Пряники

– Во, вспомнил! Тому уж четверть века прошло, – буркнул Лаптев.

– Короче, мужики, дело было так, – начал Лукич, – мы с Данилычем были на сборах в облцентре. Аж четыре месяца, – он повернулся к Лаптеву, – Может, ты сам расскажешь?

– Давай, давай, Лукич, у тебя здорово получается.

– Ладно. Значит, на втором месяце нас послали на практику. Мы ж кто были? Так, сосунки, ни бе, ни ме, ни кукареку. Пацаны, то есть.

– Ага, пацаны, – не сдержался Лаптев, – в армии уж отслужили…

– Ладно, тебе, – мы ж, главное, жизни ни хрена не знали, что там армия: подъём, отбой, столовая, плац, строевая… – Лукич задумался мечтательно. – Классно было, в общем-то. Не надо ни о чём думать, решения какие-то принимать. Тебе сказали – ты пошёл…

– Да пошёл ты, Лукич, – не выдержал кто-то из офицеров, – жизнь нашёл.

– Да я так, в порядке ностальгии, – улыбнулся Лукич.

– Короче, – начал Лаптев, – я понял и вспомнил о чём речь, – он помолчал, – гадкий случай. Мы практику проходили в райотделе, нас к участковому опытному приставили. Вот. – Он опять помолчал. – Пошли мы с ним по его участку, опыта набираться. Там пивнушка была, сейчас «Цыплята табака». Такая же рыгаловка, собственно, только название сменилось. Так сейчас хоть нужник в ней, в смысле, в рыгаловке, есть. А тогда ни хрена не было. Угол был. На улице. Ну, скажите, люди пиво пьют литрами, куда им деваться-то? За угол, конечно. Подходим к пивнушке, лейтенант, участковый, в смысле, опытный, заводит нас за этот самый угол, а там мужик в норковой шапке это самое, оправляется…

– Ссыт, то есть, – вставил кто-то из компании.

– Ага, – покосился Лаптев на сказавшего, – ты бы покультурней что ли.

– Как в том анекдоте что ли? – вставил вопрос Лукич.

– Короче, лейтенант этот подходит к мужику, снимает шапку у него с головы, норковую шапку-то, и прям под струю подставляет.

Лаптев даже замолчал от возмущения.

– Ага, – встрял Лукич, – а потом шапку на голову мужику одевает…

– Да ты чо! – Кто-то аж встал. – Ну, сволочь!

– Я ж и говорю, – мрачно сказал Лаптев. – Сволочь! А ты, – обернулся он к Лукичу, – пример! Говёный пример-то.

– Да я так, для начальства… – пробормотал Лукич. – А у тебя что за почта, может, помочь?..

– На Горбача опять жалоба, – буркнул Лаптев, – пьянка, дескать, бомжи ходят. Чего помогать-то, сам управлюсь.

– Смотри, – Нартов поднялся.

Подошло время расходиться по участкам, проверять благонадежность граждан, а также соблюдение паспортного режима, санитарно-гигиеническую обстановку, наличие номерных знаков на домах и ещё тысячу и одну вещь, за надлежащим состоянием которых надлежит надзирать участковому.

Лаптев шёл не спеша – не двадцать пять, поди, лет-то. Замечал всё: окурки, фантики, шелуху от семечек, брошенную, где попало. Смотрел хозяйским глазом на группки парней и девчонок, пьющих всякие там энергетические напитки, появившиеся в магазинах и киосках неизвестно откуда. Вот ведь беда: ничего в стране не было, а тут вдруг такое появилось, о чём раньше и знать не знали. Да, ладно, лишь бы не хулиганили.

Устал, естественно, к вечеру, никаких опять протоколов не составлял, никого в участок не тащил – не за что было, а все равно устал. Годы…

Позвонил домой.

– Мань, – сказал жене, – я скоро дома буду, к Горбачу заскочу вот…

– Да уж, ты без Горбача не можешь.

– Мань, порядок – есть порядок. Да буду я скоро.

Что ж Маня, она всё понимает: считай, тридцатник почти на участке отпахал, разное бывало. Бывало, и по двое суток пропадал, когда в какую-нибудь засаду отправят. Не в том, анекдотном милицейском смысле, что, дескать, где-то засаживал, а в прямом, в настоящей засаде на преступников сидел сутками. Всяко бывало.

Хоть и вечер, а лето же – светло, тепло, сейчас бы на речку с удочкой, в крайнем случае, с тем же Лукичом бутылочку взять, огурчиков малосольных, да на бережок. Э-хх! Идти надо. К Горбачу.

