Дикое племя

— А когда человек становится больше не нужен ему, то он умирает?

— Да.

Энинву глубоко вздохнула.

— Возможно, что ты хочешь соблюсти некоторые приличия. А может быть, ему еще не удалось сделать из тебя животное.

— Подчинись сейчас, Энинву, а позднее ты сможешь удержать его от превращения всех нас в скотов.

Подчинись сейчас . Эти слова вызвали нехороший привкус у нее во рту, но она взглянула на осунувшееся лицо Исаака, на его неприкрытое страдание и страх из-за того, что она так спокойно вела себя. Она заговорила как можно мягче:

— Когда я слышу, как ты говоришь о нем, мне кажется, что ты любишь его больше, чем он тебя.

— А разве в этом дело?

— Да, дело не в этом. Ты именно тот человек, для которого это не имеет значения. Мне казалось, что он может быть хорошим мужем. На корабле я беспокоилась о том, что не смогу стать именно такой женой, какая ему нужна. Мне хотелось угодить ему. Сейчас я думаю только о том, что он никогда больше не отпустит меня.

— Никогда? — повторил Исаак с мягкой иронией. — Это слишком большой срок, даже для него и для тебя.

Она отвернулась. В другой раз она была бы удивлена, услышав, как Исаак советует набраться терпения. Он был не очень-то терпеливый молодой человек. И сейчас, спасая ее, он был готов впасть в отчаяние.

— Ты получишь свободу, Энинву, — сказал он. — Но сначала тебе необходимо добраться до него. Он, подобно черепахе, заползает в свой панцирь, который год от года становится все толще. Тебе понадобится много времени, чтобы проникнуть внутрь человека, но оно у тебя есть, и есть человек, до которого тебе следует добраться. Ведь он родился на свет таким же, как и мы. Он слишком извращен, потому что не может умереть. Но он все еще человек. — Исаак остановился, чтобы перевести дух. — Не спеши, Энинву. Разбей оболочку и войди внутрь. Он окажется как раз тем, что нужно тебе, так же как ты — та самая, в ком нуждается он.

Она покачала головой. Теперь она знала, что чувствуют рабы, когда лежат закованные в цепи на скамье, а раскаленное железо работорговца впивается в их тело. Из-за собственной гордости она отрицала то, что фактически была рабом. Дальше она не сможет это отрицать. Клеймо, поставленное Доро, отметило ее с того самого дня, когда они встретились. Она могла освободиться от него только за счет смерти и предательства собственных детей, оставив его в этом мире превращаться в худшее из животных. Многое из того, о чем говорил Исаак, теперь казалось ей правдой. А может быть, это из-за ее трусости и страха перед тем ужасным способом, которым Доро пользовался для убийства и который придавал такой вес его словам? Откуда ей было знать? Что бы она ни сделала, все обернется злом.

Исаак встал, подошел к ней, взял за руки и попытался потянуть вверх, чтобы она поднялась.

— Я не знаю, каким мужем я могу быть для… для кого-то подобного тебе, — сказал он. — Но если желание сделать приятное тебе будет выше всего…

Почти не сопротивляясь, с полной безнадежностью, она позволила ему приблизить ее к себе. Если бы она была обычной женщиной, он мог бы задушить ее в объятиях. Спустя некоторое время она сказала:

— Если бы Доро сделал это по-другому, Исаак, если бы он сказал мне, когда мы встретились, что он ищет жену для своего сына, а не для себя самого, я не стала бы срамить тебя отказом.

— Но мне нисколько не стыдно, — прошептал он. — Просто, чем дольше ты не позволишь ему убить тебя, тем…

— Если бы у меня было мужество, как у твоей матери, я бы убила себя сама.

Он с тревогой посмотрел на нее.

— Нет, я буду жить, — успокоившись, сказала она. — У меня нет мужества. Я никогда раньше не думала о том, что буду столь малодушной, но признаюсь, что это так. Жизнь стала для меня очень дорогой привычкой.

— Твое малодушие ничуть не больше, чем у любого из нас, — сказал он.

