Выигрыш - смерть

- Ты не пойдешь на суд, Дима?

- Что за суд?

- Так ты ничего не знаешь? Тогда слушай. Стою я в марте в "Союзпечати", торгую. И тут подходят пьяные Кальсоны...

- Кальсоны - пьяные?

- В том-то и дело. Леню забирают в армию. Аркаша-белобилетник. Подвалили, шутят, взяли марки посмотреть. "Дашь десятку, Жорик, получишь назад марочки",- гундосит Аркаша. Ну, ты понимаешь, не в червонце дело. Вышли они на улицу, свернули во двор. Тогда я левой хватаю у Аркаши свой кляссер, правой его по челюсти - и ходу. Во дворе натыкаюсь на какого-то типа, и тут подскакивают оба Кальсона. Крик, гам, одним словом, скандал. Тут милиция подоспела, и нас забрали. Я тише воды, ниже травы: простите, извините, не виноват. Рассказал, как было. А Кальсоны в крик, дежурного офицера обругали, сержанта за ремень хватают. Орут, что их арестовали по политическим мотивам, что в Союзе антисемиты жить не дают, дайте, мол, уехать на Запад. И доорались. Уедут, конечно, только на север. Сегодня последний день суда. "Хулиганка", двести шестая, часть вторая, до пяти лет. Думаю, получат под завязку. Вот тебе и проводы в армию.

Вместе с Жорой мы зашагали в сторону суда. Место в зале нашлось. При моем появлении Кацманы оживились, заулыбались. Видно, не особенно они переживали. В последнем слове покаянно плакались, оба пухлые, рыжие, смахивающие на бескрылых купидонов-переростков. И совершенно непонятно, почему Лене дали четыре, а Аркадию пять лет усиленного режима. Больше я с братьями не встречался. Потом о них заговорила пресса, западная - окружив ореолом мучеников за идею, наша - известно как. По освобождении они сразу же уехали.

Итак, жизнь поворачивалась ко мне разными сторонами, надо было искать свою дорогу. Одноклассники рассеялись по приемным комиссиям институтов и техникумов. Меня же по-прежнему влекли деньги. Однако какую-то профессию надо было выбирать, и в надлежащий срок мои документы лежали в приемной комиссии экономического факультета одного из институтов.

Первый экзамен - математика. Ее я боялся больше всего. Если провалюсь, решил я, то хоть сразу. Каково же было мое изумление, смешанное с надеждой, когда в одном из экзаменаторов я узнал свою школьную учительницу, с которой, невзирая на вечные нелады с точными науками, я был всегда в хороших отношениях. Отвечать я пошел к ней, и первой в экзаменационном листе закрасовалась пятерка, определившая отношение других экзаменаторов, а значит и итог испытаний. В институт я поступил и даже какое-то время получал стипендию. Разумеется, сорока рублей не хватало на коктейли, джинсы и прочие мелкие радости...

Положив в карман студенческую "получку", я вышел из института на площадь. Денежки, хоть и небольшие, а греют. Где же Жорик? Ведь договаривались в двенадцать у памятника. Не в манере Цеханского опаздывать. А, вот и он: как всегда - в модном костюмчике, аккуратно причесан. Ему не надо думать о стипендии. Торговлю давно бросил, успешно освоил карты.

- Получил подачку? Смотри, чтобы карман не оттянула,- Жорик, дразня, достает тонкую пачку лиловых четвертных, распушивает ее веером и снова прячет.

- И я неплохо вчера заработал. Грузинчик из Сочи привез цветочки да и проиграл мне дневную выручку. Думает сегодня отмазаться. Идем, может, в долю возьму.

- А если проиграем?

- Попадем - соскочим,- бросает на ходу не совсем вразумительно Цеханский.

Двигаемся к базару, благо ходьбы до него не больше получаса. На рынке находим нужного грузина. На удивление рыжий, носатый, круглолицый, с вишневым румянцем. Смеется весело, заразительно. О проигранных деньгах не вспоминает - Широкая натура. Пересчитывает выручку. Тут же рядом его машина. Мы отъезжаем от рынка, я сажусь сзади. Потом останавливаем машину, раскладываем сиденья. Карты сданы. Правила игры в "терц" несложны. Краем глаза я вижу карты Гизо. Он их беспечно держит на виду. Ну и игрок! С него причитается уже сотня.

- Чтобы вас не огорчить, разрешите получить,- с подчеркнутой вежливостью бросает Жорик.

Гизо небрежно вытаскивает коричневую, хрустящую, как новая кожа, бумажку.

- Для моей коллекции,- Цеханский прячет сторублевку в карман.

- Жорик, возьми в долю,- шепчу я.

- Ладно, клейся.

Ставки подняты, но удача вдруг поворачивается к нам спиной. Гизо играет, что называется, ва-банк, ему идет карта - и он выигрывает.

- Везет же,- невольно вырывается у меня.

- Вчера играл - проиграл, сегодня - выиграл.

Мы уже в минусах на пятьсот рублей, я заглядываю в карты грузина и вижу, что если сейчас Жорик сделает неверный ход - уплывет еще сотня. Игра пока идет на карандаш, а что, если кацо потребует деньги? Я пытаюсь сигнализировать Цеханскому, но Гизо бросает:

- Прекрати, будь мужчиной. Последняя партия.

И эту сотню мы проиграли. На требование рассчитаться Жорик вытащил свою половину долга и выжидательно уставился на меня. Но я-то пустой!

Гизо настроен решительно.

- Будем платить?! - он помахал кулаком.- Без шуток!

- Ты, Дима, не того. Проиграл - плати. Брось дуру валять.

Сроку мне дали неделю. Ситуация чревата непредсказуемыми последствиями.

Город наш - порядочная дыра. В самом центре можно встретить такие трущобы, что оторопь берет. Вниз от одной из главных площадей сбегает щербатая булыжная мостовая кривой неприметной улочки. Здесь перед овощным магазином-стекляшкой стоит обшарпанная двухэтажная постройка, где вдвоем с отцом живет мой школьный приятель Олег Колыванов. Его почти всегда нет дома. Олег парень неглупый, смелый и очень развит физически: долго занимался боксом и каратэ в каких-то полуподпольных секциях. В школе и на улице с ним лучше было не конфликтовать. Жесткий, дерзкий - он шел напролом. С пятого класса Олег встречался с тихой девчонкой - полной своей противоположностью, но в последнее время у них что-то разладилось.

На кухне под свист чайника Колыванов отжимался от спинки стула. Под кожей катались упругие шары мускулов. Днем Олег вел здоровый образ жизни. Вечера же посвящал вину и девочкам. Но бывало, что и чередовал все это в умопомрачительных сочетаниях.

- Что голову повесил? - Олег покосился в мою сторону, не прерывая упражнений.