Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 7 из 20

Казалось, Ланца ещё сильнее потряс этот, последний Иванов монолог. И даже осталось не понятным, что теперь его удивило больше: или новый угол рассмотрения вопроса о религии, который он доселе не видел, или же логичное и холодное её отрицание, как нечто не нужное, и действительно пустое, при современном развитии человека.

– Это похоже на нигилизм, – после недолго молчания, заметил Ланц.

– Почему же? Совсем нет, – ответил Политов. – Я верю. Верю в то, что пока мы живём на этом свете, и пока мы можем действовать и рассуждать, нам просто необходимо искать этот высокий смысл бытия, – и, усмехнувшись, Политов добавил. – Но не такой высокий, как жизнь после смерти, однако ж, и не такой низкий, как деньги и слава, любовь, дружба и другие надуманные прелести.

Между собеседниками наступило молчание.

– Идея хорошая, спорить не стану, – вымолвил, наконец, Ланц. – Но, Иван, согласись, какой толк от того, что ты лежишь у себя в комнате, на диване и отправляешь в пустоту свои мысли. Ведь ты не пишешь, не издаёшься, тебя даже на телевидение-то не пустят, чтобы ты свою идею раскрыл.

Политов докурил и снова подвинул к себе тарелку с пастой.

– Ну и что, – ответил он, деловито нанизывая на вилку макароны, а затем отправляя их в рот. – Пока это совершенно не важно.

– Знаешь, ты поразительный человек, – в нетерпении перебил Ланц. – Наверное, за это я тебя так и люблю, и стараюсь хоть как-то тебе помочь. Ты мне рассказываешь невероятные теории вселенского масштаба, и тут же, по-детски, говоришь, что всё это пока не важно. А что, когда, когда это станет важным?

– Когда придёт время, – усмехнулся Политов.

Ланц только махнул рукой и обиделся.

– Андрей, не сердись, – смягчился Политов, воткнув вилку поглубже в гору не понравившейся ему пасты, и протёр рот салфеткой. – Но идея твоя с моим устройством на службу мне кажется бессмысленной.

Ланц молчал и, хмурясь, тщетно пытался разглядеть сквозь мутную полиэтиленовую плёнку, что происходит на улице.

– Хорошо, что ты хочешь? Чтоб я пошел служить в Минкомпресс? Я ведь думаю, что ты не зря меня так сильно пытаешься продвинуть туда, – Политов поднял указательный палец и наставнически помахал им. – У тебя наверняка есть на меня планы. Так ведь?

Ланц оживился.

– Собственно я и не собираюсь скрывать от тебя то, что свой человек в известном тебе ведомстве был бы мне очень полезен, – Ланц улыбнулся. – Очевидно же, что мои интересы весьма близко лежат, если не сказать больше, рядом с полем деятельности этой конторы. Ты же человек толковый, понимающий. Но я вижу, что ты встал в позу, и хочешь сидеть со своими вселенскими мыслями в своей жалкой конуре и плесневеть там вместе со своим сыром. Так?

Политов вдруг в этот момент почему-то почувствовал себя очень хорошо. Быть может это от того, что он смог выговориться, рассказав свою, как ему казалось, оригинальную теорию, и даже, в некотором смысле, вознестись тем самым. А может быть, это вино так подействовало на него своими чарующими свойствами – неизвестно, но так или иначе, а Политов смягчился.

– Ну что ж, давай попробуем, – добродушно сказал он, и рассеянным движением вновь достал сигарету и закурил. – Ведь, чёрт возьми, действительно было бы не плохо вот так сидеть в ресторане, есть, пить и не думать, у кого на завтра занять денег! К слову – ты мне одолжить сможешь?

– Смогу, – с облегчением вздохнув, успокоил его Ланц. – Тогда вот, звони.

С этими словами он наклонился под стол и, достав оттуда коричневый портфель, перетянутый двумя ремнями с желтыми пряжками, поставил его себе на колени. Из портфеля он вынул мобильный телефон и, щёлкнув по нему пальцами, пустил его скользить по столу, пока аппарат не оказался в руках Политова.

– Куда? – удивился Иван Александрович. – Туда? – он взглянул на часы. – Может завтра. Ведь сейчас уже поздно, наверно.

– Ничего не поздно, – возразил Ланц и снял с колен портфель. – Он раньше семи никогда не уходит. Позвони, представься и договорись. В телефоне он таков и есть: «Жигин, секретариат».

– Как его имя-отчество? – переспросил Политов, пока искал нужный номер.

