Сделка Политова

Политов никогда не был серой и заурядной личностью. История его началась ещё задолго до описываемых событий. Ещё, наверное, с самого детства его, когда он, по его же словам, должен был разобраться в вопросе о Боге. Нельзя утверждать, что вопрос этот, и вопрос, надо заметить, важнейший, наболевший, и издавна волнующий всякую русскую интеллигентскую душу, иными словами душу, которая больше думает и рассуждает, нежели хоть что-то делает – вопрос о Боге, – поначалу не сильно волновал его. Обычно о нём не задумываешься в первые сознательные годы жизни, а только получаешь, впитываешь в себя ту информацию, что в изобилии преподносит тебе мир. Да и потом, чуть позже, тоже задумываться бывает не досуг, потому что мнишь себя уже достаточно образованным, воспитанным. Неким сверхчеловеком, которому многое обязательно удастся, впрочем, и считаешь так, только потому, что на самом деле глуп и не разглядел мир как следует. Но вот потом, приходит момент, и появляются мысли типа: «А как же всё это устроено?». Вот тогда и встает этот тяжёлый, неразрешимый для многих вопрос. Не каждому, далеко не каждому хочется понимать его, а ещё больше, вследствие полученного ответа на этот вопрос, отдавать себя в руки другого, более могущественного существа, когда совсем недавно ты был ещё сверхчеловеком, достаточно образованным и воспитанным. Требуется бунт! Требуется объяснение! Клокочет и поднимается гордыня: нельзя, нельзя просто так сдать своё самосознание, которое накапливалось столько лет, только в угоду всем тем, кто жил до тебя много тысячелетий назад. Только в угоду, пусть и мудрому, но старому порядку, установленному для тебя другими. Нельзя, нельзя этого делать! Не может человек продаться за туман, за прах прошлого, который нынче уже давно развеян по свету. Здесь что-то не так. Не так! Надо дойти самому, надо понять. Надо вывести свою религию. Свою, удобную, лёгкую, не обязывающую тебя ни к чему. И она будет тебе звездой, светом, который поведёт в будущее к твоему счастью. Так это надо сделать!

И Политов создал свою религию. Он выдумал её в результате долгих и мрачных размышлений, фундаментом которой стали теории, практики и традиции древние, которых Политов мог и знать, но словно чувствовал их. Как будто незряче, но интуитивно вступал он след в след за теми, кто рождался до него с идеей, которая оправдывала и объясняла земное существование человека. Политов ощущал, что идея его ещё не так стройна, что в ней ещё зияют пустоты и дыры, но она уже выстроилась и покорила его. А он поддался ей весь. И как бы ни казался путь его чередой случайностей, как бы ни вводил в заблуждение тот морок, что сопутствовал ему, Политов двигался в том же самом направлении, в котором шли до него, и будут идти после многие бунтари и революционеры. И нет тут никаких совпадений. Не случись с Иваном Александровичем той «удачи», он и тогда бы, рано или поздно, а должен был завершить начатое тем, к чему стремилось его сердце. Потому как не он шел, а тащила его за собой его же выдуманная идея и религия.

***

На лестничной площадке Политова трясло от озноба. Он с трудом удерживал прыгающий в руках ключ, чтобы открыть дверь своей квартиры.

Наконец, совладав с замком, он быстро проскользнул в образовавшийся перед ним проём и, едва захлопнув за собой дверь, откинулся на неё спиной и медленно сполз на пол. Вокруг было темно.

Раздавшийся на кухне телефонный звонок сильно испугал его. Он даже вскрикнул от неожиданности. Нащупав выключатель и включив свет в прихожей, он прошёл в тёмную кухню и снял трубку.

– Вот и ты! – послышался в аппарате радостный голос Ланца.

Политов немного помолчал и глухо ответил:

– У нас сегодня на службе случилась неприятность…

– Неопрятность, говоришь? – переспросил Ланц и рассмеялся. От этого неуместного смеха Политова покоробило. Он даже сморщился.

– Да уж, большей неприятности не придумаешь, – между тем продолжал Ланц. – Я весь день слежу за новостями, а твой аппарат выключен. Я даже приезжал, но меня, представляешь, не пустили! Что там у вас всё-таки стряслось? Мне интересно!

Политов потёр переносицу, а потом первым делом включил на кухне свет и, потянувшись, зажёг огонь конфорки под чайником.

– Да, верно, телефон я не включал, – устало припомнил Политов. – Жигин застрелился. Следствие было. Мне устроили какой-то допрос. Хочу поблагодарить за хорошее место.

Иван Александрович оставил в покое свою переносицу и принялся тереть лоб, но потом отдёрнул руку, как бы припомнив, как застрелился его патрон.

– Ну, ничего страшного, – заверил Ланц. – В жизни бывает всякое. Что следствие? Про меня спрашивали?

– Да, про тебя спросили вскользь, – ответил Политов. – Ещё какой-то ерундой интересовались. Словом, всё это не очень хорошо.

– Приятного мало, – согласился Ланц. – Но всё утряслось?

– Не совсем.

– То есть? – интересовался Ланц.

Политов помолчал.

– То есть, это просто так не утрясётся, мне кажется, – ответил Политов.

– Что ты хочешь этим сказать?

– А как тут скажешь иначе? – и, помолчав, Политов добавил. – Мне что-то показалось, Андрей. Что-то не хорошее.

– Что?

– Следователи. Мне показалось, что они от меня хотели услышать совсем не то, что я им рассказал. Впрочем, и то, что рассказал, их вроде бы заинтересовало, но совсем по-другому что ли. Только постольку поскольку. Им как будто хотелось узнать что-то ещё от меня, или же вовсе – что-то совсем другое. Словно им было от меня что-то нужно.

Ланц не ответил и задумался.

– Ты говоришь какую-то чепуху и всё путаешь! – наконец, отрезал Ланц. – Ты мнительный! Конечно мнительный! Что им от тебя может быть нужно? Дело ведь серьёзное, тебя допросили, вот тебе и мерещится. Так со всеми бывает, кого допрашивают. Всем обязательно кажется, что их в чём-то подозревают. Такое уж следователи создают впечатление, хотя только выполняют свою работу. Вот и всё.

– А что в новостях? – перевёл разговор Политов.

– Ничего особенного, – ответил Ланц. – В смысле ничего особенного, кроме самой новости, конечно. Про тебя ни слова. Сообщили о самоубийстве. Идут следственные мероприятия. Ничего нового.

Оба замолчали на какое-то время.

– Ну, а в остальном у тебя всё в порядке? – как-то неуверенно осведомился Ланц.

– В остальном? – переспросил Политов и как-то напрягся.

– Ну, да. Во всём остальном? Что ты в самом деле?! – удивился Ланц. – Что с тобой случилось такое?

– Странно, что ты интересуешься, – всё так же напряженно продолжал Политов и добавил. – Меня сейчас чуть не сбила машина.

– Не может быть! – воскликнул Ланц. – Как это могло случиться?

– А вот так. Тоже какая-то нелепица.

– Но ты же здоров?

Политов посмотрел на свой грязный костюм.

– Да, я – здоров.

– Что же это такое! – помолчав, воскликнул Ланц. – Ну и день выдался. Номер запомнил? Марку? Как это вышло? Расскажи! Ах ты, чёрт, постой! По телефону не хорошо. Я к тебе сейчас приеду!

– Андрей, не надо, – попросил Политов.

– Расскажешь. Я ведь чувствую, что ты, по своей привычке, не всё говорить хочешь! Завтра у тебя ведь день не рабочий? Верно? Начальника твоего не будет, – Ланц как-то неуклюже усмехнулся. Вообще создавалось неприятное ощущение, что все эти события, о которых только что говорил Политов, Ланца нисколько не встревожили, разве лишь внешне, для приличия. Скорее наоборот – они разожгли в нём какое-то нездоровое любопытство.

– Не вижу поводов для шуток, – угрюмо заметил Политов. – Кроме того меня на завтра ещё вызывают.

– На допрос? – уточнил Ланц.

– А ещё с меня взяли подписку о неразглашении, и, кажется, я ещё что-то подписал. Сейчас не вспомню. Словом, Андрей, всё это довольно неприятно. Мне сейчас не особенно хотелось бы об этом говорить…

– Чепуха, – возразил тот. – Я буду у тебя через полчаса. Жди. А пока в панику или в расстройство не впадай. Приеду и что-нибудь придумаем.