Горбач – это не просто содержатель притона, это личность, широко известная, как говорится, в узких кругах. Не авторитет, ясно, вор там, в законе или что иное, но к нему стекалась всякая шваль. Шваль-то шваль, конечно, но иногда появлялись и серьёзные фигуры, находящиеся, например, во всероссийском розыске. А то и в международном. А как с притонами бороться? Только каждодневным надоеданием, посещением, проверкой документов у присутствующих граждан, а то и вывезением этих самых граждан в околоток. Чтоб не тянуло, стало быть, опять в эту квартирку опасную.

Хотя сам Веня Горбач – человек безобидный, безвольный, потому – пьющий, а поскольку ни семьи, ни работы не имел, а жил на инвалидную пенсию, да на то, что посетители принесут, то сюда-то и повадились всякие бездомные граждане, либо любители выпить в тепле, да в безопасности. Вот эту безопасность и надо нарушить. Так, чтоб опасно стало сюда ходить – «замести» могут.

Двор здесь шикарный: газоны зелёные, детская площадка, спортивная, приспособления для выбивания пыли из ковров да матрасов. Люди говорят: здесь мэрова дочка живёт, потому и порядок. Что правда, то правда: жила здесь дочка мэра несколько лет назад. Так вот и не живёт уж сколько лет (в элитный дом по соседству переселилась), а в доме и во дворе – порядок. Может, по привычке…

Одна беда: общая, кстати, на сегодняшний день для всех российских дворов – машинами всё забито, каждый свободный пятачок, даже и на газоны кое-где залезают. Знал капитан Лаптев, что у многих автомобилистов гаражи имеются, да лень ходить туда-сюда каждый день: утром в гараж, вечером из гаража. Раньше жуликов боялись, так запирали своих «ласточек» под двадцать замков, да ещё сигнализацию включат. Все одно, правда, воровали, но все-таки сложнее было. Сейчас, благодаря бескомпромиссной борьбе органов правопорядка, вот и его, капитана Лаптева тоже, опасность угонов снизилась, водители стали вести себя смелее, а дворы оказались забитыми, мимо не пройдёшь, чтобы за какой-нибудь бампер не зацепиться.

Правда, с «гаражным синдромом» стало полегче. Раньше ведь как: соберутся мужики в гараже, выпьют по сотке-другой, побалагурят, да кто-нибудь ещё в магазин сбегает, добавят (как там у Высоцкого: «выпили, добавили ещё раза, тут нам истопник открыл глаза…»). Домой мужики идут, естественно, под градусом. А тут ведь не только семейные скандалы, а и по дороге может что случиться: иль на мужика кто наткнётся, иль он на кого. Потом разборки, штрафы, а то и «пятнашка» – те самые пресловутые пятнадцать суток за мелкое хулиганство. Сейчас хоть попроще стало, не колобродят эти «синдромные» по дворам и улицам. Не то, чтобы совсем, но всё-таки…

На дорожках, пересекающих двор по диагонали, стояли скамейки, на скамейках бабушки, на лужайках внуки резвятся, бабули лясы точат.

– Здорово, бабки! – Остановился он возле одной из лавочек.

– Сам такой, – не задумываясь, ответила одна – Ирина Германовна.

– Ага, молодой наш, – добавила вторая – Галина Николаевна.

Лаптев присел на краешек скамьи.

– Ну что новенького в вашем царстве? – Закуривая сигарету, спросил он.

– Ты чего это раскурился тут! – Возмутилась Ирина Германовна.

– Да я ж не в себя, – хихикнул Лаптев, – да урна рядом. Я же аккуратный.

– Ладно, кури уж, – милостиво сказала Галина Николаевна, – пока дети далеко.

Лукич рассказал пару свежих анекдотов, вместе посмеялись, женщины обрисовали оперативную обстановку во дворе и в доме. Ничего, особенного, не происходило, двор у них благонадежный, вот только у Веньки опять какие-то люди, из форточек вон дым табачный валит, да сивухой аж сюда доносит. Но не шумят.

Капитан уж встал, когда Ирина Германовна спросила:

– А ты, Данилыч, как-то бурчал чуть не на весь двор, что выселять надо Веньку-то. – Она строго посмотрела на Лаптева. – И что?! – Грозно добавила она.

– Ох, беда, бабоньки, – вздохнул Лаптев. – По Конституции все граждане имеют право на жилье, кроме определённых ситуаций, естественно. – И опережая возмущение собеседниц, добавил. – А ситуация… необходимая ещё не сложилась. Он, кстати, за жильё и коммуналку первый раз вовремя не уплатил…