Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 7 из 53

Я открываю окно и ныряю вниз, падаю всем мертвым весом своего тела... быстрее... быстрее... ШШУХХ. Бока мои взрываются, теперь я стою на серой улице. На тридцать футов я могу подлететь только со значительным усилием. Я выхожу на причал, где друг к другу, точно сценические декорации, прислонены старые клиперы. Можно ли снова оживить их с помощью магнитных парусов, разгоняющих корабль до сотни миль в час?

-- К чему тебе спешить в никуда?

Со мной теперь кто-то есть -- какой-то брат на свалке мертвых драных парусов и корабельных развалин.

По сине-железному морю плывет туман боли и отчаянья. Мертвое Время. Суда расплющены давлением времени, составлены стопкой, прислонены друг к другу и опираются на деревянную подставку.

Бухта, окружающая скалистый мыс высотой футов в тридцать. Я с кем-то обхожу его и приближаюсь с одной стороны к пруду, в котором теперь полно рыбы. По большей части -- мелкой, дюймов по восемь. Теперь уже вижу, что есть и покрупнее, до фута в длину -- у нее длинные вытянутые рты, вроде клювов, сходящиеся в довольно тонкое острие. В этих рыбинах есть что-то чуждое и отталкивающее, и мне их ловить не хочется. Я говорю:

-- Пруд заполняется в прилив.

Со мной Энтони Бэлч, и мы должны успеть на поезд к пароходу в 1:24 -или же он отходит в 2:24? Сумка моя полностью сложена, остается лишь надеть пальто и можно идти. Осталось где-то пятнадцать минут, и Энтони говорит:

-- Южный Лондон -- это очень дорого.

Я в темной комнате, где в зеркале могу видеть свое лицо. Кажется, это металлическое зеркало на каком-то комоде. Лицо мое довольно молодо, лет восемнадцать, странного темно-красного цвета -- вроде лиц на той картине, которую я сегодня написал... смутно-красное и в шрамах, или повреждено как-то вокруг рта и на подбородке. Возможно -- какое-то кожное раздражение. Мне представляется несколько видов -- некоторые планы довольно крупные.

Старая серая книга с несколькими повестями. Одна -- об открытии древней таблички, одна сторона которой -- на древнем наречии, другая -- на джонсоновском английском. Табличка похожа на то, что я называю "Древней Скрижалью".

Джон де К. со шпателем и какой-то желтоватой краской.

Очень жизнеподобный сон о гостинице в Стране Мертвых. Все двери нараспашку. Я иду куда-то, а в номере гостиницы -- таможенники. Не могу найти свой багаж. Один очень маленький чемоданчик из серой ткани. Они его открывают и достают мой револьвер простого действия 45 калибра. Похоже, я сильно вляпался.

Я выхожу позавтракать. Обслуживают здесь в номерах или нет? Кажется, нет. Ресторан пуст... сидят несколько официантов, но ни единого признака еды.

Большая вечеринка с икрой и всякими деликатесами. Здесь Брайон и Жак Стерн. Самое жуткое, что еды мне не достается.

Четверг. Тот день недели, когда я родился, если меня память не подводит. Пробовал побриться на лестнице, ведущей из душа. Джон де К. выходит из душа, обернутый банным полотенцем. В металлическом зеркале, при неверном свете лицо мое выглядит гораздо моложе -- восемнадцатилетнее лицо, в самый раз для бритья. (То же самое лицо, что и темно-красное на моих последних картинах? или это было в другом сне?) Нахожу кусок мыла и намыливаю щеки и подбородок. Бриться буду с мылом, но теперь не могу найти свою золотую опасную бритву.





Ресторан Уилера... очень маленький... заметила ли официантка 9-миллиметровый "Хеклер-энд-Кох" у меня в кобуре под пальто?

Страна Мертвых. Ни завтрака. Ни выпивки. Ни обеда.

Старое семейное привидение в гостиной вступило в контакт с Рыжей Кошкой, которая только что спрыгнула с моей постели и выбежала туда. Я гноблю себя:

-- Выйди туда, ссыкливый мерзавец, и посмотри ему в лицо.

Страх позорен. Я выхожу. Кошка протискивается под проволочной сеткой, заменяющей дверь, и выбегает наружу. Я слышу с улицы ее мяуканье.

Выхожу в яркий, серебряный лунный свет, обжигающий свет, свет Белого Кота Маргараса. Все тайное становится явным при свете Кота-Охотника. Слева от себя ясно и резко я вижу шутовские фигуры в белом свете.

Кто этот призрак в гостиной? Как мне от него отстраниться и посмотреть ему в лицо?

Ответ на любой вопрос явится тебе, когда перестанешь задавать вопросы и сотрешь из своего разума само понятие вопроса.

В библиотеке кто-то швыряет на пол старую книгу в твердом красном переплете. Я подбираю ее и читаю заголовок: "Счастливая сеть".

Большая вечеринка в Нью-Йорке. Здесь Иэн и Энн Уолдман, Мать-Наропа(18). Негде остановиться? Трипак подхватил? Неси все свои горести Матери-Наропе. Она всё разрулит. Я понимаю, что у меня ломка, и кто-то может ширнуть меня Нефритом. Мы уходим в какую-то ванную с раздвижной перегородкой. Я ищу глазами кран и раковину, может даже придется брать воду из унитаза, но он извлекает ампулы в картонной коробочке, на которой зелеными буквами напечатана инструкция. И вот он вытаскивает большую ампулу, наполненную зеленой жидкостью, заряжает ею шприц и ширяет меня в канал у локтя -- рука у меня распухает и багровеет, как когда я принимал Античеловеческую Сыворотку Богомольца, от которой должен был прожить до 125 лет, и чуть было не загремел в одиночку в Панаме, где таможеннику не понравилось, как выглядит моя рука. Я говорю ему, что это просто аллергия.

Однако я замечаю отчетливое ощущение, пока этот Нефрит всасывается. Это не мусор -- это больше похоже на инъекцию камнем. Как бы ни было -долбает, но чувство неприятное... Вокруг много людей, и все похожи друг на друга, к тому же они принесли кошмарную жратву... вроде сырых кишок. Еда омерзительна, во всем разлито ощущение кошмара. Не могу найти Иэна. Не знаю, как добраться домой, да и где сам дом, тоже не знаю.

Громко и ясно голос Ханке -- 9:58 вечера.

Школа в Англии. Школа -- голая. Спартанская, там лишь горстка учеников -- в зависимости от того, насколько велика ваша горсть. Школьный инспектор -- худой, увлеченный своим делом и очень английский. Он добросовестен и пытается подобрать для учащихся жилье -- а учеников очень мало, как я уже сказал. Я вижу апатичного коричневого пса и нескольких кошек. Джеймс ранен и прикован к постели, кожа у него на лице на вид рыхлая и мертвая. Я слышу, что Инспектор ведет очень одинокую и преданную делу жизнь. его жену зовут Сэлли Синсиэр(19) -- уже этого достаточно, чтобы человеку было одиноко... по преимуществу.