Страница 60 из 111
19. Нужно исследовать движение вверх самой тепловой активности, например почему тепло в раскаленном железном стержне быстрее распространяется вверх, чем вниз.
Итак, мы привели пример частной топики. Однако мы еще раз хотим напомнить о том, о чем уже предупреждали: люди должны менять частную топику и вслед за заметными успехами, достигнутыми в исследовании, неустанно создавать новую и новую топику, если только они хотят подняться к вершинам знаний. Мы же придаем такое большое значение частной топике, что намерены создать специальное произведение, посвященное ей в исследовании важных и весьма темных вопросов естествознания. Ведь мы обладаем властью ставить вопросы, но еще не господствуем над фактами. Об искусство открытия сказано достаточно. Глава IV
Разделение искусства суждения на суждение посредством индукции и посредством силлогизма. Учение об индукции относится к Новому Органону. Первое разделение суждения посредством силлогизма -- на прямую и обратную редукцию. Второе разделение силлогистического суждения -- на аналитику и учение об опровержениях. Разделение учения об опровержениях на опровержения софизмов, опровержения толкования и опровержения призраков, или идолов. Разделение идолов на идолы рода, идолы пещеры и идолы площади. Приложение к искусству суждения: о соответствии доказательств с природой предмета
Перейдем теперь к суждению или к искусству суждения, в котором рассматривается природа доказательств, или доводов. Искусство суждения (как это всем известно) учит делать умозаключения или путем индукции, или с помощью силлогизма. Ибо энтимемы и примеры представляют собой лишь сокращения этих двух форм. Что касается суждения по индукции, то здесь вряд ли что-нибудь может привлечь наше внимание, потому что в этом случае одно и то же действие разума одновременно и находит искомое, и выносит суждение о нем; здесь процесс совершается непосредственно, почти так же как в чувственном восприятии, не нуждаясь ни в каких промежуточных звеньях. Ведь по отношению к своим первичным объектам чувство одновременно воспринимает вид объекта и соглашается с его истинностью. В силлогизме это происходит иначе: его доказательство не является непосредственным, но осуществляется опосредствованно. Здесь нужно различать нахождение среднего термина и суждение о заключении; ибо ум сначала бросается в разные стороны, а потом успокаивается. Но мы вообще не желаем заниматься порочной формой индукции, правильную же форму индукции мы будем рассматривать в Новом Органоне. Поэтому в настоящий момент об индукции сказано достаточно.
Что же можно сказать о силлогистическом суждении, если эта форма чуть ли не истерта в порошок в исследованиях тончайших мыслителей и изучена до мельчайших подробностей? И это неудивительно, так как силлогизм особенно близок человеческому уму. Ведь человеческий ум всеми силами стремится выйти из состояния неуверенности и найти нечто прочное и неподвижное, на что он мог бы, как на твердь, опереться в своих блужданиях и исследованиях. Аристотель пытается доказать, что во всяком движении тел можно найти нечто находящееся в покое, при этом древний миф об Атланте, который стоя держит на своих плечах небо, он весьма удачно и тонко переносит на полюсы мира ^, вокруг которых происходит вращение неба. Точно так же и люди всеми силами стремятся найти в себе некоего Атланта своих размышлений, или полюсы, которые в какой-то мере управляли бы волнениями и вихрями мыслей, охватывающими разум, боясь как бы на них не обрушилось небо их мыслей. Поэтому они с величайшей поспешностью поторопились установить научные принципы, вокруг которых могли бы вращаться, не опасаясь рухнуть, все многообразные их споры и рассуждения; они не знали при этом, что тот, кто слишком торопится получить точный ответ, кончает сомнениями, тот же, кто не спешит высказать суждение, наверняка придет к точному знанию.
Таким образом, очевидно, что искусство силлогистического суждения есть не что иное, как редукция предложении к принципам посредством средних терминов. Принципы же мыслятся общепринятыми и не подвергаются обсуждению. Нахождение же средних терминов является прерогативой свободно исследующего ума. Эта редукция бывает двоякого рода -- прямая и обратная. Прямой она оказывается тогда, когда данное предложение сводится к самому принципу, -это то, что называют остенсивным доказательством; обратная редукция имеет место тогда, когда противоречие предложения сводится к противоречию принципа, -- это то, что Называют доказательством (per incommodum) ^ Число же средних терминов или их ряд возрастает или сокращается по мере удаления предложения от принципа.
