Страница 34 из 86
Он ничего не ответил и отпустил ее, тогда как слезы засверкали на глазах молодой женщины. Он быстро подошел к стене, снял недавно укрепленный им портрет и подал его ей.
- Смотри! Вот мой сын. Этот портрет, написанный Жераром, привез мне из Парижа накануне вступления в Москву Боссе. У меня нет более драгоценного сокровища... Посмотри, как он красив!
- Очень красив, сир!
С непонятным отчаянием она смотрела сквозь слезы на изображение великолепного белокурого малыша со взглядом уже серьезным, несмотря на едва укрывавший его муслин и гирлянды роз. Голос императора стал более проникновенным, доверительным, но и более настойчивым.
- У тебя тоже есть сын. И ты сказала, что он превосходный. Ты утверждаешь, что не можешь разлюбить Бофора, но разве так легко не любить своего сына, Марианна? Ты прекрасно знаешь, что нет! Если ты упорствуешь в безумных поисках невозможного счастья, преследуя человека женатого, - не забывай этого, ибо сеньора Бофор существует, даже если вы решили забыть о ней, - да, так если ты упорствуешь, наступит день, когда желание вновь обрести своего ребенка станет невыносимым, даже и особенно, если у тебя будут другие, потому что ты не изведаешь его любви.
Неспособная больше вынести это, она выронила из рук портрет и навзничь рухнула на диван, сотрясаясь от конвульсивных рыданий. Она едва расслышала голос императора, который прошептал:
- Плачь! Тебе это необходимо... Оставайся здесь, я скоро приду!
Некоторое время она проливала слезы, даже не отдавая себе отчета почему. Она не могла определить, кем вызвано это отчаяние, принесшее ей такую боль: мужчиной, которого она упорно обожала, или ребенком, о котором ей так неожиданно напомнили...
В конце концов она почувствовала, что ее приподняли и чья-то заботливая рука провела по ее лицу смоченной в одеколоне салфеткой, из-за чего она чихнула.
Открыв глаза, она узнала Констана, который склонился над ней с таким беспокойством и сочувствием, что, несмотря на ее горе, она улыбнулась ему.
- Уже так давно вы не дарили мне ваши заботы, мой дорогой Констан.
- Действительно, госпожа княгиня. Я часто жалел об этом. Вы чувствуете себя лучше? Я приготовил еще немного кофе...
Она охотно приняла чашку горячего напитка, залпом выпила и сразу почувствовала облегчение. Оглянувшись и увидев, что, кроме верного слуги, в комнате никого нет, она спросила:
- А где император?
- В соседней комнате, где он устроил свой кабинет.
Говорят, что вспыхнули новые пожары вдоль реки, которую называют Яуза, совсем рядом с дворцом... Балахова, где неаполитанский король разместил штаб...
Она сейчас же вскочила и подбежала к окнам, но они не выходили на нужное направление. Виднелся только легкий дым в восточной стороне.
- Я говорила ему, что это начнется, - сказала она нервно. - Возможно, новые пожары заставят его решиться эвакуироваться...
- Это меня сильно удивило бы, - заметил Констан. - Эвакуироваться? Его величество не знает этого слова. Так же, как и слова "отступление". Он даже не знает, что это значит. Какова бы ни была опасность.
Погодите, сударыня, взгляните на этот сафьян, - добавил он, показывая молодой женщине большой зеленый портфель, который он достал из дорожного кофра, - вы видите этот тисненный золотом венок?
Она сделала знак, что да. Тогда, с нежностью проводя пальцем по вдавленному в кожу рисунку, Констан вздохнул.
- Этот венок воспроизводит тот, который в Нотр-Дам в день коронации он сам возложил себе на голову.
Обратите внимание на рисунок листьев. Они заострены, как стрелы наших древних лучников, и, как и они, всегда устремлены вперед, никогда не пятясь...
- Но они могут быть уничтожены! Что станет с ними среди огня, с вашими лаврами, мой бедный Констан?
- Ореол, госпожа княгиня, более сияющий, чем ореол мученика. Огненный венок в некотором роде...
Быстрые шаги возвращавшегося императора оборвали его речь, и он отступил в глубь комнаты, тогда как появился Наполеон. На этот раз он был мрачен, и его нахмуренные брови слились в одну линию, под которой глаза приобрели оттенок стали.
Подумав, что она будет лишней, Марианна хотела сделать реверанс.
- С разрешения вашего величества...
Он посмотрел на нее с враждебным видом.
- Воздержитесь от реверанса, княгиня. Не может быть и речи, чтобы вы уехали. Я хочу, чтобы вы остались здесь.
Напоминаю вам о вашем недавнем ранении. Я не могу позволить себе отпустить вас бродить по неизвестным дорогам, подвергаясь любым опасностям войны.
- Но, сир.., это же невозможно!
- Почему? Из-за ваших.., предсказаний? Вы боитесь?
Она слегка пожала плечами, скорее от усталости, чем от непочтительности.
- Ваше величество хорошо знает, что нет! Но я оставила на галерее моего юного кучера, а во дворце Ростопчина - старых друзей, которые ждут меня и, наверное, тоже уже волнуются...
- Глупости! Со мной вам ничто не угрожает, насколько мне известно! Что касается дворца Ростопчина, там расквартированы гренадеры герцога де Тревиза, так что ваши друзья не оставлены без присмотра! Нужды нет! Я не хочу и слышать о том, чтобы позволить вам совершить какую-нибудь глупость. Кто вас привел сюда?
- Майор Тробриан.
- Еще один старый знакомый! - заметил Наполеон с лукавой улыбкой. Решительно, они притягиваются к вам словно к магниту. Хорошо, я пошлю за ним, чтобы он занялся вашим Жоливалем и этим.., ирландцем, мне кажется, о котором вы говорили. Он приведет их сюда. Слава Богу, в этом дворце всем места хватит...
Констан займется вами, а вечером мы поужинаем вместе. Это не приглашение, сударыня, - добавил он, заметив, что Марианна собирается сделать протестующий жест, - это приказ...
Оставалось только подчиниться. После глубокого реверанса молодая женщина последовала за императорским слугой, который с уверенностью человека, давно привыкшего ориентироваться в самых огромных дворцах, провел ее через два коридора и небольшую лестницу в довольно приятную комнату с окнами, выходившими примерно над окнами императора.
- Завтра мы постараемся найти слуг, - с извиняющейся улыбкой показал он на запыленные окна. - Пусть госпожа княгиня на этот раз проявит снисхождение...