Страница 17 из 18
Суханов и Кондратенко идут к месту взрыва. Это в двух десятках шагов от нас.
Я вижу раненого. Он сидит на снегу, уже сняв шинель, гимнастерку и быстро стягивая через голову нижнюю рубаху, на которой проступило большое темное пятно. Около него санитар. Я слышу голос раненого:
- Спокойно! Не волнуйся! Быстрее, быстрее действуй...
Как странно, раненый говорит санитару: "Не волнуйся!"
От взрыва на снег легла черная, словно угольная, пыль. В кустах, в стороне от протоптанной нами дороги, неподвижно лежат две лошади с задранными прямыми ногами. Ни один след не ведет туда - лошадей не протащило, а забросило в кусты.
Неподалеку кто-то стонет. Подхожу. На снегу навзничь лежит человек. Капитан Тураков!
- Ноги, ноги, - выговаривает он,
Санитар ощупывает бедро, колени, икры.
- Капитан Тураков, вы не ранены. Вас только оглушило.
Но Тураков повторяет:
- Ноги...
Санитар стягивает с него валенок. Нога обвернута черной суконной портянкой.
- Посмотри, пробито? - тихо говорит он, протягивая мне валенок.
Я провожу пальцами по заснеженной подошве, сразу нащупываю дырку, потом другую, побольше.
На дороге, среди остановившихся рядов, совещаются Суханов, Кондратенко, Романов, Родионов.
Почему взорвалась мина там, где прошел целый батальон? По всей вероятности, здесь поставлены не противопехотные, а противотанковые мины. Они выдерживают тяжесть человека, но рвутся под лошадью или повозкой. Так или иначе, обоз нельзя тащить дальше. Надо здесь же все брать на плечи.
- Разрешите действовать? - спрашивает Романов.
- Можно, - отвечает Суханов.
Первый батальон удивительно быстро разгружает свой обоз. Вьюки и ящики передаются из рук в руки, бойцы прилаживают их на плечи и отходят, становясь в ряды; все это делается почти бесшумно, лишь изредка раздается незлая ругань, но и та вполголоса.
Проходит всего восемь - десять минут, и батальон двинулся, оставив пустые повозки с ездовыми.
Но другие батальоны задерживаются. Проходит еще четверть часа первый батальон уже скрылся в лесу, - пока не раздается команда: "Марш!"
Мы обтекаем повозки, которые все еще стоят среди просеки, невольно прижимаясь поближе к колесам и к лошадям, туда, где уже хожено, чтобы вдруг не наступить на мину.
Миновав обоз, полк двигается дальше.
Впереди идет сапер в наушниках, держа в руках миноискатель - длинную металлическую трубку с проволочной дугой на конце. Этой дугой он водит перед собой по снегу. Следом шагает Бялды.
С миноискателем нельзя идти быстро, мы двигаемся неполным шагом. А время истекает.
Кондратенко смотрит на часы - уже двадцать один десять. А срок прибытия - двадцать два.
Он нагоняет Бялды и шепчет:
- Далеко еще?
- Нет, полтора километра, - отвечает Бялды.
Ему тоже хочется скорее, он протягивает руку к миноискателю:
- Дай мне.
Но сапер отстраняет его.
Через несколько минут Бялды тихо командует:
- Стой!
Останавливаемся. Здесь надо свернуть в гущу леса, где не заметно никакого просвета, никакой тропы, чтобы выйти к шоссе левее ушедшего вперед батальона.
Бялды и сапер первые ступают в нетронутый снег, ведя за собой колонну.
Сосны и ели растут здесь не густо, кое-где попадаются небольшие полянки. Мы теперь двигаемся почти прямо на юг, заканчивая полуокружность, вычерченную на снегу нашими ногами в трехчасовом походе.
Чувствуется, что уже близка опушка. Звуки боя опять стали явственнее; они доносятся со стороны, откуда мы пришли; мы обогнули их.
Кондратенко подходит к Бялды:
- Сколько еще?
- Полкилометра. Теперь больше не сворачивать - прямо.
Кондратенко смотрит на часы. Осталось тридцать пять минут - успеем! Но ему не верится. Для проверки он смотрит на часы Бялды. Правильно, успеем!
Бялды бегом нагоняет сапера. Как легко он бежит по снегу!
И вдруг снова сверкнувшее белое пламя и близкий страшный удар, от которого отшатываешься. Рассеиваются дым и взметнувшаяся пыль. Но где же Бялды? Стоим мы; в пятнадцати - двадцати шагах застыл, обернувшись, сапер с миноискателем; на снег оседает черная копоть, а Бялды нет.
В стороне от нашего пути лежит недвижное темное тело, заброшенное туда взрывом. Что-то, кажется, валенок, закинуто еще дальше. К телу, осторожно ступая по снегу, идет санитар.
- Куда? Назад! - кричит Суханов.
Но поздно. Опять белый сверк, опять взрыв. Кого-то рядом ударяет комок земли, опять рассеиваются дым и пыль, но уже нет и санитара. Сапер, водя миноискателем по снегу, шагает к Бялды. По следам идут санитары.
Колонна стоит. Сапер, возвращаясь, подходит к Суханову и Кондратенко.
- Как ты проморгал? - спрашивает Суханов.
- Не знаю... Наверное, было глубоко под снегом. Через снег этот миноискатель плохо берет...
- А он у тебя действует? Дай-ка... - требовательно шепчет Кондратенко.
Он надевает наушники, берет металлическую трубку с диском на конце и приказывает саперу:
- Подставь штык!
Сняв винтовку с плеча, сапер опускает ее штыком вниз. Кондратенко водит диском вдоль штыка и вдруг жестоко ругается. У него сорван голос, слова едва слышны, но кажется, что он кричит. Обнаружилось, что миноискатель не работает. В исправном состоянии он, приближаясь к металлу, немедленно сигнализирует об этом резким, пронзительным звуком в наушниках. Сейчас, при проверке, звука не было.
Сапер растерян, он снимает крышку диска, пытается карманным ножом отвернуть какой-то винт, нож срывается; у сапера нет других инструментов, он не удерживает ругательства.
Кондратенко и Суханов смотрят на него.
- Придется послать человека к Романову за другим миноискателем, говорит Суханов.
Кондратенко молчит.
- Передать по цепи: начальника связи ко мне! - приказывает Суханов.
Слышны удаляющиеся голоса: "Начальника связи к командиру..."
Колонна стоит; никто не двигается, не выходит из рядов; каждому страшно сойти с места; разговоров не слышно, чувствуется общая подавленность.
- Зачем тебе начальник связи? - спрашивает Кондратенко.
- Дать радио генералу, что попали на минное поле, опоздаем на час-полтора.
- Нет! - твердо произносит Кондратенко.
Зачем-то туже обвернув шарф вокруг охрипшего горла, он идет, не оборачиваясь, вперед. Секунда колебания... Потом, отставая на несколько шагов, за комиссаром следует начальник штаба Беличков, спокойно помахивая портфелем. За ними идут другие, стараясь ступать в следы.
Есть, очевидно, правда в поговорке: "Смелого пуля - или в данном случае мина - не берет".
Кондратенко шел без миноискателя по минному полю, шел быстро, легко, напрямик, и под ним не взрывалась мина.
Я оглянулся и сначала не увидел людей. Показалось, что сзади идет только один человек. Но сразу понял: люди шли гуськом, вытянувшись длинной и изумительно прямой, словно туго натянутой цепочкой. Вероятно, ни на одном учении они не шли так точно в затылок друг другу, как здесь, в подмосковном лесу, среди скрытых где-то под снегом мин, следуя за комиссаром.
Чувствуется близость шоссе. Кажется, где-то невдалеке проходят машины. Или, быть может, это только чудится. Нет, мы действительно дошли.
На опушку, с которой в семидесяти - восьмидесяти метрах виднелось шоссе, второй и третий батальоны прибыли за десять минут до срока.
16
И все-таки мы опоздали!
По шоссе уходила колонна немецких машин. Уходила на запад. На некоторых были грузы, на других - люди с винтовками и автоматами.
Белобородов был прав: немцы отступали, немцы ускользали под прикрытием ночи.
Они именно ускользнули у нас из-под носа. Батальоны не успели развернуться, пулеметчики и минометчики на изготовились.
На востоке, там, где остались обойденные нами Снегири, и на юго-востоке, где, судя по большому зареву, полыхало Рождествено, все еще продолжался бой. Там все еще без устали колотила наша артиллерия, оттуда доносилась пулеметная, ружейная и минометная стрельба.