Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 6 из 41

В отсутствие Лелика главенствовал Малыш - пятнадцатилетний ублюдок, прошедший спецшколу, спецучилище и оказавшийся наконец в тюрьме.

- Ты что, по второй ходке? - спросил Малыш, пораженный моей осведомленностью по части "прописки", игр, загадок и прочих камерных затей. Мой отрицательный ответ обрадовал его - иначе пришлось бы Малышу передавать власть. Потянулась однообразная тюремная жизнь. Перестукивание с соседней камерой, передача посылок "конем" па веревке, "прописка" новичков и нудная однообразная работа - вкладывание клепки в сепаратор подшипника. Клепка работа не из творческих. В кольцо с дырками между выемками для шаров подшипника вставляются болтики. Из двадцати сепараторов складывается столбик, заворачивается в промасленную бумагу. На стол кладется длинный лист фанеры. Пропитанный машинным маслом, он помнит много поколений подследственных. Горе тому, кто неловко встанет, пошатнет и рассыплет готовые столбики... Поэтому их стараются сразу заворачивать... Кстати, удар ребром ладони по шее называется "макарон".

По мере увеличения моего тюремного стажа, я продвигался вверх по лестнице тюремной иерархии. Наивысшая ступень - заведующий "телевизором" ящиком, где хранятся продукты из передач и ларька, делимые согласно рангам.

Суд прошел обыденно. Стыда перед товарищами, соседями и сокурсниками не было. Только бы дали поменьше! По совету сокамерников я сочинил длинное жалостливое последнее слово, смысл которого сводился к тому, что я осознал свою вину целиком и полностью, клянусь искупить ее добросовестным трудом и прошу назначить мне любое наказание, не связанное с лишением свободы.

Судья и народные заседатели откровенно скучали, слушая наши с Олегом похожие как две капли воды речи. Суд не внял заученным мольбам, и с шестью годами усиленного режима я отправился в "сужденку" - зал ожидания утверждения приговора. На год меньше получил Олег: свою роль инициатора кражи я не скрывал.

Через два месяца после разбора кассационной жалобы, с приговором, смягченным до четырех лет, я был этапирован в Н-скую ВТК.

Расстояние в восемьсот километров наш "столыпин", цепляемый то к одному, то к другому поезду, преодолевал почти трое суток. Лишних неудобств конвой не чинил. Вода и вывод на оправку предоставлялись регулярно, но нервы у всех были на пределе. Продуктов на этапе было достаточно, кроме того, еще в тюрьме выдали по куску желтого сала, буханке хлеба и сахару. Если от чего и страдали, так это от скуки.

В нашем купе обнаружился педераст. Маленький, ушастый Коля вначале сопротивлялся домогательствам желающих воспользоваться его благосклонностью, но после первых оплеух скис:

- Делайте, что хотите, только дайте поспать.

По прибытии в колонию этап две недели провел в карантине. Жирная сытная еда вселяла оптимизм. Часто к решетке прижималась чья-нибудь голова и голосом, подрагивающим от страха быть застуканным, обещала землякам, да и всем остальным, покровительство после карантина в обмен на такие мелочи, как вольная одежда. Особенно ценились "фенечки" (спортивные костюмы). Как позже выяснилось, такого рода обменом обещаний на вещи занимались все, кому не лень, в том числе и последние "чуханы", терять которым было нечего.



Перед выходом в зону с каждым беседовал представитель администрации. Мой будущий начальник отряда, капитан Божок, поразил своим тонким, болезненным лицом, совершенно, по-моему, не подходящим для вершителя судеб двухсот с лишним человек. В отделения распределяли по уровню образования. В мое, немногочисленное, входили так называемые "окончившие".

"Окончившие" располагали свободным временем, большим, нежели "школьники". На производстве работали все одинаково, но потом ученики садились за парты, терзаемые страхом проштрафиться еще и в школе, а "окончившие" решали одну задачу: как не попасться на глаза администрации, которая немедленно навесит какую-нибудь хозяйственную работу, от которой нельзя отказаться, если человек рассчитывает освободиться не по "звонку".

Распределение по рабочим местам волновало всех. Закон зоны ничем не отличался от закона всей страны - план любой ценой. За этим бдительно следил актив - крепкая, сплоченная когорта осужденных, отбывающих длительные сроки и рассчитывающих на досрочное освобождение. Не выполнил норму один - минус всей бригаде. Возможности своих "золотых рук" я знал досконально. Вбитый мною гвоздь обычно сворачивался штопором и не держал даже собственного веса. По счастью, работа попалась неплохая. Инструментальный участок, куда меня определили, не имел плана выработки. В двух небольших цехах стояли токарный, фрезерный, сверлильный, шлифовальный станки. В закуте орудовал сварщик Коля Мурашко - задумчивый паренек с длинным бледным лицом. Работал он умело, спокойно. Не лез в дела жуликов и администрации, понимая, что его приговор - десять лет за разбой с убийством - шансов на досрочное освобождение не дает. Не спеша работали за двумя верстаками слесари. Обстановка приятно контрастировала с беготней и неразберихой основного производства.

Мастер Иван Степанович Матвий, пожилой седоусый толстячок, был как бы воплощением размеренной жизни инструментального участка. В свободное время в обмен на продукты ребята делали замки с нарезными ключами, подковки с вваренными осколками фрез, высекающие из асфальта снопы искр.

Нынешний фрезеровщик должен был в течение месяца, если ничего не случится, уйти на "химию", и в моем лице готовилась ему замена.

- Вот станок, ручки туда, ручки сюда... и- поехал.

Что его всерьез интересовало, так это не принес ли я из тюрьмы денег.

Приспособления для основного производства приходилось изготовлять не часто, времени хватало. Случались и казусы. Включив стол на автоматический ход, я забыл выдернуть ручку, и она, бешено вращаясь, так саданула меня в промежность, что у меня разом отнялись ноги, я едва не потерял сознание. Но обошлось без серьезных повреждений.

"Окончивших" было процентов десять от общего числа осужденных. Каждый день один из нас назначался дежурным по отряду: остальным надо было ходить на занятия. Первый раз меня поставили дежурить уже через несколько дней после выхода в зону. Работа не пыльная: сиди у входа на стуле, вставай, когда входит кто-то из администрации, ори во всю глотку: "Отряд, стройся!" и вообще - следи, чтобы в здании все было "по делу". Зато на работу ходить не надо. Вечером я, как и положено, прокричал: