Страница 11 из 22
- Вы в этом уверены?
- Как раз мне и здесь присутствующим братьям преподобный аббат поручил проверить, все ли на месте, прежде чем статуя встала обратно в нишу. Могу заверить вас, что на ней были все камни до самого малого. А сегодня утром не оказалось пяти больших рубинов... а вы были единственными чужими людьми, которые провели эту ночь в нашем городе!
После такого сообщения настала глубокая тишина. Все испуганно замерли, прекрасно сознавая, что подозрения монахов было небеспричинно. Между тем Жербер отказывался признать себя побежденным, и Катрин в этот миг залюбовалась смелостью и упорством, с которыми он защищал своих людей.
- Это не доказывает, что мы виноваты! Конк - это святой город, но это все же только город, населенный людьми.
- Мы знаем наших собственных заблудших овец, и преподобный аббат занимается этим с самого утра. Брат мой... было бы гораздо проще доказать, что ни один из ваших не припрятал украденных камней!
- Что вы хотите сказать?
- Что нас всего трое, но, если вы позволите нам обыскать всех, мы вас надолго не задержим.
- Под таким дождем? - с презрением бросил Жербер. - И вы берете на себя смелость обыскивать и женщин?
- Двое из наших сестер следуют за нами и вот-вот появятся. Да вот, впрочем, и они, - произнес монах, у которого был ответ на все. - Вот за этим поворотом стоит небольшая часовенка-молельня, где можно будет устроиться. Прошу вас, брат мой. Речь идет о славе Сент-Фуа и о чести Господа нашего!
Привстав на цыпочки, Катрин увидела двух монахинь, которые бежали по дороге. Жербер не сразу ответил: он размышлял, и молодая женщина, хотя в ней и кипело возмущение по поводу того, что нашелся кто-то и обокрал святую, вполне разделяла его чувства. Такой обыск глубоко оскорблял его.
И как же злила его, да и ее саму тоже, эта новая потеря времени!.. Но вот он грозно оглядел свое стадо и бросил:
- Что вы об этом думаете, братья мои? Согласны ли вы поддаться этой... неприятной формальности?
- Паломничество вменяет нам послушание, - произнес Колен с сокрушенным видом. - Такое унижение пойдет нам на благо, и монсеньор Святой Иаков зачтет это в наши заслуги.
- Ну так решено! - отрезала Катрин, кипя от не терпения. - Но давайте все сделаем быстро. Мы же теряем время!
Паломники направились к каменной молеленке, выстроенной на краю дороги, чуть дальше, на верхней части склона. Оттуда открывался красивый вид на город Конк, но никто и не подумал им любоваться.
- Путешествия среди многих людей и впрямь-таки очаровательны, иронизировала Эрменгарда, подойдя к Катрин. - Эти бравые монахи так смотрят за нами и надзирают, словно мы и на самом деле - стадо заблудших овец. И если они думают, что я отдамся в их руки, чтобы меня обыскивали...
- Это обязательно нужно будет сделать, дорогая моя! Ведь в противном случае все подозрения падут на вас, а в том настроении, в котором находятся наши спутники, они вам могут устроить и что-нибудь похуже обыска! О!.. Какой же вы неловкий, брат мой!
Последняя часть ее слов относилась к Жоссу: тот, споткнувшись о камень, так резко толкнул ее, что оба они оказались на коленях на откосе.
- Я в отчаянии, - произнес парижанин с удрученным выражением лица, - но эта проклятущая дорога вся в рытвинах и в дырах, как ряса у нищего монаха. Я вам сделал больно?
В крайней озабоченности он помог ей встать, отряхивая рукой грязь с ее одежды. У него был такой несчастный вид, что Катрин не смогла на него злиться.
- Ничего, - сказала она, любезно улыбаясь ему. - Нам еще встретятся и хорошие дороги.
Потом вместе с Эрменгардой они пошли и сели на камень под навесом маленькой часовенки, в которую только что вошли монахини. Решили, что женщин будут обыскивать первыми, чтобы святые девы-монахини смогли побыстрее вернуться к себе в монастырь. Но несколько мужчин по доброй воле подверглись неприятному осмотру прямо снаружи, и Жербер был во главе них. К счастью, дождь прекратился.
- Какая красота! - сказала Катрин, показывая на зеленый и голубой простор, раскинувшийся перед ними.
- Край красивый, - насмешливо ответила Эрменгарда, - но мне бы хотелось, чтобы он был далеко позади. А! Вот и мои служанки выходят. Теперь пойдем и мы. Помогите мне.
Поддерживая друг друга, обе подруги прошли в часовенку. Там было холодно, сыро, отвратительно пахло плесенью, и пожилая дама, несмотря на теплую одежду, невольно поежилась.
- Делайте свое дело побыстрее, вы, обе! - строго сказала она монахиням. - И не бойтесь, я еще никого не съела, - добавила она, веселясь и насмехаясь, заметив, что на лицах у монахинь отразился явный испуг.
Обе молодые монахини явно почувствовали на себе власть этой большой и крепкой женщины, говорившей с такой уверенностью, однако очень тщательно стали заниматься обыском, который Эрменгарда выдерживала, проявляя крайнее нетерпение. Закончив с Эрменгардой, монахиня повернулась к Катрин, ждавшей своей очереди.
- Теперь вы, сестра моя! - бросила монахиня, подходя к ней. - И прежде всего дайте мне кошель, что висит у вас на поясе.
Не произнося ни слова, Катрин отстегнула большой увесистый кожаный карман, в котором она хранила четки, немного золота, кинжал с ястребом, с которым никогда не расставалась, и изумруд королевы Иоланды. Преднамеренная простота ее наряда не позволяла носить на пальце такой стоимости драгоценность, но, с другой стороны, она не хотела с ней расставаться. Тем более она не желала остаться без перстня, направляясь в испанские земли, на родину королевы, где ее герб мог стать для Катрин поддержкой и защитой, как объяснила сама же Иоланда.
Все содержимое ее кошеля монахиня вытряхнула на узкий каменный алтарь и, увидев кинжал, бросила на Катрин косой взгляд.
- Странный предмет для женщины, которая не должна иметь другой защиты, кроме молитвы.
- Это кинжал моего супруга, - сухо ответила Катрин. - Я никогда с ним не расстаюсь и выучилась им защищаться от бандитов.
- Которые, конечно, очень даже заинтересуются вот этим! - сказала монахиня, показывая на перстень.
Гневный жар ударил в лицо Катрин. Тон и манеры этой женщины ей не нравились. Она не воспротивилась желанию немедленно заткнуть ей глотку: