Страница 22 из 22
На мгновение я заткнул уши — гнетущая тишина грозила разорвать барабанные перепонки, затем на крыльце послышались шаги. Густой баритон" позвал с тревогой:
— Холман! С вами все в порядке? Я медленно зашагал по дорожке к дому и поднялся на крыльцо. Джайлс ждал меня в холле.
— Что случилось? — спросил он.
— Толстяк побежал, — объяснил я. — Таская свой вес, он и в лучшие времена имел проблемы с дыханием. Сердце просто не выдержало.
— Вижу, — кивнул актер. — Но я слышал выстрел...
— Я стрелял в воздух, — объяснил я.
— Чтобы он... — внезапно в глазах Джайлса появилось понимание, — разумеется, остановился!
— Что с девушкой? — спросил я.
— Боюсь, вы оказались правы, — ответил актер. — Милфорд вызвал полицию, а Эдвина бьется на диване в обычном приступе истерики!
— Знаете что? — мрачно сказал я.. — Только сейчас вспомнил. У меня сегодня свидание.
— Не думаю, что вам удастся на него попасть, старина, — заметил он.
— Я тоже, — огрызнулся я.
Нас забрали в управление полиции, где терпеливо выслушали каждого, а затем попросили повторить все снова.., и снова.., и еще раз. Вытерпели истерику Эдвины Боллард. Много раз. С Эдвиной обращались вежливо, потому что она женщина и истеричка; но, полагаю, они подумали, что любая женщина станет истеричкой, если увидит то, что видела она. Поэтому ее отправили домой с молодым розовощеким парнем, похоже носившим форму не более года. Возможно, у меня разыгралось воображение, но готов поклясться, истерика прошла раньше, чем Эдвина вышла за дверь.., сильно опираясь на руку полицейского — для поддержки, конечно.
Они проявили вежливость к Брюсу Милфорду, потому что знали его положение в кино; отнеслись почти дружески к Роберту Джайлсу — в надежде на автограф для детей. Такой автограф — ценная вещь вообще. Смотришь кино с его участием и говоришь жене или девушке: “На экране-то он герой, а видела бы ты, как я допрашивал его целых пять часов. Дрожал, словно модель “Т” при запуске! Нет!.. Пальцем не тронул!.. Эти кинозвезды все одинаковы, стоит им столкнуться с настоящим мужчиной!"
Итак, к двум ночи они уже отпустили домой агента и актера. Остался один я. Я не был ни истеричной дамой, ни крупным агентом в мире кино, и уж точно не был кинозвездой. Обыкновенный бездельник с частной лицензией и неглупыми идеями, чье основное занятие — вытягивать денежки у настоящих кинозвезд в обмен на молчание.
Меня отпустили неохотно только в одиннадцать часов следующего дня, и, стыдно признаться даже самому себе, только благодаря звонку одного из крупных кинопродюсеров, лично поручившегося за мою добропорядочность. По словам Марти Дженнингса выходило, что я настоящий супермен, ну истый ангел, который не вознесся в голубые небеса только потому, что стыдится снимать длинное нижнее белье перед восторженной толпой.
Вернувшись домой, я рухнул на кровать и проспал одиннадцать часов кряду. Когда я умылся, оделся и сел в машину, до полуночи оставалось примерно двадцать минут. Мой звонок в дверь прозвучал уже завтра.
Дверь приоткрылась, и выглянула голова в тюрбане. На меня удивленно уставились большие глаза, увеличенные запотевшими очками в тяжелой оправе.
— Мы ужинали вчера, ты забыл? — поинтересовалась она.
— Меня задержали, — коротко пояснил я.
— Я не спала всю ночь! — холодно сказала Хилда. — Прощайте, мистер Холман!
— Не хочешь услышать конец истории? Как все завершилось.., и так далее, а? — в отчаянии спросил я.
— Прочту в газетах! Кстати, а почему ты всегда приходишь, когда я принимаю ванну?
— Может, выпьем за старые времена? — предложил я.
— Ну... — задумалась она, — если только за старые... — И внезапно исчезла.
Я вошел в коридор и закрыл за собой дверь. И тут силы покинули мой организм, и я прислонился к двери; колени мои мелко дрожали.
Пониже головы в тюрбане — от шеи до пят — взгляду открывались восхитительной формы просторы загорелой и белой кожи.
— Эй! — едва вымолвил я. — Ты не выносишь, когда твои волосы в беспорядке! Но все остальное розовеет.., кроме загара, но это не...
Хилда Джонс внезапно остановилась, и розовая попка восхитительно дрогнула, сразу привлекая к себе внимание. Затем обернулась и кинула на меня грозный взгляд.
— Кто же, — пренебрежительно заметила она, — кроме тебя... Холман.., мог явиться в такое позднее время?
— Надеюсь, никто, — с надеждой произнес я.
— Значит, я знала, что это ты терзаешь звонок, так ведь? — сказала она, словно стараясь объяснить принципы ходьбы маленькому ребенку.
— Так! — с готовностью подтвердил я.
— А раз так, зачем одеваться, правильно?
— Правильно! — радостно подтвердил я. Она колыхнула своими замечательными округлыми бедрами и чинно направилась в спальню.
Тут меня осенило, и я включил третью скорость, устремившись за ней.