Выигрыш - смерть

- А помнишь, Леха, как я тебе в Петропавловске в прошлую среду ставил? Заржавело за тобой, заржавело. И из общаги свалил. Некрасиво получается.

Немало со мной в колонии сидело и такой мелюзги, которая за копейки тянула немалые сроки. Но сейчас объясняться бесполезно. У Алика денег пет вообще, у Саши, я знал точно, одни пятидесятирублевки. Сдачи от этих не дождешься. И с властями связываться в нашем положении небезопасно. Преодолевая брезгливость, я шагнул к этому Лехе.

- Гоп-стоп, Леха, это не с тобой мы на пересылке в Свердловске встречались? Еще мокрушник червивый с вами был, что на попкаря прыгнул с крышкой от параши.

Жирная наколка на левой руке довольно точно подсказывала биографию собеседника. Заслышав родную речь, он расплылся в довольной улыбке. Я протянул червонец.

- Возьми, брат, вина, а мы тут свои дела уладим и вечерком будем здесь же на бану.

"Брат" полез обниматься, бормоча:

- Не в Свердловске, а в Ивделе,- но быстро отлип и удалился с компанией, клятвенно пообещав вечером ждать на вокзале. На ходу уже через плечо пригрозил Саше:

- Если б не кент по лагерю, показал бы я тебе командировку, задохлик.

Дождавшись завершения инцидента, из-за угла показался милиционер и, приблизившись, потребовал документы.

- А сюда зачем из Донецка пожаловали? - спросил он, изучив паспорта. В каждом его движении сквозило сознание собственной значимости.

- У нас товарищ в Возвышенке живет, мы к нему едем,- спокойно ответил Саша.

- В Возвышенку, ага...- мямлил милиционер. Придраться было не к чему, и, утратив к нам интерес, он двинулся в сторону вокзала.

- Ну и ну...- Алик скривился.- Это в городе, а уж в Возвышенке, в этой дыре, видно, сразу бьют по морде, не спрашивают. Вот что, оставляйте мне показуху, деньги - попробую я в Булаево. Устроюсь в гостинице и начну действовать. Не пойдет работа - переберусь к вам.

На том и порешили.

В юркий "пазик" билеты продавались без мест. Аборигены были в курсе дела и оккупировали автобус заранее. Пришлось стоять. За окном поплыли ровные, как стол, заснеженные поля с островками деревень и жидкими перелесками. Возвышенская автостанция представляла собой синюю облупленную будку с лохмотьями посеревших объявлений о продаже домов.

- Скучища, аж зубы ломит,- североказахстанские пейзажи Сашу не вдохновляли.- Пять часов, а уже темно. Скорей бы в кровать.

Предстояло еще разыскать гостиницу. Мы расспрашивали старуху-казашку в плюшевой шубе с крупными серебряными пуговицами, какого-то парня в очках, но они только руками разводили.

Тут на наше счастье подвернулась почтальонша. Бойкая краснолицая бабенка привела нас к двухэтажному строению из силикатного кирпича безо всякой вывески. Входные двери украшал массивный висячий замок.

- Да вы к администраторше зайдите. Нету постояльцев. Чего ей в гостинице мыкаться? - почтальонша указала на угловой домик за синим штакетником: точь-в-точь как на сентиментальных немецких открытках. Убери антенну - и никто не поверит, что сейчас конец двадцатого столетия.

Сын хозяйки Федя - рослый смешливый парень, охотно вызвался поселить нас. Отпер гулкую пустую гостиницу, нашел постельное белье. Радуясь неожиданному развлечению, он уселся в номере и уходить не собирался.

- Я как увидел вас, сразу подумал - рано в этом году "грачи" прилетели. Так у нас шабашников называют. Через недельку много слетится забивать объекты. А из Донецка вашего только вчера ансамбль был. "Четыре Ю" называется. Ничего играли, девка у них клевая, все на месте. И насчет выпить ребята не промах. Бутылок пустых после них на десятку сдали с матушкой. Кстати, у нас без знакомства посуду не примут, и не пробуйте. Ну, ладно, отдыхайте, не буду мешать.

Федя вышел. Наступила тишина. Саша раскинулся на кровати, закрыл глаза. Не хотелось ни пить, ни говорить. Клонило в сон.

Еще в колонии я много думал о снах. Человек во сне может преодолевать любые расстояния, совершать возможное и невозможное. Одним словом, сон вторая жизнь. И как милосердно распорядилась природа - жалкий шут, бряцающий бубенцами, может увидеть непередаваемо чудесный сон, а король под своим парчовым балдахином всю ночь промается в душных кошмарах. Вот где настоящее равенство.

А что значит сон для заключенного - единственная возможность хоть на миг ускользнуть на свободу от тупого однообразия жизни в зоне!

И потом - исполнение желаний. Если бы наши желания не исполнялись хотя бы во сне, мы, вероятно, давно сошли бы с ума. Вот я внушил себе, что увижу смазливую деваху, пусть не такую, как в ансамбле "Четыре Ю", подойдет и попроще - и она уже входит в номер и начинает зачем-то рыться в наших вещах.

- А вы привезли фото, мальчики? - недоуменно спрашивает она. Сгорая от желания, я шепчу:

- Иди сюда, глупая, пока они спят!

Но девушка сосредоточенно вглядывается в фотографии, которые невесть как оказались в ее руках. Снимки светятся ровным, голубоватым светом.

- О, вот она! - восклицает ночная гостья и протягивает мне фотографию мамы. Мама в ситцевой косынке, это старая фотография. Внезапно девушка рвет карточку. Я бросаюсь к ней.

- Дура, что ты наделала?!

Но она наваливается на меня душной грудью, бесцеремонно заголяется. Я волоку ее в кровать. Только бы не услышали приятели, как она сладострастно стонет, раскидывая белые ноги с круглыми коленями...

- Ну, ты и даешь, старик! - Саша приподнялся в своей кровати.- Ты чего стонешь?

Утром после неожиданно сносного завтрака в столовой мы с папками под мышкой, словно клерки, отправились на работу. Выпитые перед завтраком сто пятьдесят согревали - и кстати, на улице было ниже тридцати. В первый дом вошли вместе. Удивленный взгляд молодой женщины, собирающей на работу мужа, сменился улыбкой.

- Фотографии? Дочурку надо, свадебную неплохо было бы увеличить...

Снимок девочки оказался неподходящим. Глаза вышли смазанными, при увеличении изображение должно было только ухудшиться. Взамен Саша уговорил женщину заказать портрет хозяина дома по старой армейской фотографии.

- Ну, всего вам хорошего. Ждите через месяц. Стоить будут двадцать восемь рублей, потому что групповой снимок - дороже.