– Евгений Павлович, – напомнил Ланц.

Сначала в трубке раздавались странные, необычные гудки, а потом равнодушный женский голос ответил:





– Приемная Жигина. Я вас слушаю.

– Добрый вечер! Это Политов беспокоит, – представился Иван Александрович. – Как мне связаться с Евгением Павловичем?

– По какому вопросу? – спросил женский голос.

Политов замялся и посмотрел на Ланца, который, не слыша разговора, тоже растеряно поглядел в ответ.

– По вопросу трудоустройства, – нашёлся Политов. – Мне сказали, что…

– Секунду, – перебил женский голос и в трубке послышалась электронная мелодия ожидания.

– Да, я вас слушаю! – вдруг в аппарат ворвался грубый мужской баритон.

– Здравствуйте, Евгений Павлович! Это Политов, – вновь представился Иван Александрович. – Я от Андрея Ланца. Он с вами обо мне разговаривал и вот я позвонил.

– Да, да, – смягчившись, ответил Жигин. – Конечно, помню. Вчера было? Я сейчас немного занят. Вы завтра сможете подъехать? Часам к двенадцати?

– Смогу, – удивившись, ответил Политов. Он почему-то не ожидал таких простых переговоров. Впрочем, он так же не смог бы ответить себе, а как именно должен был бы сложиться их разговор.

– Ну, вот и отлично! Где мы находимся – знаете?

– Знаю, – зачем-то соврал Политов.

– Ну, совсем хорошо! Тогда я пропуск вам закажу. Получите пропуск, тогда из холла позвоните по местному 1213 – вас встретят, – и, не дожидаясь ответа, Жигин попрощался и положил трубку.

– Договорился? – спросил Ланц.

– Да. Завтра, в двенадцать.

Ланц заулыбался.

– Недаром я тебе коньяка не давал пить. Чтоб завтра был как огурец! Значит, тогда слушай, – завтра встань пораньше и отправляйся в парикмахерскую – постригись, побрейся, а сегодня приведи одежду в порядок. Погладь что ли. А то если ты завтра явишься в таком виде, Жигин больше со мной говорить не захочет. Слышишь?

Политов, задумавшись, крутил в пальцах мобильный телефон. На веранду налетел очередной порыв мокрого ветра, и из невидимых щелей пошёл легкий, неприятный сквозняк.

– Да, Андрей, – ответил Политов, возвращая телефон скорее машинально, нежели осознанно. – Я понял.

Глава 2. Минкомпресс

Министерство коммуникаций и прессы, а сокращенно Минкомпресс, находилось возле станции метро Китай-Город. Политов и без карты горда, которую он, по наставлению Ланца, всё ж таки предварительно изучил, легко бы нашел это здание. Это было высокое длинное строение, растянувшееся почти во всю короткую улицу и уходящее своей громадой куда-то вглубь двора, отгороженного чугунными прутьями ворот. Высокий, в человеческий рост цоколь дома был облицован гладким коричневым мрамором, а над ним поднимался тяжёлый, выкрашенный в белый цвет фасад с жёлтыми пилястрами и широкими пластиковыми окнами.

Этажей у здания Минкомпресса было девять, но, по всей видимости, потолки в кабинетах и коридорах были такие высокие, а лестничные пролеты такие большие и просторные, что высота строения казалось равносильной высоте жилой башни, имеющей в себе этажей как минимум пятнадцать. Все эти массивные архитектурные качества здания существенно увеличивали вес и придавали суровость и значимость организации, которая там располагалась.

Было безветренно. Политов стоял у ступенек главного подъезда министерства и, подняв лицо к верху, навстречу падающему дождю, задумчиво разглядывал учреждение. Часто летящие с неба капли сливались в тонкие водяные линии и перспективой спускались вниз на Политова откуда-то сверху, с серого и однотонного потолка туч. Иван Александрович ощущал, как влага уже начала пропитывать его волосы, заползать за ворот плаща, а с лица начали скатываться первые холодные ручейки, но он, однако, не уходил. Он словно всматривался сквозь, пытаясь угадать, что именно может скрываться за этими толстыми стенами, и что ожидает его самого, если он только переступит порог Минкомпресса. Но всё было тщетно, – министерство оставалось непреступным и, очевидно, делиться своими тайнами, вынося всё на вид перед каждым мимо идущим зевакой не собиралось. Тогда постояв так минут с пять, Иван Александрович легко взбежал по ступенькам, открыл податливую стеклянную дверь и очутился внутри, в шумном и тёплом холле Минкомпресса.