— Все остальные, по крайней мере, не делают никакого зла из-за своей трусости.

— Энинву…

— Нет. — Она склонила к нему свою голову. — Я решилась. Я больше не буду произносить громкие, но лживые слова, даже самой себе. — Она взглянула на его молодое, почти детское лицо. — Мы поженимся. Ты хороший человек, Исаак. Я плохая жена для тебя, но, возможно, в этом месте среди этих людей это не будет иметь большого значения.

Он поднял ее своими сильными руками и понес на большую мягкую постель, чтобы зачать детей, которые продлят ее рабство.

Книга 2. Дети Лота 1741 г

7

В очередной раз Доро появился в Витли, когда решил проведать одну из своих дочерей. Его не оставляло чувство нависшей беды, и как обычно, он позволил этому чувству управлять его поступками.

Уже по дороге от причала, приближаясь к городу, он услышал громкий спор, который, похоже, был в самом разгаре: спорили о том, что чья-то корова помяла чужой огород. Доро медленно приблизился к спорщикам, разглядывая их. Они стояли перед Исааком, сидевшим на лавке возле дома, который он и Энинву построили почти пятьдесят лет назад. Исаак, стройный и моложавый, несмотря на свой возраст и густую шапку седых волос, официально не имел никаких прав улаживать подобные споры. Он был фермером, торговцем, но никогда не служил в городском совете. Но даже в его молодые годы люди шли к нему со своими недоразумениями. Он был одним из самых любимых детей Доро. И это делало его влиятельным. А кроме того, его честность и справедливость были известны всей округе. Люди любили его, но совсем иначе, чем Доро. Они могли почитать Доро как бога, они могли выражать ему и свою любовь, и свой страх, и свое уважение, но большинство находило его достаточно страшным для искренней любви. Одна из причин, приведших Доро именно к Исааку, старому и мало на что способному, состояла в том, что Исаак был не только сыном, но еще и другом. Исаак был одним из тех немногих людей, которые принимали Доро без страха и фальши. К тому же Исаак был очень стар и должен был скоро умереть. Они все так быстро умирали…

Приблизившись к дому, Доро некоторое время продолжал сидеть, сгорбившись, на своей черной кобыле — очень красивой лошади, которая появилась у него вместе с его последним менее красивым телом. Двое спорщиков уже угомонились к этому моменту. Исаак обладал талантом успокаивать безрассудных людей. Иной человек мог говорить и делать то же самое, что и Исаак, но получить в результате одни неприятности. Но Исаака слушались все.

— Пелхем, — говорил Исаак старшему из спорящих, огромному, широкому в кости фермеру, которого Доро давно взял на заметку как чистопородного производителя. — Пелхем, если тебе нужна помощь, чтобы починить эту изгородь, я пришлю одного из своих сыновей.

— Мой сын сам справится с этим, — отвечал тот. — Что касается работы с деревом, для него это не составляет труда.

У сына Пелхема, как припомнил Доро, хватало ума только лишь на то, чтобы не мочиться под себя. Он был крупный и сильный мужчина с разумом ребенка — к счастью, ребенка очень робкого и мягкого. Доро был очень обрадован, услышав, что тот может что-то делать.

Исаак перевел взгляд, увидел очень приметного незнакомца и безошибочно понял, кто перед ним. Не имея даже намека на таланты его брата Лейла, Исаак неизменно узнавал Доро.

— Ну вот, — сказал он, — как раз настало время вернуться к нам.

Затем он повернулся в сторону дома и крикнул:

— Питер, иди сюда.

Он проворно встал и взял поводья лошади, протягивая их своему сыну Питеру, который спешил к ним от ворот.

— В один прекрасный день я наконец-то соберусь спросить тебя, как тебе всякий раз удается меня узнать, — сказал Доро.

Исаак рассмеялся.

— Я сказал бы тебе, если бы сам мог понять. Ты — это ты, вот и все.

Теперь, когда Доро заговорил, Пелхем и другой человек узнали его и наперебой забормотали слова приветствия. Доро протянул руку.

— Я приехал навестить своих детей, — сказал он.