Установив это, мы разделим теперь искусство суждения (как это почти всегда делается) на аналитику и учение об опровержениях. Первая указывает путь к истине, второе -- предостерегает от ошибки. Аналитика устанавливает истинные формы выводов, вытекающих из доказательств, всякое изменение или отклонение от которых приводит к ошибочному заключению, и уже тем самым содержит в себе своего рода изобличение и опровержение, ибо, как говорят, "прямизна является мерилом и прямизны, и кривизны". Тем не менее наиболее надежно использовать опровержения как наставников, помогающих быстрее и легче обнаруживать заблуждения, которые в противном случае подстерегали бы суждение, В аналитике же я не могу обнаружить ни одного раздела, который не был бы достаточно разработан, скорее, наоборот, в ней есть много лишнего, и во всяком случае она не нуждается ни в каких дополнениях.
Мы решили разделить учение об опровержениях на три части: опровержение софизмов, опровержение толкований и опровержение призраков, или идолов. Учение об опровержении софизмов особенно плодотворно. Наиболее грубый вид софизмов Сенека не без остроумия сравнивает с искусством фокусников ^, когда, глядя на их манипуляции, мы не можем сказать, как они делаются, хотя и твердо знаем, что в действительности все делается совсем не так, как это нам кажется; в то же время более тонкие виды софизмов не только не дают человеку возможности что-либо ответить на них, но и во многих случаях серьезно мешают суждению.
Теоретическая часть учения об опровержениях софизмов прекрасно разработана Аристотелем, а Платон приводит великолепные образцы этого искусства и не только на примере старших софистов (Горгия, Гиппия, Протагора, Эвтидема и др.), но и на примере самого Сократа, который, никогда ничего не утверждая сам, а лишь показывая несостоятельность положений, выдвигаемых другими, дал нам образцы остроумнейших возражений, софизмов и их опровержений. Поэтому в этом разделе нет ничего, что требовало бы дальнейшего исследования. Нужно в то же время заметить, что, хотя мы и считаем подлинным и важнейшим назначением этого учения опровержение софизмов, тем не менее совершенно ясно, что те же самые софизмы могут при недобросовестном и недостойном применении его привести к новым уловкам и противоречиям. Такого рода способности ценятся весьма высоко и сулят немалую выгоду; впрочем, кто-то весьма удачно сказал, что различие между оратором и софистом состоит в том, что первого можно сравнить с гончей, славящейся своим бегом, а второго -- с зайцем, прекрасно умеющим петлять.
Далее следуют опровержения толкований -- "герменеи" (мы даем ему это название, заимствуя у Аристотеля в данном случае скорее сам термин, чем его смысл), Напомним то, что было сказано нами выше при рассмотрении первой философии о трансценденциях и привходящих свойствах сущего, или адъюнкциях. К их числу относятся понятия: больше, меньше, много, мало, раньше, позже, идентичное, различное, возможное, действительное, обладание, лишение, целое, части, действующее, испытывающее действие, движение, покой, сущее, не сущее и т. п. Особенно важно помнить и иметь в виду два различных способа изучения этих понятий, о которых мы говорили, т. е. изучение их с точки зрения физики и с точки зрения логики. Исследование этих понятий с точки зрения физики мы отнесли к первой философии. Остается исследовать их с точки зрения логики. Именно такое исследование мы называем здесь учением об опровержениях ложных толкований. Это, несомненно, разумная и полезная часть науки, так как общие и широко распространенные понятия неизбежно употребляются повсюду, в любых рассуждениях и спорах; и если с самого начала тщательнейшим и внимательнейшим образом но устанавливать четкого различия между ними, они совершенно затемняют сущность всех дискуссий и в конце концов ведут к тому, что эти дискуссии превращаются в споры о словах. Ведь двусмысленность слов или неправильное толкование их значений это то, что мы назвали бы софизмами из софизмов. Поэтому-то я и решил, что целесообразнее рассматривать это учение отдельно, а не включать его в первую философию или метафизику, как это весьма нечетко сделал Аристотель, относить ее частично к аналитике. Название же этому учению мы дали, исходя из его назначения, ибо истинное его назначение целиком сводится к обнаружению ошибок в употреблении слов и предупреждении этих ошибок. Более того, мы считаем, что весь раздел, посвященный категориям, если правильно понимать его значение, должен быть в первую очередь посвящен тому, как избежать смешения и смещения границ определений и разделений, и именно поэтому мы предпочли поместить его в эту часть. Впрочем, об опровержениях толкований сказано достаточно.