Страница 58 из 61
И мой благодетель рассказал, как он удалился в изгнание, в свою старую лабораторию Бирме, где жила и работала его славная ученица Лиз, дочь Мигли. Эта лаборатория должна была давать и деньги, чтобы продолжать опыты, прерванные в Олдмаунте. В Америке, на пути в Бирму, остановившись в отеле, Паклингтон сделал оплошность: он записался у портье первым пришедшим ему на память именем. Это было имя его отдаленного предка по материнской линии, имя Вильяма Мильройса, жившего во времена великой революции и 17 февраля 1646 года голосовавшего за объявление республики. Мерлинг догадался, кто скрывается под этим именем, лишь только прочитал информацию начальника сыскного бюро со списком прибывших в Новый Свет за период с 6 мая по 6 июня 193... года. Тождество Мильройса с бывшим Паклингтоном было установлено. Бюро сыска получило выгодное предложение, и с этого момента началась работа Вандока. Препараты со змеиной станции оказались лучшими на мировом рынке, а секрет производства был известен только лорду и Лиз. Лорд нажил на змеиных ядах вдвое больше, чем вся стоимость Олдмаунта. Заметив слежку Вандока, Паклингтон сначала подумал, что этот агент подослан конкурирующими фирмами с целью раскрыть секрет производства. Этого он позволить не мог...
- Я и тебя, Сэм, подверг некоторой проверке, но ты оказался просто добродушным и любознательным юношей, и я привязался к тебе. Ведь я знал, что ты не просто Сзм, но Пингль... Поэтому я и хотел приучить тебя к работе на змеиной станции.
- Будет мне памятна эта станция,- заметил Вандок.- Но, между прочим, и я подумываю, не открыть ли мне такую фермочку. Честное слово, пожалуй, выгоднее разводить джирр и прочих ползунов, чем свиней или ослов. Только это надо начинать с большой ученостью в голове, а этого-то мне и не хватает. Простите, ваша светлость, но мне бы хотелось дослушать об этих проклятых вирусах до конца. Они меня так изменили, что даже Сэм не узнал меня. Если я заявлюсь в бюро, директор тоже примет меня за самозванца.
- Оказалось возможным, Вандок, еще так изменять молекулы вирусов, - сказал Паклингтон, - что они делают организм невосприимчивым к самым страшным болезнетворным микробам. После прививок в Набухатре и здесь ты, Сэм, обладаешь абсолютной невосприимчивостью к заразным болезням. Тебя могут кусать бешеные собаки, чумные крысы, малярийные комары, но ни один вирус, ни один микроб никогда больше не приживется в твоем теле, Сэм...
- Но я навсегда останусь измененным, - прошептал я.
- Нет, Сэм. Ты получил вирус в ослабленной форме. Он обладает только временным действием. Ты просто чересчур напуган. По-моему, от происшедших с тобой изменений уже и следа не осталось. Возьми из шкафа зеркало и посмотрись..
Зеркало показало, что ничего ужасного со мной не произошло. На меня смотрело худощавое, загорелое, энергичное лицо молодого человека.
- Да это же я! - вырвалось у меня радостное восклицание. - Вы вылечили меня! Как благодарить вас!
- Дайте-ка мне зеркало, - попросил Вандок. Он посмотрел и только махнул рукой. - Родная мать не узнала бы! Разве только по шраму на затылке: я как-то раз подрался с мальчишками на улице, и мне чуть не проломили голову.
- Хотите, я буду лечить вас? - предложил Паклингтон Вандоку, но тот осторожно положил зеркало на стол и отрицательно помотал головой.
- Благодарю вас. Не стоит беспокоиться. На свете у меня нет ни родных, ни близких. Проживу как-нибудь и в таком виде. Чем он хуже других?
Паклингтон добавил несколько любопытных соображений относительно вирусов. Может быть, это остатки микробов, в процессе эволюции за десятни миллионов лет приспособившихся к такому своеобразному паразитизму и за это время утративших некоторые общие черты, присущие микроорганизмам. Во всяком случае, изученные Паклингтоном вирусы становились "ручными" и начинали повиноваться человеческой воле и знанию.
Рассказывая нам о себе и о вирусах, лорд воодушевился. Снова сидел передо мною прежний милый "змеиный профессор", и это был тот человек, который помог мне учиться и в Дижане, и в Бирме, и здесь. Я с наслаждением слушал его, мне казалось, что каждое его слово делает меня богаче.
