Страница 3 из 59
- А как твоя печень? - продолжает мадам Резо, обращаясь ко мне. Приступы больше не повторяются? Заметь: их можно было предвидеть - ведь желчный пузырь ты унаследовал от меня.
Намек на недавно перенесенную мною операцию совершенно ясен: он сразу погружает меня в атмосферу клана, где всегда считалось хорошим тоном выражаться недомолвками. Понимать же надо так: "Я всегда была в курсе всех твоих дел". А из этого вытекает по меньшей мере три следствия: 1) "у меня есть свои осведомители"; 2) "значит, я не переставала интересоваться тобой"; 3) "ты один виноват в том, что мы так долго не виделись". Я улыбаюсь - этого она и добивалась, и, уверенная в том, что ее поняли, мадам Резо может теперь добавить:
- Ну и погода! Я уж думала, что никогда не доберусь.
Это в свою очередь означает: "Доказательством того, что все произошло по твоей вине, мой мальчик, служит тот факт, что я явилась сюда наперекор стихиям, что я взяла на себя инициативу и всего через каких-нибудь два десятилетия принесла тебе прощение и весть об окончании той давнишней распри, которую я всячески старалась замять, тогда как ты ее скандально раздувал". Еще час назад я думал, что никогда ее не увижу. Еще час назад, если бы кто-нибудь описал мне эту сцену завуалированного примирения, я утверждал бы, что такого не может быть. Впрочем, найдено было простейшее решение: достаточно сделать вид, будто ничего не произошло, будто все всегда шло нормально. И представьте, это подействовало! Все уже смотрят на меня удивленными глазами: "Да неужто она и впрямь фея Карабос, злая богиня-разрушительница? Уж не выдумка ли все, что о ней рассказывают?" Вы наверняка на это рассчитывали, матушка, а вдобавок еще и надеялись, что здесь, в самом сердце вражеской крепости, у вас найдется сообщник. Ну конечно же, в моем лице! Окруженный своими детьми, разве я не окажусь в одном с вами лагере, разве могу я быть непричастным к чему-либо, к чему причастны вы? Не потому ли я сейчас так ощущаю свой пуп, через который уж это несомненно - я был с вами связан? Трудно остаться равнодушным, вновь оказавшись перед существом, жизнь которого - источник твоей собственной жизни - не интересовала тебя четверть века, и гордиться этим тебе не приходится. Но почему вы так поздно спрятали в карман вашу гордость? Почему покинули ваш заросший терновником Кранэ?
Тем временем мадам Резо встала, чтобы приложиться к невестке, потом поочередно к каждому из внуков, потом ко мне.
- Четверо! - посмеивается она. - А у брата твоего - десять! Как же вы кляли свое детство! А теперь, глядишь, у самих столько отпрысков...
Одна только Саломея поцеловала ее в ответ - сперва в правую щеку, потом в левую, как любят целоваться в семье Дару. Саломея ведет себя всегда неожиданно. Впрочем, и Бертиль тоже. Я-то думал, она надуется, будет держаться натянуто. А она покоряет, рассыпаясь в любезностях:
- Вы останетесь завтракать, матушка?
- К сожалению, нет, мне нужно быть в Париже к двум часам. У меня сейчас много хлопот с прабабушкой ваших детей - мадам Плювиньек. Я приехала только предупредить вашего мужа...
Последняя фраза адресована мне. Прежде, если кто-нибудь умирал, меня никогда не предупреждали. В чем же тут дело? Я ловлю себя на том, что считаю по пальцам, прежде чем проговорить:
- Ей около ста, не так ли?
- В нашей семье живут долго, - продолжает матушка. - Твой дед умер восьмидесяти восьми лет. Бабушке девяносто четыре. Они намного пережили своего зятя.
Я хотел было пояснить, но матушка комментирует сама:
- Твой бедный отец женился на мне ради состояния, которым так и не смог воспользоваться. Это поучительная история.
Она заводит какую-то новую песню. Однако что-то за всем этим скрывается. Как это я сразу не догадался, что мы приближаемся к истинной цели ее визита? Сейчас меня поставят в известность, вот, уже начинается:
- С твоей бабушкой на днях случился удар. Я только что приехала из Сегре, но в Париже я одна. Твой брат Марсель с женой путешествуют по Карибскому морю, я даже не уверена, получили ли они мою телеграмму.
Она придвигается ко мне совсем близко. Я вновь ощущаю тот запах, который папа называл "ароматом полей": мадам, должно быть, провела какое-то время в хлеву, беседуя с фермершей, прежде чем сесть в автобус и поехать на станцию. Еще одна подробность: у нее уже не один, а три золотых зуба во рту; преодолевая одышку, она произносит:
- К тому же, если говорить начистоту, я сейчас не в ладах с Марселем. Твоя бабушка, по его настоянию, сделала такие распоряжения, которые сильно ущемляют меня... да, впрочем, и тебя тоже. Я тебе объясню.
Она вздыхает. По правде говоря, мне уже не нужно никаких объяснений. То, что Марсель присвоил себе право на все наследство семьи Резо, - это ее вполне устраивало! Но он, видно, вошел во вкус и теперь норовит зацапать еще и наследство Плювиньеков - иными словами, состояние нашей матери, вот тут уже - стоп! Этого она не допустит. Появиться в обличье жертвы - весьма ловкий способ проникнуть сюда: мадам Резо приехала просто-напросто для того, чтобы предложить мне, своему бывшему врагу, союз против моего брата.
2
Звоню по телефону Батисту Форю, кузену Бертиль, а главное, другу - по профессии он художник, - и слышу, как он смеется в бороду.
- Да это просто история с привидениями, - говорит он. - Привидений я никогда не рисовал. Если она снова появится, позволь мне написать ее портрет.
Звоню Арно Макслону, моему коллеге и соседу, с которым мы дружны уже двадцать лет. Как и я, он женат во второй раз и окружен детьми от обеих жен. Он любит добродушным тоном пророчить самое худшее.
- Ну что ж, - говорит он, - она ждала, чтобы истек срок давности. Берегись: это пахнет рецидивом.
Звоню Поль, которая была моей приятельницей еще до появления Моники; она старше меня и относится ко мне немного по-матерински. Мы не виделись со времени ее отъезда в Испанию. Но с тех пор, как она вернулась, раз в месяц мы болтаем по телефону: Поль говорит, что стала совсем седая и, если я ее увижу, она много потеряет в моих глазах. Слух у нее прекрасный, и голос, который я слышу, не видя ее, заявляет с царственным равнодушием: