убийц, которые в конце концов обнаружились мертвыми у меня в бане? Ваше величество, я простой деревенский мужлан и не в силах оценить таких тонкостей искусства. Для меня это все едино - все это одни сплошные неприятности. Ну для чего тратить такие перлы на толстого, усталого Карша? Нет, вы мне только покажите, где это написано, - и я пешком пойду обратно в свой "Серп и тесак" и никогда больше вас не потревожу.