Страница 7 из 8
На этот раз он начал со второго этажа. Он чиркнул спичкой и увидел перед собой дверь. На стук отворил какой-то мужчина, и Криб, прежде чем открыть рот, показал ему чек, который держал наготове.
- Талливер Грин здесь живет? Мне нужно отдать ему чек на пособие.
Мужчина притворил дверь и пошептался с кем-то стоявшим у него за спиной:
- Он здесь живет?
- M-м... Нет.
- А есть такой в этом доме? Он инвалид и не может сам прийти за деньгами. - Криб подставил чек под тусклый, дымный свет - из квартиры пахло подгоревшим салом, - и мужчина взглянул, отвернув поля шляпы.
- M-м... Первый раз о таком слышу.
- А здесь никто не ходит на костылях?
Похоже было, что мужчина задумался, но у Криба создалось впечатление, что он просто медлит ради приличия.
- Нет, сэр, я таких не видал.
- Я разыскиваю этого человека целых полдня, - сказал Криб со внезапной резкостью, - и теперь отнесу этот чек назад в контору. Странно, что нельзя найти человека, когда хочешь дать, а не отнять, ведь это же в его интересах. Вероятно, принеси я какую-нибудь неприятность, найти его не составило бы труда.
В лице мужчины мелькнуло сочувствие.
- Ваша правда, тут уж сказать нечего.
- Выходит, фамилии и не нужны вовсе, если по фамилии нельзя найти человека. Ведь это сущая нелепость. С таким же успехом он мог бы жить вовсе без фамилии, - продолжал Криб.
Позволив себе сказать это, он едва удержался от смеха.
- Вообще-то я видал тут одного горбуна. Может, вы его ищете. Так он в нижнем этаже живет.
- Где? Справа или слева? Которая дверь?
- Не знаю. Тощий такой горбун, с палкой ходит.
Но в нижнем этаже ни одна дверь не отворилась на стук. Он дошел до конца коридора, то и дело чиркая спичками, и отыскал только черный ход без лестницы, футах в шести над землей. Но с краю двора стоял ветхий домик, очень похожий на лачугу мистера Филда. Прыгать было небезопасно. Он поспешил назад, к входной двери, и через подвал выбрался на двор. Домик был обитаемый. В верхних окнах сквозь занавески сочился свет. А на картонке, прибитой под искореженным, погнутым почтовым ящиком, стояла фамилия Грин! Он позвонил и на радостях дернул запертую дверь. Замок негромко щелкнул, и перед ним открылась длинная лестница. По ней кто-то медленно спускался это была женщина. При тусклом свете ему показалось, будто она на ходу поправляет волосы, прихорашивается, так как руки у нее были подняты. Но она подняла их в поисках опоры: она ощупью находила дорогу, спотыкалась и шарила по стене. К тому же она как-то странно шлепала ногами - должно быть, шла босиком. А на лестнице было холодно. Видно, звонок поднял ее с постели и она позабыла надеть туфли. Потом он увидел, что она не только босая, но и голая, она спускалась по лестнице в чем мать родила и бормотала себе под нос что-то невнятное - крупная, рослая женщина, совершенно нагая и пьяная. Она наткнулась на него. Почувствовав прикосновение ее грудей даже через толстую шинель, он ошеломленно попятился к двери. Вот так дичь попалась ему после столь долгой охоты!
А женщина бормотала себе под нос, дрожа от обиды и ярости:
- Стало быть, я не умею?.. Вот я ему, сукину сыну, покажу, как это я не умею.
Что делать, спросил себя Криб. Видно, придется уйти. Просто повернуться и уйти. Невозможно разговаривать с этой женщиной. Невозможно допустить, чтоб она стояла голая на холоде. Но он почувствовал, что не может уйти.
Он спросил:
- Мистер Грин здесь живет?
Но она все бормотала себе под нос и ничего не слышала.
- Это квартира мистера Грина?
Только теперь она скользнула по нему злым пьяным взглядом.
- Вам чего?
Она сразу же отвела глаза, налитые кровью от ярости. Удивительно было, как это она не продрогла.
- Я доставляю пособия.
- Ну и что с того?
- Принес чек для Талливера Грина.
Теперь до нее дошел смысл его слов, и она протянула руку.
- Нет-нет, это для мистера Грина. Он должен расписаться, - сказал Криб.
Но как заставить этого Грина расписаться?
- Давайте сюда. Он не может.
Криб в отчаянии только головой покачал, вспомнив, как старательно мистер Филд удостоверил свою личность.
- Я не могу отдать вам чек. Только ему в руки. Вы миссис Грин?
- Может, да, а может, и нет. Кому какое дело?
- А сам он наверху?
- Угм. Полезайте туда, дурак несчастный.
Конечно, он был несчастный дурак. И само собой, ему нельзя идти наверх, потому что Грин, скорей всего, пьян и валяется нагишом. Того и гляди он сам выйдет на площадку. Криб с надеждой поднял голову. Глухая коричневая стена уходила вверх. Пусто! Там пусто!
- Когда так, проваливайте к чертовой матери! - услышал он ее крик.
Он держал ее, голую, на холоде, для того чтобы вручить чек на топливо и одежду. Она не замечала холода, но у него от мороза и стыда горело лицо. Он попятился.
- Скажите ему, что я приду завтра.
- Проваливайте к чертовой матери! Чтоб духу вашего тут не было. Чего шляетесь по ночам? Чтоб духу вашего не было!
Она так разевала рот в крике, что был виден длинный язык. Она стояла, растопырив ноги, в длинной, холодной, похожей на ящик прихожей, одной рукой держась за перила, другой - за стену. И весь дом был тоже похож на ящик, высокий, кое-как сколоченный ящик, застывший в морозном воздухе, среди неприветливых, холодных огней.
- Если вы миссис Грин, я отдам вам чек, - сказал он, решившись.
- Тогда давайте.
Она взяла чек, зажала в левой руке поданную вместе с ним ручку и попыталась расписаться на квитанции, приткнув ее к стенке. Криб озирался, словно боясь, что его примут за сумасшедшего, и тут ему померещилось, будто кто-то стоит на груде старых автомобильных покрышек возле соседней лавки, где продавали подержанные запасные части.
"А вы действительно миссис Грин?" - хотелось ему спросить. Но она уже лезла наверх, унося чек, и, если он совершил ошибку, за которую предстоит поплатиться, все равно было уже поздно. И его это не беспокоило. Возможно, эта женщина не миссис Грин, но ведь мистер Грин наверняка там, наверху. И кто бы ни была эта женщина, она заменяла Грина, которого на этот раз увидеть нельзя. "Ну ты, жалкий недоносок, - сказал он себе, - ты воображаешь, будто нашел его. Но что с этого? Может, ты в самом деле его нашел, но что с этого?" И все же главное было в том, что существовал реальный мистер Грин, до которого его не допускали, считая представителем враждебного мира призраков. И хотя ему еще было стыдно и лицо у него пылало, он вместе с тем ликовал в душе.