V
Паклингтон рассказал, что если и тканей еобсжн выделить белок и искусственно придать ему епособяасть паоазитирования, а затем ввести в организм живой конпот то можно вызвать перестройку структуры ее белков; это сообщит кошке свойства собаки.
- Да ты, Сэм, видал у меня в виварии, что собаки начали вести себя, как кошки, и наоборот.
Вандок хлопнул себя по лбу ладонью.
- Да уж это не ваши ли звери нагрянули третьего дня в Эшуорф? Странные собаковидные коты и мяукающие пудели. Вот была потеха!
- К сожалению, - подтвердил Паклингтон. - Это Сэм прозевал, и они вырвались у него из клеток.
- Ну, вас за это не поблагодарят, - покачал головой Вандок, обращаясь ко мне. - Эти котопудели разнесли заразу. Ваша светлость, вы только пoдумайте, как захворали стряпчий, судья и многие другие!
- Знаю, знаю, - ответил Паклингтон. - Хм... не стоит волноваться. Искусственные вирусы не так стойки, как вы думаете. Молодой аптекарь, снабжающий меня реактивами, тотчас сообщил мне о таинственной эпидемии и о хлопотах, которые она причинила уважаемому доктору Флиту. Я видел его рецепты. Они очень правильны. Я вижу улыбку на твоем лице, Сэм. Никогда не надо смеяться над тем, чего ты не вполне понимаешь. Флит старый, а потому и очень опытный врач. Он сообразил, в чем дело. Он дознался в разговорах с пациентами об источнике заразы. Сегодня я повидался с ним. Мы вспомнили, что когда в 1918 году появилась на фронте странная болезнь, которую все врачи признали "лихорадкой неизвестного происхождения", потому что не знали ее и путались в диагнозах, нашелся один старый врач; он посмотрел только десяток больных и сказал: "Дорогие коллеги, да это же самая обычная инфлюэнца". И он оказался прав, этот старый практик. Неизвестная лихорадка, обошедшая мором нашу планету под названием "испанка", была не что иное, как инфлюэнца, грипп, вирусное заболевание, только в особо тяжелой форме. Пациенты доктора Флита все до одного выздоровеют и уже выздоравливают.
Мне хотелось узнать, что проделал со мной Паклингтон здесь, в этой лаборатории. Он сообщил:
- На родину, в Эшуорф, я должен был явиться никому неизвестным. Я уже сделал почти все опыты, оставалось закончить последний и принять меры к возвращению себе прежнего титула. Мне казалось, что в Масатлане я окончательно избавился от вас, Вандок. Исчез Мильройс, исчез Рольс, и вот здесь, в окрестностях Эшуорфа, поселился некий Добби. Мой верный Мигли, оставшийся кить в Уэсли на средства, посылаемые мною через его дочь Лиз, выстроил при помощи Айзидора Пингля этот дом. Жаль, бедняга Айзидор скончался, я не застал его в живых. Мигли расскажет тебе о последних минутах твоего отца, Сэм. Он умер с именем любимой жены и с твоим именем на устах...
Слезы невольно навернулись мне на глаза при этих словах Паклингтона.
- Мигли - мой вернейший друг, - продолжал Паклингтон, когда я успокоился. - Это он выследил здесь Вандока, установил, что тот пишет свои донесения в "Нептуне" и относит их на почту, адресуя на литеры "С. С.". Он же узнал, кто был действительным получателем этих писем.
Вандок вздохнул.
- Почтмейстер еженедельно получал от меня...
Паклингтон снисходительно кивнул головой.
- Но Мигли давал ему больше. Зачем я прибыл сюда? Мне надо было проделать последний проверочный опыт. И обязательно на человеке. В Бирме я мог бы нанять любого туземца, а здесь? Надо было посредством измененного вируса "бушм-агого" сразу изменять структуру белка в человеческом организме и потом опять восстановить прежнее состояние. Я не мвг срывать работу всей моей жизни. Надо было искать отчаявшегося человека. В прошлом году осенью на берегу канала Уэсли я встретил юношу, готовившегося на дне канала покончить счеты с жизнью. Но когда я привел его сюда, я узнал, что на пути мне опять встретился ты, Сэм, сын моего Пингля, мой ученик в Бирме, тот самый, который помог мне в Белл-Харборе. И тогда в мое сердце впервые закралось неприятное беспокойство.